Держать перо в чистоте

Спасибо коллегам и авторам писем, откликнувшимся на поднятую в нашей газете («РБ" №2, 2002 год) под рубрикой «Откровенный разговор» тему уважения к профессии журналиста. Мне, человеку, живущему в редакционных стенах с восемнадцати лет, она близка и призывает «остановиться, оглянуться» - так, если помнят многие читатели, назывался роман Леонида Жуховицкого, посвященный журналистской профессии, ее этике и проблемам. Не буду пересказывать сюжет, но всякий раз, когда мне кажется, что что-то неладно в моем собственном королевстве пера и бумаги, я вспоминаю эти слова классика советской журналистики и пытаюсь остановиться и оглянуться: не слишком ли боевито наострила перо, не прокололо ли оно чью-то душу, не причинило ли незаслуженную боль... [!]
Итак, поговорим об этике профессии. О профессионализме – единственном, что может вызвать уважение. А вовсе не призывы и заклинания, с которыми бьющийся себя в грудь автор обращается со страниц газет: мол, уважайте меня, не критикуйте мою точку зрения, ибо она единственно правильная. Ибо я – журналист. И уже это, моя профессия со звонким названием, гарантирует мне уважение читателей и всех окружающих. Увы! Сколько случаев помню из своей личной практики и опыта моих коллег, когда допускали ошибки, пожалуй, столь же непростительные, как ошибки хирурга.
Уже здесь, в первые годы иммиграции я начала сотрудничать с газетами и одновременно проходила колледжную практику в одном из еврейских центров. Там мне было интересно участвовать во всех мероприятиях, которые проводились с нашими пенсионерами, людьми с трудными биографиями и судьбами. Всплывало много тем, возникали незабываемые знакомства. Особенно теплые отношения у меня сложились с самой активной и инициативной пожилой участницей программы, назовем ее Симочкой. Без ее песен, игры на аккордеоне не проходило ни одно мероприятие. Она своим энтузиазмом зажигала остальных, излечивала от ностальгии и депрессии без медикаментов – жизнелюбием. Однажды я встретила Симочку на одной из Манхэттенских станций сабвея. Но узнала ее с трудом. Опущенные плечи, сгорбленная спина, серого цвета, без следов привычной косметики лицо. В руке она держала палочку и тяжело на нее опиралась. Другую ее руку поддерживала «хоуматтендент».
-Что с вами? – испуганно спросила я, вспомнив, что только в прошлую среду она вытанцовывала на высоких каблуках в шифоновом платье с разрезом – выше некуда. И в руках держала – тяжелый аккордеон.
-Ездили в офис, продлевать часы «хоуматтендента», мне врач бумагу написал, надо готовиться к старости, к тяжелой болезни…
Я почувствовала горькое разочарование в ней, своей любимице. Подумала: и она, как некоторые недобросовестные иммигранты, злоупотребляет гуманными законами Америки, гостеприимно принявшей нас всех…. И больно пронзила мысль: вот когда пригодился Симочке талант профессиональной актрисы - ходить по офисам, где продлевают часы обслуживания. Тогда решила, что в одной из будущих публикаций на тему иммиграции использую этот факт, взятый прямо из жизни. Красноречивее некуда. К счастью, не успела. Вскоре наша Симочка действительно свалилась с ног с тяжелым заболеванием. Перестала ходить не только в еврейский центр, но и вообще подниматься с постели. Каждое движение, каждый шаг сопровождаются у нее тяжкими болями, которые не прекращаются ни днем, ни ночью. И началось это не сразу. Еще танцуя и играя, и организовывая веселые мероприятия, эта героическая женщина (героическая еще и потому, что прошла всю войну на передовой), скрывала свою боль, принимая перед концертами обезболивающие таблетки, только бы не показать никому свои страдания, только бы подольше оставаться с людьми, поддерживать их оптимизм и радовать своим талантом. И так – до последнего мгновения, пока держалась на ногах. Артисткой – талантливой, непревзойденной, - она была во время наших мероприятий, даря сотням пожилых иммигрантов хорошее настроение, а не на остановке сабвея, где уже не хватало сил скрывать свое истинное состояние.
Такая непростительная ошибка. На всю оставшуюся жизнь она станет для меня тем восклицательным знаком, который заставляет очень хорошо взвесить свои суждения, слова, взгляды. А потом судить. А потом писать.
«В руки нам дано очень сильное и страшное оружие, - писал в своих заповедях журналистам Михаил Кольцов. – Держать перо в чистоте». Прочитала эти строки давно в книге «Михаил Кольцов, каким он был», казалось, прониклась ими, но это совсем не значило, что следовала им беспрекословно, что не заносило меня в ту же степь, что и автора, требующего уважения ко всему, что он пишет только потому, что он журналист. Ах, как стреляло, порой, по невинным людям неосторожно использованное «сильное оружие». Расследование письма в редакцию отнимало много времени, а чтобы добраться до сути, так и того больше. Не проще ли опубликовать, как есть. Потом разберутся… Потом у кого-то были бессонные ночи из-за несправедливого обвинения, растиражированного в сотнях тысяч экземпляров. А у журналиста? Это уже зависело от его личных качеств.
Однажды, всего однажды, я опубликовала послесловие под названием: «Как я ошиблась». Хотя герой не настаивал. Я думаю, что Михаил Горбачев, имя которого было не просто размазано, а осквернено, в материале «По течению и против», тоже не будет требовать вендетты, но дело чести автора материала, призывающего к уважению себя, вернуться к своему произведению, где чувство меры явно утеряно.
Мы иногда теряем чувство меры не только когда критикуем, но и когда славословим, не трудясь заглянуть в душу обыкновенного земного человека, превращаем положительного героя в розовый мармелад.
«Лилиан, герой очерка не знает куда спрятаться после выхода нашей газеты» - полушутя, но с тяжелым вздохом, кручинился мой незабвенный учитель и наш любимый редакционный «босс» Григорий Львович Шабашкевич. Что скрывать, в творческом пылу, в нежелании или неумении искать точные слова и определения, журналисты приписывают своим героям несуществующие подвиги и гладкие речи. Действительно, после выхода такой публикации человек чувствует себя не героем, а изгоем.
Для себя после всех подводных рифов, на которые я жестоко натыкалась, я избрала правило: не судить, а размышлять. Не имярек – преступник. А - на мой взгляд, возможно, имярек- преступник. И еще - формулу подхода к герою: не зверь и не ангел. Не зверь и не ангел имярек, не зверь и не ангел Михаил Горбачев, но он имеет право быть таким, как он есть, пока не совершил преступление. Кстати, о преступлении. Еще одна незабываемая история из газетной практики в областной газете в Черновцах. Группа ребят-старшеклассников пришла ко мне с просьбой защитить их товарища, который обыкновенным кухонным ножом нанес надоевшему соседу семь ножевых ран. Иду в профтехучилище – говорят: хороший студент, спрашиваю в спортивной секции – прекрасный товарищ, родители утверждают: нормальный парень, соседи – в один голос: юноша не виноват, а тот самый, пострадавший сосед – всех замучил своими приставаниями, вот парень и не выдержал… Стараясь быть объективной и искренне жалея парня, ровесника моего сына, которому сейчас придется провести много лет в тюрьме, я позволила себе в материале об этом случае, с сожалением сказать, что мол, жаль парня, биография которого будет сломана лишь из-за того, что ему не хватило выдержки противостоять хамству соседа… Ответ читательницы, учительницы на пенсии, пришел незамедлительно. Она желала мне, чтобы эти семь ударов ножом, сделанных парнем, которого я защищаю, достались лично мне. Но в тот же день в редакционной почте было еще одно письмо, адресованное мне. В нем больная девушка, в судьбе которой я принимала участие, писала, что теперь я – единственный свет в ее трудной судьбе. Дело было весной, накануне выпуска номера, посвященного Дню Печати. Оба письма я опубликовала в этом праздничном номере рядом, чтобы доказывать: журналист тоже – не зверь и не ангел. Даже если он доктор философии.