Жирный баран и ящик водки

В прошлом году, когда я прилетел в Нью-Йорк из Алма-Аты, была осень. Мне было тридцать лет, за душой – пять тысяч долларов, а в душе извергающийся вулкан амбициозных планов. Нью-Йорк возбуждал меня, восхищал и приводил в восторг! В моих глазах полыхал пожар, давление и пульс многократно превышали норму.
Прошло совсем немного времени, и мне пришлось переместиться из дипломатического отеля “Pickwick” в дешевый, но опрятный отельчик между Сентрал-парком и Гарлемом. Там, среди афроамериканцев, я стал вспоминать, что я дипломированный врач-терапевт, что в Алма-Ате остались мои родители, мой пятилетний сын и жена, с которой я развелся через три года после женитьбы.[!]
В отельчике, в котором я обосновался, были общими туалеты и душевые, а в маленькой предоставленной мне комнатушке едва помещались кровать, встроенный шкаф для одежды, телевизор, стол и складной стул. Отельчик находится в жилом квартале, и вскоре я привык засыпать под грохочущий рэп и проникающий через все щели дурманящий запах марихуаны.
Месяца через два я уже мог понимать и использовать в разговоре уличный афро-американский английский язык, который властно вытеснил мой бритиш, растворившись и осев в подсознании.
Пришло время искать работу. В Нью-Йорке это дело не простое, и я не стану рассказывать обо всех своих мытарствах по этому поводу. Настал день, когда я позвонил уже примерно в 70-й раз по 70-му объявлению и услышал обычное, сказанное женщиной:
«Здравствуйте! Чем я могу вам помочь?»
«Я ищу работу, - нагло начал я, - и если вы хотите мне помочь, вы должны мне ее дать».
«Одну минуту! Я передам трубку боссу».
Я вдруг услышал, как она сказала по-русски: «Борис, по-моему, какой-то зверь звонит».
С Борисом разговор был короткий. Он сразу спросил меня:
«Откуда вы?»
«Я из Алма-Аты!»
«А, так это же Молдавия, кажется?» – утвердительно-вопросительно сказал он уже по-русски.
«Нет, это – Казахстан!»
«А-а-а, Казахстан… Ну, приходи на аппойнтмент прямо сейчас, сможешь?»
«Конечно!»
Я очень люблю Вест 72 стрит. Не только потому, что это красивый район между Сентрал-парком и Хадсон ривер, но еще и потому, что здесь жил и творил Джон Леннон. Я шел к магазину и думал, что наверняка это не случайное совпадение, что я, - а в этом была абсолютная уверенность, - буду работать неподалеку и на той же улице, где жил мой кумир.
Борис, хозяин этого небольшого магазина скобяных товаров, предстал передо мной, как маститый уголовник, с наколками до локтей, ленинской кепке и блестящих, как у Берии, очках-окулярах.
Галина, его жена, голубоглазая и русоволосая, показалась мне доброй и спокойной, но произнесенное ею слово «зверь» вызывало во мне чувство обиды. Галина выполняла функции кассира в этом магазине.
Как я и ожидал, меня взяли на работу – с окладом 7 долларов в час. Но, несмотря на это, моя работа всегда была безупречной. Правда, Борис, равно как и Галина, делали вид, что им все не нравится, но я-то понимал их тактику и иногда язвительно перечислял свои обязанности: я и грузчик, и кладовщик, и продавец, и секьюрити, и уборщик! Когда Борис слышал это, он бежал в туалет, а Галина, хлопая своими небесного цвета глазами, говорила: «Да ты ж посмотри на этих мексикашек, они ж за три доллара убиваются!..» Я тяжело вздыхал в ответ, а про себя думал: «Ну, да Бог с вами!» Люди-то они неплохие.
Уже наступало время Кристмаса. Однажды в магазин зашел один пожилой джентльмен и спросил по-русски:
- У вас есть новогодние лампочки?
- Да, конечно, - ответил я и подал ему коробку с лампочками.
Он посмотрел на меня с явным любопытством.
- Вы случайно не из Казахстана?
- Точно. Как вы узнали? Борис, например, думал, что я из Молдовы.
- Да?! – он беззвучно засмеялся.
- А вы сами откуда будете? – спросил я.
- Я из Новосибирска. Но я работал с Казахстане три года как молодой специалист после института.
-Вы, наверное, металлург или горняк?
- Нет. Я – хирург.
- Что вы говорите?! – воскликнул я и сказал: - Я тоже врач, терапевт, правда, бывший.
- Ооо! Это интересно. – Он протянул мне руку. – Лисовский, Вениамин. Можно просто – Веня.
- Арман, - ответил я, пожимая его руку.
Вениамин стал заходить в магазин довольно часто. Он любил поболтать со мной и ему нравилось, что мы можем говорить на любые темы. Когда он уходил, Борис всегда ворчливо выражал свое неудовольствие:
- Ты знаешь, кто он такой? Он – алкаш!
- На алкаша он не похож, - возражал я. – Правда, габидус несколько изменен.
- Чево?
Я старался не вступать с Борисом в дискуссии, но Веню мне всегда хотелось защитить.
- Анаксимандр говорил: не порицай в других то, чем страдаешь сам.
- Чево?
- А то, что ты при мне каждый день выпиваешь в магазине пинту водки.
- Ну и что?!
- Ничего!
Борис уходил в туалет, а Галина, хлопая глазами цвета ультрамарина, подытоживала: «Веня пьет. Пьет. И всегда сам с собой».
Веня действительно человек одинокий. Живет он на 71-й стрит, в двух кварталах от магазина, в очень скромной студии. Он знал, что и я одинокий волк, живущий в конуре более убогой, чем его собственная, и, может быть, поэтому, а может быть, из чувства родственности душ, зайдя в магазин 30 декабря, пригласил меня встречать Новый год вместе с ним, в его студии.
- Будут еще двое – очень хорошие люди – муж и жена, - сказал он, выходя из магазина.
31 декабря в 10 часов вечера я был у Вени в его скромной, но очень уютной и украшенной по-новогоднему студии. Его друзья – муж и жена Дроздовские – пришли несколькими часами раньше, по-видимому, для того, чтобы помочь хозяину в сервировке стола. Небольшой продолговатый стол на четыре персоны был накрыт по-нашему, по-советски, хлебосольно и очень аппетитно. На середине стола возвышались две литровые «смирновки» и бутылка шампанского. Я принес третий литр, просто по традиции, в качестве презента.
Мы сели за стол. Дроздовские показались мне очень симпатичными людьми. Они из Москвы. Наташа – график-дизайнер и Денис – начинающий программист. Их квартира – этажом ниже, такая же, как и у Вени, студия.
- Удивительно как-то, - сказал я. – Удивительная,

чудная история.
- Ты о чем, Арман? – осторожно поинтересовался Веня.
- О том, что я здесь, с вами, в кругу хороших добрых людей.
Веня улыбнулся и вместе с улыбкой на мгновение унесся, как мне показалось, куда-то в глубины своего Я, сквозь десятки прожитых лет.
- Это нормально, дорогой друг. Я рад, что ты рад. А вот насчет удивительного… Сейчас я выпью и расскажу вам удивительнейшую историю, участником которой был я сам, и это было в Новый год, очень много лет назад.
Денис стал разливать водку по рюмкам.
- Нет-нет-нет! – запротестовал Веня. – Мне – сюда. И, пожалуйста, полный.
Он пододвинул массивный бокал, и Денис наполнил его до краев.
- Да! Это то, что надо! – сказал Вениамин. – Ну, что? Пьем: За уходящий год. Мы его победили. За победу!
Веня залпом выпил примерно 250 граммов водки, наспех закусил, при этом жестом приказав нам последовать его примеру. Мы тоже выпили.
И Веня начал:

- В 1965 году я закончил Новосибирский медицинский институт и был направлен как молодой специалист в Казахстан, в маленький горняцкий поселок Майкаин, на севере республики. Моя жена не захотела ехать со мной, и она осталась с маленьким нашим сыном Илюшей в Новосибирске. Что я мог поделать? Пришлось ехать одному. Поселок этот в то время был сравнительно небольшим, с населением 10 тысяч человек. Майкаин с казахского переводится – масляная береза. И действительно там растут эти деревья, они невысокие, но имеют очень белый ствол и темно-зеленые, такие плотные, с маслянистым блеском листья. Как раз на территории больницы, куда я был назначен, их было довольно много. А вокруг бескрайняя зеленовато-фисташковая степь летом и «белое безмолвие» зимой.
Больница, о которой я уже упомянул, была не маленькой, со множеством отделений. Я попал в отделение экстренной хирургии, главным врачом которого был Вдовушкин Вячеслав Иванович. Блестящий хирург, опытный практик, просто хороший человек. Один был у него изъян – он пил, пил всегда, пил много. Но пьяным я его не видел никогда.
Так вот, этот человек воспитал меня как хирурга. Работать приходилось очень много. Мы обслуживали не только поселок, но и все аулы в радиусе 100 километров. Через год я делал любые операции в брюшной полости. Иногда к нам поступали безнадежные больные, люди, уже приговоренные к смерти. Вдовушкин все равно оперировал их, пытаясь хоть как-то помочь этим бедным людям, вселить в них надежду, что ли.
Как-то осенью, а точнее, в начале октября 1966 года, к нам привезли больного из аула Бирши, что в 70 километрах от Майкаина. Это был мужчина, казах, лет сорока пяти, очень крупного телосложения и ростом под два метра. Звали его, как сейчас помню, Арынбай. Вдовушкин взметнул свои брови, что означало: больной безнадежен.
- Готовить к операции! – тем не менее распорядился он и добавил, глядя прямо мне в глаза: - Оперировать будешь ты. Я буду твоим ассистентом. Тебе нужно будет только вскрыть тело, осмотреть внутренности и снова зашить. Вот и все.
Ослабевший Арынбай, уже лежа на операционном столе, посмотрел на меня мутными глазами и тихо сказал:
- Ты мене вылещи, дарагой, осин прашу. У мене пьят детей. Я должен жит!
- Не беспокойтесь, все будет в порядке. Мы вас вылечим. У нас и не такие больные были, которых мы ставили на ноги! А у вас – пустяк. Совсем ничего, кое-что уберем – и будет полный порядок! – говорил я ему и удивлялся тому, как эти слова сами вылетали из моего рта.
Когда все было готово, я сделал длинный глубокий продольный разрез.
- Ты видишь! – шепнул Вдовушкин.
Желудок больного более чем на две трети был поражен раком. Поражены были двенадцатиперстная кишка и другие важные органы. Он был абсолютно неоперабелен. Я зашил его обратно, сделав свой фирменный шок «внахлест», которому меня научил Вячеслав Иванович.
На следующий день больной слабым голосом спросил меня:
- Ну, как, доктор?
- Все отлично, дорогой товарищ Арынбай. Будете жить. Будете!
- Ой, спасыба, дарагой. Какой ты хороший щаловек! Как тебе благадарыть, не знаю?!
- Но лечение еще не закончено, - сказал я, вспоминая тактику Вдовушкина.
Я знал, что больной больше не сможет принимать пищу, никакой пищи, кроме небольших доз теплой воды. И также знал, что он не протянет и десяти дней.
- Лечение еще не закончено, - повторил я. – Вы ничего не должны есть 30 дней, совсем ничего, ни крошки. Абсолютно ничего, поняли?
- Да, канэшна, если нада. А пит можно?
- Пить можно. Пусть для вас соберут чистый снег, растопят его и дают теплым всегда, когда вы захотите. После тридцати дней пейте неделю кумыс и айран, а потом постепенно переходите на обычный режим питания. Вы поняли? – Я опять удивился, как слова сами по себе выходят из меня.
- Харашо, дарагой. А когда я вылещусь?
- К Новому году будете как молодой конь! – соврал я.
- Харашо, дарагой. Што хош от мене, скажи?
Чтобы вселить в Арынбая больше надежды, я сказал:
- Когда будете здоровым, как конь, дадите мне хорошего жирного барана и ящик водки!
- Это псе? – удивился Арынбай. – Может, ты хочешь конь?
- Нет! – твердо стоял я на своем. – Я хочу жирного барана и ящик водки!
- Харашо, дарагой!
Человек, который сопровождал Арынбая, совершенно не знал русского языка. Но Вдовушкин, хорошо знавший казахский, что-то сказал ему, разводя при этом руками.
А еще через месяц началась настоящая буранная зима. Но как раз в то время, под Новый год, мне как молодому специалисту дали двухкомнатную квартиру. В новой трехэтажке, на третьем этаже. Я звонил жене, я писал ей письма, слал телеграммы. Моей радости не было предела! Мне всего только 26 лет, и у меня собственная двухкомнатная квартира! И жена ответила. Она сказала мне: «Да, приеду, жди. Прямо на Новый год, 31 декабря».
Пока я ждал свою семью, я привел квартиру в отличное состояние. Сделал ремонт. Купил в кредит мебель, холодильник, телевизор. А самое главное – я был видным человеком в поселке. Меня знали и уважали. Я не пил, не курил, не гулял с женщинами. Конечно, думал я, мы будем счастливы всей семьей даже в этой глуши!
И вот наступил этот долгожданный день 31 декабря 1966 года. Я без конца бегаю на телефонную станцию, звоню в порт – не отложили ли рейс? Нет. Все в порядке. Самолет вылетел. Самолет приземлился в Павлодаре. Из Павлодара в Майкаин автобусы идут каждые 45 минут до 10 часов вечера. Я жду на автобусной станции. Жду час, два, три. В восемь вечера начался буран, и сообщили, что больше никакого движения на трассе не будет. А я все сижу и жду. Уже девять вечера! А вдруг что-нибудь случилось? Надо пойти в переговорный пункт, заказать разговор с Новосибирском. Что-то в душе противилось этому. Но ведь надо же! Иду, заказываю разговор. Меня вызывают в кабину, вот я снимаю трубку и слышу до боли родной голосок Илюши:
- Але, папа, папочка! С Новым годом!
- С Новым годом, сынок, дорогой мой Илюшенька! А где мама?
- А мама на кухне. Позвать?
- На кухне?! Нет, сынок, не надо…
Я шел домой сквозь буран и твердил: не надо, не надо, не надо! А в ушах звенел, как колокольчик, голос моего дорогого мальчика.
Вот и дом мой. Что это? Два всадника гарцуют у подъезда, ждут кого-то. Вдруг слышу:
- Вот дарагой! Вот он!
Оба спрыгивают с коней. Один из них – здоровенный детина – сгребает меня в охапку и подбрасывает в воздух, как ребенка. Я ничего не понимаю. Кто эти люди? Что им нужно от меня?
- Кто вы такие? – спрашиваю. – Что вам нужно от меня?
- Вот, видишь, жирный баран привез тебе и водка, как хотэль!
- Какой баран? Какая водка? – недоумеваю я.
- Ты што, забыль? Ты операсья мне дела, забыль?
Тут что-то зашевелилось у меня в мозгах. Да этого не может быть! Это, наверное, галлюцинации?
- Быть этого не может, - говорю я вслух.
- Как не может? Сам же гавариль – к Новому году будешь, как конь! А вот баран, видишь, какой жирный!
Так, говорю я себе, стоп, нужно сосредоточиться. Это Арынбай, точно, сто процентов. Но как?! Как?! Попросил их подождать минуту.
Забежал в подъезд, стучусь, барабаню в квартиру, где есть телефон, - единственный телефон в доме. Открывает хозяин – директор цеха. Я вбегаю, звоню Вдовушкину. Вдовушкин примчался через три минуты, без верхней одежды. А ведь мороз – минус 40С.
Вдовушкин: - Невероятно! Или я пьян?
Я: - Невероятно! Или крыша поехала?
Это была фантастика! Человек, бывший на третьей стадии рака желудка, живой и здоровый! Боже мой, какое чудо! Какое счастье! Это было потрясающее чувство! Чувство соприкосновения с какой-то великой тайной, великой силой!
Мы справляли тот 1967 год вчетвером. Два казахских богатыря, Вдовушкин и я. Вдовушкин беседовал с богатырем до утра, пил водку, как воду, закусывая свежей вкусно приготовленной бараниной. А я впервые в жизни выпил полный граненый стакан водки. Выпил за Новый год! За Новый год жизни Арынбая – этого уникальнейшего человека на Земле.