Фестиваль фильмов о танце

В середине января в Линкольн центре прошел фестиваль фильмов о танце. Этот фестиваль уже 7 лет проводят совместно две организации: Film Society of Limcoln Center и Dance Films Association. В этом году были показаны 6 программ, составленных из фильмов о различных видах танца, включая балет и уличные танцы, а также рисованный фильм о балете.
Из 6 программ я посмотрела 4. Начну с последней. Программа была составлена из небольшого рисованного юмористического фильма о балетных звездах. Затем шел 100-минутный фильм «Нижинский: Дневники Вацлава Нижинского». Этот фильм, который был одним из самых значительных на фестивале, создал австралийский режиссер Пол Кокс.
Биография великого русского танцовщика драматична. Нижинский родился в семье польских танцовщиков в 1889 году, закончил Петербургское театральное училище и был принят в Мариинский театр, где сразу занял ведущее положение. В 1911 году был уволен из театра за то, что самовольно надел в «Жизели» новый костюм по эскизу А.Н.Бенуа: костюм казался по тем временам неприличным, поскольку слишком оголял мужские ноги. К тому же на спектакле присутствовали вдовствующая императрица Мария Федоровна и две великие княгини. Императрица была возмущена костюмом Нижинского. Дягилев тут же увез Нижинского в Париж и сделал первым танцовщиком создаваемой им труппы. Дягилев вырастил из Нижинского уникального артиста двадцатого века, дал ему возможность ставить балеты. Легенда о великом артисте жива до сих пор. Но то ли Дягилев злоупотреблял своею властью, то ли Рамола Пульска оказалась сильнее (молоденькая румынка, которую Дягилев принял в труппу по просьбе Чекетти), то ли Нижинский действительно полюбил Рамолу… Словом, в 1914 году, оказавшись на время свободным от опеки Дягилева (труппа плыла в Америку на гастроли без Дягилева, тот остался на континенте), Нижинский женился на Рамоле прямо на корабле. Дягилев не простил измену и уволил Нижинского из театра. Нижинский пытался организовать свой театр, гастролировал в Лондоне, вернулся в труппу Дягилева, ставил новые балеты...В 1917 году психическое заболевание заставило танцовщика покинуть сцену. Но он начал писать свои «дневники» , записки, разговор с Богом, наблюдения над жизнью, размышления о смерти.... 19 января 1919 года состоялось последнее публичное выступление Нижинского, которое он сам подробно описывает в своем дневнике и которое записали другие наблюдатели. Он выступил в отеле в швейцарском селении Сен-Мориц. Это странное выступление окончательно убедило жену в болезни мужа. Утром следующего дня Рамола, ее мать и отчим повезли Нижинского в Цюрих к знаменитому врачу. Последние слова, которые Нижинский записал в дневнике: «Если все поедут, то я тоже поеду. Бог хочет показать людям, что я такой же человек, как они...

Я поеду сейчас...
Я жду...
Я не хочу...

Врач в Цюрихе констатировал шизофрению, болезнь, по тому времени, неизлечимую. Нижинский остался в клинике. После того как врачи ознакомились с дневниками Нижинского, они вернули их Ромоле, которая впоследствии их напечатала. После заключения в лечебницу Нижинский прожил еще 30 лет. Сознание не возвращалось к нему. Фильм создан Коксом по дневникам Нижинского, которые читает артист сэр Дерек Джакоби. Не могу сказать, что фильм мне понравился, но он производит сильное впечатление. В ролях Нижинского появляются разные артисты, но танца как такового почти нет (что разумно, нельзя воссоздать танец великого артиста, тем более, когда исполнители - второстепенные танцовщики). Исключение составляют отрывки из «Видения розы» и «Послеполуденного отдыха фавна». Подробно показано только последнее выступление Нижинского. В фильме участвуют - движутся, стоят неподвижно - главные балетные персонажи, которых исполнял Нижинский. Кроме того, иногда появляются Рамола, их дочь Кира, мать и отчим Рамолы, врачи. Они говорят между собой, но мы не слышим их разговоров. Мы слышим только музыку и голос чтеца. Движения и танец, стремительные потоки водопадов, кровь на ногах танцовщика и кровь убитого животного, скалы, кручи, распятие на фоне неба, птица, летящая в поднебесье, несущиеся облака - это те образы, которыми пользуется режиссер. При помощи символических образов режиссер стремится воссоздать и нервную душу и мятущуюся мысль Нижинского, и те события его жизни, о которых танцовщик пишет.
Эротика играет в фильме большую роль, как и в жизни Нижинского (танцовщик часто пишет об этом в дневнике), но подана эта тема красиво. Объятия двух молодых мужских тел, объятия юноши и девушки - все это показано как красивый танец, сопровождающий поток сознания Нижинского, его размышления о своей жизни, воспоминания о Дягилеве, который говорил ему, что нельзя жить с женщиной, воспоминания о женщинах, к которым он чувствовал влечение, и постоянные слова любви, адресованные жене. В наиболее критические минуты две странные фигуры в белом (даже лица артистов набелены) танцуют тему смерти. Когда же Нижинского увозят в клинику, мы уже не слышим текста. Под громкий стук колес поезда, за вагонным окном в странном, все убыстряющемся ритме несутся все образы фильма: облака, низвергающийся водопад, фигура бедного Петрушки, кровь, распятие: последний всплеск затухающего сознания, последние фантазии человека, увозимого в тридцатилетнее молчание.
Программа «Звезды и ансамбль» также состояла из двух фильмов. Первый фильм, совсем небольшой по времени (8 минут), показался мне наиболее интересным: это были сохранившиеся документальные съемки 1951 года: выступление знаменитой балерины Танакил ЛеКлерк. ЛеКлерк была красива, блистательна, она была одной из жен Баланчина и звездой его труппы, пока внезапно ее не разбил паралич и не приковал навсегда к инвалидному креслу. Ее обожал не только Баланчин, но и - что совсем неожиданно - другой великий хореограф, Джером Роббинс. Роббинс не питал интереса к женщинам. Но из недавно опубликованных писем Роббинса мы узнали, что единственная женщина, которую он любил, была ЛеКлерк. ЛеКлерк предпочла Баланчина, и Роббинс на некоторое время перестал работать с труппой счастливого соперника. Но когда ЛеКлерк заболела, Роббинс был ей верным другом до самой ее смерти.
В фильме ЛеКлерк и Николас Магалланес танцуют отрывок из балета Баланчина «Вальс». В танце нет особых технических трудностей, но фильм сохранил очарование ЛеКлерк, красоту ее движений, ее женское и сценическое обаяние.
В этой же программе я видела современный фильм, снятый в 2001 году: «Танцовщики балета Парижской оперы». Это собственно фильм не о танцовщиках, а о знаменитой французской балетной школе. Смотреть интересно, хотя фильм мне кажется растянутым, а главное - составлен из слишком мелких эпизодов, да и балерины больше говорят, чем танцуют, что совсем не равнозначно. Но главный недостаток - и очень серьезный недостаток - в другом: показана работа, но не показан результат работы. Так для чего же все эти изнурительные каждодневные упражнения, стертые в кровь пальцы? Во имя чего ведут молодые люди эту странную жизнь с 9 утра до 12 ночи в кругу одних и тех же людей, коллег по театру, - и так всю молодость и большую часть зрелости? Где красота балетных спектаклей, где искусство, ради которого приносится в жертву молодая жизнь танцовщика? И ведь многие выбрали эту жизнь сознательно и ни на какую другую ее не променяют, и сделали это ведь не во имя каждодневного тренажа. Нет спектакля, нет искусства - нет и смысла картины. А снимал фильм бывший танцовщик, Нилс Таверньер.
Канадский фильм о балетной школе был снят с других позиций. Я не собираюсь сравнивать эти работы, но второй фильм произвел более сильное впечатление.
«Бетти Олифант: Жизнь в мире танца.» Джил Говро снял эту документальную картину о знаменитой основательнице балетной школы при театре Национального балета Канады. Говро никогда не был балетным танцовщиком, не жил внутри театра, однако ему удалось сделать замечательную биографическую картину о судьбе женщины, посвятившей театру всю жизнь. И хотя фильм состоит из интервью с уже старой Олифант и документальными съемками с начала 50-х годов до наших дней, картина производит впечатление настоящего постановочного фильма, сделанного с большим тактом и любовью к героям.
Бетти Олифант родилась в консервативной британской семье, где профессиональная работа танцовщицы приравнивалась к занятиям проституцией. В детстве врач посоветовал матери Бетти в связи с болезнью (не помню, в чем дело) учить ребенка танцевать. Мать отвела ребенка в балетную школу во имя здоровья, а Бетти обрела призвание, которому оставалась верна всю жизнь. По-видимому, Бетти от рождения обладала редкой решительностью, раз смогла преодолеть сопротивление матери и продолжать заниматься балетом. Но очень скоро Бетти поняла, что не хочет сама танцевать, а хочет учить детей балету. Выйдя замуж за канадца, Бетти с мужем и детьми навсегда переселилась в Канаду. В конце концов Сесили Франка, директор Национального балета Канады, пригласила Олифант быть педагогом труппы и открыть школу при театре. Занятиям в школе в фильме уделено столько места, сколько нужно для сюжета. Главное - нелегкая жизнь Бетти Олифант, ее семейные сложности, ее трудные отношения с семьей и матерью, которая последовала за ней в Канаду. Очень тактично изложена история расхождения Франка и Олифант, и сама Бетти и автор фильма стараются не сводить счеты и не обвинять Франка, из-за которой ей пришлось уйти из школы. В конце концов Олифант прославлена, почитаема, награждена, любима, уважаема. А жизнь в театре течет по своим законам...
Словом, этот фильм с интересом могут смотреть и зрители, далекие от балета. Недаром фильм отмечен жюри фестиваля. Но для меня самым примечательным в фильме оказались эпизоды, связанные с великими русскими танцовщиками Рудольфом Нуреевым и Михаилом Барышниковым.
Нуреев поставил для канадского балета свой вариант «Спящей красавицы», где, как рассказывает Олифант, весь балет был построен вокруг Принца, которого Нуреев танцевал. Показаны хорошо сделанные съемки выступления Нуреева на канадской сцене. Олифант говорит о Нурееве с любовью, но и с иронией. Она рассказывает о том, что Нуреев мог быть обаятельным и очаровательным и в одну минуту превратиться в грубого, раздраженного и несдержанного человека. Олифант считает, что сексуальность была главной чертой его артистического обаяния. Бетти рассказывает, как к ней прибежал один из ее учеников, который танцевал пажа, и сообщил с восторгом: «Со мной сегодня Нуреев на сцене говорил!» - «Что же он тебе сказал?» - спросила Олифант. - «Он мне сказал: фак оф».
А затем показали вариацию из балета «Дон Кихот», и за те несколько секунд, пока ещё не объявили имени танцовщика, я поняла, что это может быть только Барышников.
В 1967 году мой друг Александр Минц (ныне покойный) попросил меня сфотографировать его приятеля, который заканчивал Хореографическое училище в Ленинграде. Я пошла на выпускной спектакль, где этот выпускник танцевал одноактный балет в первом отделении. Когда во втором отделении объявили, что выпускники такие-то будут танцевать дуэт из «Дон Кихота», я опустила фотоаппарат на колени. Имена мне ничего не говорили, а эти ученические исполнения знаменитого дуэта мне надоели....Он вылетел на сцену, как будто им выстрелили из рогатки. Я сразу схватилась за аппарат и начала снимать: молодой выпускник школы с первой минуты поразил меня. Он не был похож на робкого ученика, он был готовым артистом, он радовался своей свободе лететь над сценой, своим совершенным владением телом и призывал нас разделить его ликование. Так я начала снимать Барышникова. Он отличался от всех танцовщиков Мариинского театра не только силой таланта, идеальным владением профессией. Он был, как говорит в фильме Олифант, непревзойденным актером. Из его сердца бил луч света. «Маленький Принц» - называли его друзья. Никого из «беглецов» русского балета так не оплакивали в России, как Барышникова. Это была наша сердечная потеря. В том 1974 году, когда он остался в Канаде и стал «невозвращенцем», мы думали, что потеряли его навсегда. Но я увидела его вновь раньше других. В 1977 году, когда я с мамой и детьми прилетела из Рима в аэропорт Кеннеди, я увидела всех троих, которые уехали до меня: в центре стоял Миша, справа от него - человек, который в Ленинграде прикидывался другом, почти братом, а в Америке постарался причинить мне столько зла, сколько мог. А слева стоял Саша Минц, мой самый близкий друг, Саша Минц - золотое сердце. И мне казалось, что они стоят в таком отдалении, как будто я смотрю на них с другой стороны земного шара. А за их спиной откуда-то из черного туннеля, как из преисподней, с лязгом и грохотом выезжали машины...Я побежала, и наши пространства понеслись друг другу навстречу.
Затем я увидела Барышникова на сцене «Метрополитен-оперы». И это был уже другой Миша. Он стоял впереди застывшего кордебалета, ослепительный, могущественный артист в расцвете своего гения.
Съемки в канадском фильме относились к 1974 году. «Вот из этих дверей он вышел, - рассказывает в фильме Олифант, - а вон на том углу его ждала машина (в которой, как мы теперь знаем, его ждал, кроме официальных лиц, Саша Минц, уехавший в эмиграцию в 1972 году). Он побежал, сотрудник КГБ, который всегда за ним следил, побежал за ним, но не догнал». И Олифант задумчиво смотрит в конец пустой улицы.
Как удалось канадскому оператору, который снимал Барышникова в Канаде в 1974 году, сохранить всю уникальность Мишиного танца тех лет, не знаю. Но я увидела того Мишу, которого мы потеряли, и пережила то же потрясение от увиденного чуда, как на его спектаклях в России. Это был «маленький Принц», которому в том 1974 году адресовали слова Окуджавы: «...Моцарт играет, а скрипка поет. Моцарт отечества не выбирает - просто играет всю жизнь напролет». Говорят, нельзя дважды ступить в одну и ту же воду, а я ступила.
Фильм заканчивается фразой, которую говорит Олифант: «Я не хотела бы прожить свою жизнь ещё раз. Но я ни о чем не жалею».
Думая о своей жизни, я могу только повторить ее фразу.
В одну из программ был включен русский телевизионный фильм-балет «Поединок», который Борис Эйфман поставил по рассказу А.Куприна на музыку В.Гаврилина. Режиссер Феликс Слидовкин снял 55-минутную картину в 1987 году. Я не большая поклонница этого балета, который я видела на сцене в Ленинграде, но этот пацифистский спектакль, направленный против «дедовщины» в армии, имел в России большой политический резонанс. Американцы смотрели с некоторым, как мне показалось, удивлением, но внимательно. Тишина в зале стояла «творческая».