«ВО ФРАНЦИИ НЕТ РАБОЧЕГО КЛАССА, НО РАБОЧИЕ ГОЛОСУЮТ ЗА МЕНЯ»
Жан-Мари Ле Пен как зеркало французского национализма
Он загодя почуял победу. «Это будет землетрясение! Ко мне съедутся телеканалы всего мира», - потирал руки Жан-Мари Ле Пен накануне голосования в первом туре президентских выборов 2002 года. Нюх не обманул старого лиса. Он собрал около 5 миллионов голосов и, нокаутировав тогдашнего премьер-министра социалиста Лионеля Жоспена, на глазах изумленной Франции вышел во второй тур. Президент ультраправого Национального фронта прекрасно понимал, что в следующем раунде одолеть Жака Ширака ему не удастся. И был разгромлен, собрав всего 20 процентов голосов. Тем не менее, Жан-Мари Ле Пен, который в свои 75 лет находится в превосходной форме, не собирается уходить с политического ристалища. Очередная цель - региональные выборы в 2004 году, где лидер ультра поведет борьбу за процветающий регион Прованс - Альпы - Лазурный берег. Именно в некоторых южных городах «фронтовики» получают 30 - 40 процентов голосов и обходят всех конкурентов. Наконец, Ле Пен в очередной раз намерен баллотироваться на президентских выборах 2007 года.
«Взять власть - это единственная достойная цель. Есть деятели, которые считают, что политика - это ремесло, позволяющее зарабатывать деньги, а я верю в свои идеи и надеюсь однажды получить поддержку большинства населения... Вижу ли я себя в Елисейском дворце? А почему бы и нет? Я не особо тщеславен, но и не страдаю комплексом неполноценности», - говорил в свое время Жан-Мари Ле Пен вашему корреспонденту, который первым из российских журналистов интервьюировал председателя Национального фронта. На сей раз он пригласил меня в свою штаб-квартиру, расположенную в старинном особняке буржуазного парижского предместья Сент-Клу.
- Мы с вами встречаемся сразу после второй годовщины 11 сентября, после которой американцы развернули глобальную войну с терроризмом. Можно ли, на ваш взгляд, ее выиграть?
- Должен заметить, что в сегодняшней Франции есть явления, которые представляют для нее большую опасность, чем терроризм. Я имею в виду общий упадок страны, в результате которого у нас за две недели августовской жары погибли 15 тысяч стариков. Это в пять раз больше, чем число жертв во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке. И меня в первую очередь волнуют бедствия, которые обрушиваются на Францию. Я прекрасно понимаю чувства американского народа, который никогда в своей истории не испытывал на себе последствий военного удара. Но мы, европейцы, хорошо знаем, что это такое.
- Однако терроризм - это бедствие всеобщее...
- Вы так считаете? Почему же когда французская армия боролась с терроризмом в Алжире, все ее обвиняли в насилии, в пытках, в преступлениях?
- Это уже далекое прошлое. Как же сегодня надо, на ваш взгляд, с ним бороться?
- Если говорить только о Франции, то опасность терроризма у нас связана с большим неконтролируемым притоком иностранцев, которые попадают в нашу страну. Поэтому я считаю одной из главных угроз переизбыток иммиграции при попустительстве властей - как левых, так и правых - в последние три десятилетия.
- Имеет ли сегодняшний терроризм исламское лицо? Значит ли, что это сражение двух цивилизаций - не на жизнь, а на смерть?
- Не надо недооценивать ислам и связанные с ним опасности. Особенно если он мирным путем, используя иммиграцию, вторгается на нашу землю. Но не следует и его переоценивать. Риск, который представляет ислам, связан скорее с демографическим, а не с религиозным фактором.
- Вы многоопытный боец не только на политическом, но и на военном фронте, участвовавший в войнах в Индокитае, в Алжире, в Египте. По какому сценарию будут развиваться события в Ираке?
- На протяжении долгих лет я выступал против американской политики в Ираке, когда Соединенные Штаты использовали Багдад в качестве инструмента в борьбе с Ираном, когда из-за голода, спровоцированного эмбарго, страдал народ и умерли более миллиона детей, когда началась последняя война со скандально- диспропорциональным использованием военной силы. В отношении будущего Ирака я разделяю точку зрения Скотта Риттера, который был одним из членов ооновской инспекционной миссии Ханса Бликса. «Мои соотечественники уберутся, поджав хвост», - сказал он.
- Должны ли сегодня европейцы, включая россиян, спасать солдата Буша, который все глубже увязает в иракской трясине?
- Сверхдержава должна отвечать за последствия своей политики и платить за разбитые ею горшки. Сегодня самая большая услуга, которую американцы могут оказать стране, сознательно повергнутой ими в анархию, это уйти. Оставаясь в Ираке, они лишь усиливают ненависть мусульман всего мира не только к Соединенным Штатам, но и ко всему богатому Северу.
- Европейский союз в 2004 году будет насчитывать 25 государств. Вы по-прежнему ведете борьбу с теми, кого вы называете «федерастами», то есть сторонниками объединения?
- Я давнишний евроскептик. Еще будучи депутатом, я голосовал против Римского договора в 1957 году, предусматривавшей создание объединенной Европы. И вот сейчас европейская лягушка пытается раздуться и стать больше быка, но только слабеет по мере своего раздувания. По замыслу великого фантазера Берлускони Евросоюзу остается охватить Турцию, Израиль, Россию, Украину. А почему бы, скажем, ни Нигерию и Южную Африку? В результате мы получим общую границу с Ираком и с Ираном. Здорово!
- Как бы там ни было, Евросоюз превратился в мощную экономическую и финансовую силу...
- Финансовый союз парализует французское правительство в его усилиях выйти из кризиса. Я всегда был противником евро и Пакта финансовой стабильности, который лишил нас бюджетной независимости. Теперь в случае кризиса нам остается единственный выход - сокращение зарплаты.
- Тем не менее Евросоюз скоро получит Конституцию и со временем превратится в Соединенные Штаты Европы...
- Я так не считаю. Этому помешают его бесполезность, высокая цена, которую придется заплатить, и связанные с ним риски. Идти таким путем - это все равно что принимать лекарства, которые лишь усилят ваш недуг. Нация, страна остаются самым эффективным инструментом для защиты материальных, моральных, культурных, политических ценностей каждого народа. И все решения, которые растворяют нацию в более обширном и аморфном объединении, мне кажутся губительными.
- Еще генерал де Голль выступал за создание «Европы отечеств» в противовес «отечеству Европа»...
- Это абсолютно здравый подход, который я разделяю. Он был прав. И меня не смущает, когда меня называют голлистом в этой сфере, поскольку в других я им являюсь.
- Можно ли считать союзниками на Старом Свете Россию и Францию?
- Я надеюсь и очень этого хочу. Я хочу, чтобы Россия снова стала крупной державой, с которой мы бы поддерживали политические, экономические и даже военные связи, необходимые для защиты общей цивилизации... Мы с женой ездили в Россию в феврале 2003 года по приглашению Сергея Бабурина (ректора Российского государственного торгово-экономического университета и председателя партии «Народная воля». - Ю.К.). Я выступал перед студентами, посещал Союз писателей, Академию наук. Меня навестил в гостинице и Жириновский, которого я давно знаю. Я встречался и с моим другом Ильей Глазуновым.
- Я вижу на стене ваш портрет его работы...
- Великолепная вещь! Он написал его еще в 1968 году, когда приехал во Францию на свою первую выставку и застрял из-за забастовок на несколько месяцев. Меня познакомил с ним русский певец, и с тех пор нас связывают узы братской дружбы, которые не слабеют. Это большой художник.
- Чем вы объясняете ваш полный разгром во втором туре президентских выборов 2002 года?
- Я оказался один против всех. Против меня объединились все политические, экономические, социальные, религиозные силы. Тем не менее я показал достойный результат, получив 20 процентов голосов.
- Почему же вы оказались один против всех?
- Хороший вопрос, для обсуждения которого я приглашаю философов, социологов и прочих ученых. Я называю это «рефлексом Павлова». С помощью тотальной пропаганды удалось внушить людям, что я являюсь воплощением Вельзевула, Тамерлана, Гитлера, Сталина и других злодеев и собираюсь захватить демократию, чтобы превратить ее в пепел.
- Как вы оцениваете свои шансы на предстоящих региональных выборах?
- Уверяю вас, у меня отличные виды на победу в красивейшем регионе Прованс - Альпы - Лазурный берег. Потом меня ждут выборы в Европейский парламент, где я попытаюсь вернуть свое депутатское кресло, с которого меня прогнали антидемократическим путем с помощью приговора, лишившего меня избирательных прав. (Фемида покарала лидера ультра за то, что во время предвыборной кампании он набросился на кандидата соцпартии и оскорбил ее. - Ю.К.) Я единственный в Европарламенте, кого лишили мандата. Другие безнаказанно залезали в кассу, но им все сошло с рук. Но я вернусь в парламент, чтобы вставлять ему палки в колеса.
- К президентским выборам 2007 году вам будет уже 79 лет...
- Это ничего не значит. На все Божья воля. Может, они состоятся раньше - в 2004 или в 2005 году.
- Национальный фронт стал авангардом рабочего класса, большинство которого отдает вашей партии свои голоса...
- Я не думаю, что во Франции еще есть рабочий класс. Но рабочие действительно больше всего голосуют за меня, и это понятно. Они первые жертвы политики евроглобализации, которую проводят и правые, и левые. Они же первые жертвы и иммиграционной политики. Я выражаю интересы трудящихся, французского народа и не провожу ни социальной, ни расовой дискриминации. Обычно за меня голосуют патриоты - те, кто вынужден работать много и заниматься тяжелым и опасным ремеслом.
- Такое развитие событий предсказывал еще Троцкий: «Когда народ не находит ответа в «революционной надежде», он может заняться его поиском в «контрреволюционном отчаянии»...
- Это не более чем фраза. «Революционную надежду» вы попробовали и знаете, что ничего хорошего из нее не вышло.
- Не вышло, но сегодня наследники Льва Давидовича во Франции собирают больше 10 процентов голосов - в три раза больше коммунистов...
- Они освоили технику инфильтрации и проникли повсюду. Есть даже троцкистская буржуазия.
- Созданный вами Национальный фронт существует уже 30 лет, но остается партией маргинальной. В его рядах состоит всего 25 тысяч членов...
- А сколько у других? У КПСС было 18 миллионов членов? И чем это кончилось? Это было время, когда ваша партия стояла у власти, а я нахожусь во враждебной оппозиции. В демократии важно не число членов партии, а число собранных голосов. За меня голосуют 6 миллионов. Признаюсь, этого недостаточно, но надеюсь, что их будет больше.
- Как вы говорите, 6 миллионов и ни одного депутата в парламенте...
- Это доказывает, что наша республика не является демократической. Репрезентативная парламентская система основывается на справедливом распределении мест среди всех партий и движений. Но в силу политиканских причин нас лишили трибуны, ибо власть не хочет, чтобы ее разоблачали и критиковали, и манипулирует выборной системой. В результате у нас нет депутатов в Национальном собрании, тогда как коммунисты, которые собирают в три раза меньше голосов, располагают 30 мандатами.
- Насколько я понимаю, в Национальном фронте вопрос о передаче власти вами решен. Партию после вашего ухода возглавит по наследству одна из трех ваших дочерей - 34-летняя Марин...
- Почему бы и нет, хотя она и не добивается этой цели. Марин - кандидат от Национального фронта на региональных выборах в парижском регионе. Она заслужила это доверие своим талантом, мужеством, политическим искусством. Моя дочь защищает те же идеалы, что и ее отец, и надеется однажды придти к власти.
- Согласитесь, что у Национального фронта прочная репутация расистской партии...
- В 1956 году, когда я был впервые избран депутатом, вторым в моем списке стоял чернокожий кандидат. Я был первым французским политиком, который выдвинул арабского кандидата на выборах в Париже в 1957 году. Что еще надо в доказательство того, что я не расист?! Эту репутацию нам сфабриковали противники, используя наше неприятие правительственной политики в области иммиграции. Мы националисты, и поэтому нас считают ксенофобами. А мы не ксенофобы, а франкофилы. Мы считаем, что есть законные формы национального эгоизма. Я это сформулировал в следующей фразе: «Я люблю больше моих дочерей, чем моих племянниц, племянниц больше, чем моих кузин, кузин больше, чем соседок, соседок - чем врагов»...
- Ваш лозунг «Прежде всего - французы!», похоже, не утратил для вас злобы дня...
- Прежде всего французы в своей стране - будь то в получении работы, жилья или медицинского обслуживания. Поскольку все это создается на их деньги, на их налоги, то нет ничего естественнее и справедливее, чтобы преимущество получали именно французы. В этом нет никакой враждебности по отношению к другим. Солидарность может быть семейной, национальной, профессиональной. А нам предлагают демонстрировать общечеловеческую солидарность - то есть на наши деньги кормить и содержать остальных.
- Возможны ли во Франции межэтнические столкновения, какие в свое время сотрясали Соединенные Штаты?
- Несомненно. Население европейского происхождения уезжает из городов и пригородов, где проживает слишком много иностранцев. Там возникают целые добровольные гетто, где все труднее добиваться торжества порядка и республиканских законов.
- И как же обуздать нелегальную иммиграцию?
- Люди, которые нами правят, пытаются лишь залатать бреши и бороться с последствиями. Я же хочу найти глобальный подход. В мире живет 7 миллиардов. Соотношение между миллиардом «северян» от Ванкувера до Владивостока с той массой, которая живет в третьем мире, складывается не в их пользу... Иммигранты стремятся к нам, зная, что, благодаря разным пособиям, смогут получить, ничего не делая, в 50 раз больше, нежели работая у себя дома. Франция должна довести до сведения всех, что они ничего не получат у нас бесплатно. Туристами - пожалуйста! Но пусть платят, как мы, за все - за школы, за больницы, за жилье... Надо восстановить контроль на наших границах и не давать французское гражданство автоматически всем тем, кто родился во Франции. Козел, который рождается в овчарне, не становится автоматически бараном.
- Согласно всем демографическим прогнозам, Франция, как и другие европейские страны, включая Россию, остро нуждается в иммигрантах. А вы с ними боретесь...
- Нам нужна не иммиграция, а рождаемость. Надо делать детей, и это относится в первую очередь к России - единственной стране, где смертность превышает рождаемость. Нужна социальная политика, которая поощряла бы семьи иметь много детей.
- Не впадая в шовинизм, я бы сказал, что вклад россиян, которые после революции попали во Францию, велик и недостаточно оценен...
- Я никогда ничего не имел против того, чтобы иностранцы стали французами, если они этого заслуживают или если они нам нужны. С красивой девушкой хотят переспать полсотни мужчин, но выбор остается за ней.
- Франция - одна из богатейших стран мира, но в последнее время местные кассандры пророчат ее неминуемый закат. Среди последних бестселлеров книги «Прощай, уходящая Франция!», «Франция, которая падает» и т.д. Есть ли основания для подобного пессимизма?
- Эта горькая констатация, которая удивляет только невежд и глупцов. Я уже 40 лет разоблачаю постепенный упадок Франции. И первый плакат Национального фронта гласил «Возьмемся пока еще не поздно...»
- Сегодня уже поздно?
- Думаю, что да. Франция тяжело больна. Глобализация разрушает ее индустрию, сельское хозяйство, торговлю. Наше образование находится в руках 1 миллиона 300 тысяч функционеров, которые скорее являются леваками, троцкистами и коммунистами, пропагандирующими идеи Руссо, анархизма, гедонизма. Мы страна, где число рабочих мест сокращается. Франция стареет. Если не вернуть ей жизненную силу, она растворится в большом европейском гробу. Все это не в меньшей степени - а может и в большей - относится к России. У вас есть общая граница со страной, располагающей колоссальной человеческой массой. Ваше положение вызывает тревогу, ибо мы солидарны с вами. Мы ощущаем это как ослабление нас самих, ибо знаем ту роль, которую Россия сыграла в защите Европы на протяжении всей истории. Вы наши естественные союзники.
- Аналитики считают, что Национальный фронт своим успехом на 90 процентов обязан вам лично...
- Ну и что? Открытием Америки мы на 95 процентов обязаны Христофору Колумбу. Это относится ко всем областям, включая политическую.
- Ваш любимый герой - это Жанна д’ Арк, которая изгнала иноземцев с родной земли. Живи она в наше время, она скорее примкнула бы к монархистам, чем к «фронтовикам»...
- Это наш самый великий человек. С кем бы она ни была, я стал бы лейтенантом в ее армии. Я предоставил бы себя в ее полное распоряжение для спасения Франции... Повторю еще раз то, что всегда говорю: мы ничего не имеем против иммигрантов, мы боремся с иммиграционной политикой, ответственность за которую лежит на французских правых и левых.
