Одиночество и смерть

Лафайет Бейкер / Lafayette Baker (1822-1868) - начальник Детективного бюро военного министерства США в 1863 - 1866 гг. Один из главных руководителей контрразведки эпохи Гражданской войны. Руководил расследованием дела об убийстве Линкольна.

4 апреля 1865 года президент лег спать поздно и быстро заснул. Проснулся со странным ощущением беды. И сразу услышал сдавленные рыдания, будто масса людей плачет, зажимая рот рукой. В удивлении он вышел из спальни, спустился на первый этаж Белого дома. Все комнаты пусты, нигде ни души. А рыдания все сильнее. Они доносятся из Восточной комнаты. Он заходит туда и останавливается как вкопанный. Посреди комнаты гроб, а в нем - человек в саване. Вокруг солдаты в карауле. Много людей. “Кого хоронят?” - спрашивает он солдата, стоящего у гроба. “Президента! - отвечает солдат. - На него было совершено покушение, он убит”. А кто-то за его спиной бесцветным голосом произносит: “Десять дней!” И он проснулся.
Прошло десять дней. 14 апреля уже с утра Линкольн словно чувствует за собой чью-то зловещую тень, словно ощущает, что театр, который он должен посетить вечером, - ловушка. Лихорадочно, с каким-то отчаяньем предлагает он всем, с кем встречается в этот день, сопровождать его в театр. Но все, кто еще накануне заискивал перед Линкольном и ловил его взгляд, отказываются, будто знают нечто такое, чего не знает президент. Между тем посещение театра для Линкольна вовсе не отдых. Оно задумано как своеобразный спектакль в спектакле. Дело в том, что президент должен сидеть в ложе с генералом Грантом, командующим действующей армией. Об их непростых отношениях ходят разные слухи, и вот в театре они должны продемонстрировать полное единство, это особенно важно в преддверии победы над южанами. Грант, в отличие от Линкольна, всегда появляется на людях с большой свитой, с телохранителями и адъютантами. При его посещении театра у ложи всегда выставляется караул как в военном лагере.
0 том, что в Театре Форда 14 апреля будут и Линкольн и Грант, раструбили все газеты, и цена билетов сразу подскочила в три раза. После заседания кабинета (которое обычно происходило раз в неделю по пятницам) Линкольн, прощаясь с Грантом, спросил: “Так, значит, до вечера?” Грант отвел глаза. “Видите ли, господин президент, госпожа Грант хотела бы сегодня навестить детей...” Увидеть детей, которые жили в Нью-Джерси, можно было бы и завтра. Это, конечно, не могло быть поводом для отмены важного политического мероприятия. Дело, видимо, было в другом. Совсем недавно жена Линкольна, Мэри Тодд, буквально “не-из-за-чего” спровоцировала ссору с миссис Грант и грубо оскорбила её. Прощать это супруга генерала не собиралась. Однако Улисс Грант все еще колебался. И здесь ему в голову приходит идея - спросить совета у военного министра Эдвина Стентона. Грант по своему положению был гораздо выше министра, и спрашивать у него совета, особенно по такому поводу, было абсурдом, но еще большим абсурдом был сам совет. Глядя куда-то в окно, Стентон заметил: “Наличие в ложе двух таких людей увеличит опасность покушения!” После этого странного совета Грант решил не сопровождать президента в театр.
Узнав об отказе Гранта, Линкольн поежился и, отбросив в сторону гордость, тоже отправился к военному министру. В сущности, тот всей своей карьерой был обязан Линкольну. Когда-то Стентон был адвокатом, затем лоббистом в Конгрессе и мелким политиканом, прославившимся своими беспринципными перелётами из одного лагеря в другой. Только после победы Линкольна на первых выборах он перешёл в лагерь республиканцев и получил скромную должность юридического советника военного министра без всяких перспектив. Линкольн нередко был неразборчив в подборе сотрудников. Знание всех закулисных дел министерства и отличное владение искусством интриги Линкольн спутал с организаторским талантом. Вскоре он назначил Стентона военным министром.
Линкольн решительно открывает дверь в кабинет министра. “Стентон, - говорит президент бодро, - приглашаю вас в театр!” Однако министр наотрез отказывается: очень много срочной работы. Линкольн все еще на что-то надеется: “Ладно, раз уж сами не хотите отдохнуть в обществе вашего президента, дайте мне на один вечер майора Экерта. Он как раз тот человек, который мне сегодня нужен. Я видел однажды, как он вязал в узел железную кочергу. Да не одну, а пять штук подряд!” И тут происходит невероятное. Военный министр Эдвин Стентон опускает глаза и говорит жестко: “Я не могу отпустить Экерта. У него сегодня вечером очень важная работа на телеграфе”. Украдкой спускается Линкольн в комнату начальника военного телеграфа майора Томаса Экерта. “Майор, - говорит президент, посмеиваясь (чего стоит ему этот смешок), - идёмте со мною в театр. Сегодня очень смешная комедия”. Майор Томас Экерт очень опечален, но он не может пойти, ужасно спешная и важная работа. Придётся, вероятно, пробыть у аппарата всю ночь. Объясняя это, Экерт, как и его начальник, опускает глаза. Причина избегать взгляда Линкольна у него есть, и причина веская. Американский историк Отто Эйзеншимл проанализировал все телеграммы, которые принимались и отправлялись вечером и ночью 14 -15 апреля 1865 г на телеграфе военного министерства. Он не нашел ни одной сколько-нибудь важной или срочной телеграммы. Более того, по журналу военного министерства историк выяснил, что Экерт ушел из министерства вскоре после встречи с Линкольном. Последним, кто отказался сопровождать президента в театр в тот вечер был его старший сын Роберт, его гордость, его надежда и его боль. Умница, великолепная память, прекрасный язык, но слишком холодный, слишком рассудочный и совершенно чужой. Со скучающим выражением Роберт говорит, что он устал и сопровождать отца в театр не намерен.
Американский историк Джей Виник установил, что документально можно указать, по крайней мере, на восемь человек, которые в тот вечер без особых причин решительно отказались от чести находится в президентской ложе - генерал Грант, генерал Хайни, губернатор Иллинойса Оглсби, спикер палаты представителей Колфакс, почтмейстер Детройта Говард, губернатор Айдахо Воллэс, военный министр Стентон, начальник военного телеграфа майор Экерт, старший сын Линкольна Роберт. Единственным человеком, согласившимся сопровождать Линкольна в тот вечер, оказался майор Генри Рэтбоун (со своей невестой Кларой Харис). Майор, однако, не захватил с собой револьвер. Впрочем, столичное управление полиции для охраны хозяев Белого дома в тот вечер отрядило полицейского Джона Паркера, одного из четырех полицейских, обычно охранявших президента. У Паркера был удивительный послужной список. По изысканиям профессора Мак Грегори, Паркер за несколько лет своей службы в вашингтонской полиции получил рекордное количество замечаний и выговоров (за пьянство, взятки, прогулы, опоздания, скандалы с панельными проститутками и за то, что однажды поднял беспричинную стрельбу в публичном доме). Наконец он “достал” своё не очень строгое начальство. Суперинтендант вашингтонской полиции потребовал направить Паркера в действующую армию. Но кто-то неизменно спасал Паркера. Эта загадка, десятилетиями занимавшая историков, была решена В. Шелтоном, исследовавшим сотни документов. Он установил, что добилась назначения Паркера телохранителем президента и спасала его из всех переделок... жена Линкольна (разумеется, за спиной мужа). 3 апреля, когда его призвали в армию, миссис Линкольн на правительственном бланке написала: «Джон Паркер... назначен для несения службы в Белом доме по приказанию миссис Линкольн».
Кроме полиции, охрану президента, как верховного главнокомандующего, должна была обеспечивать и военная контрразведка, которой руководил полковник Лафайет Бейкер. Но он незадолго до описываемых событий срочно выехал в Нью-Йорк по каким то своим оперативным делам - отслеживать пути перехода американско-канадской границы агентами южан.
В 8:55 вечера экипаж президента останавливается у здания театра Форда. В девять часов президент и сопровождавшие его лица входят в ложу. Паркер встречает президента у входа в театр и провожает его до ложи. Поболтавшись в коридоре минут тридцать, Паркер спокойно выходит из театра и... исчезает. Снова появляется он на свет божий лишь рано утром 15 апреля. Приходит в свой участок, грязный и мокрый, с какой-то панельной проституткой, которую пытается выдать за свою “добычу”. Начальник участка, естественно, взашей выгнал проститутку, даже не допросив её, и... посоветовал Паркеру идти домой выспаться, так как у него “усталый вид”. И никто ни в этот день, ни позже даже не поинтересовался, почему Паркер самовольно покинул “пост номер один”. Джона Паркера даже не судили, Лишь спустя три года его уволили из полиции за то, что он спал во время дежурства. Ни Стентон, ни Лафайет Бэйкер, ни начальник полиции, никто не заинтересовались Паркйром. А ведь сколько солдат расстреляли и за меньшие преступления!
Но оставим Паркера и перейдём от него к другому участнику драмы. В семь часов вечера актёр Джон Бут выходит из своего номера в отеле «Нэшнл». Проходя мимо клерка на первом этаже, Бут спрашивает его, не собирается ли он сегодня в театр Форда? Нет, клерк не собирается. «А я вот иду. Там сегодня прекрасный спектакль», — говорит Бут. У служебного входа в театр Форда Бут просит плотника Спанглера подержать свою лошадь и входит в театр. Он проходит мимо билетера Бэкингама и говорит ему, улыбаясь: «Неужели вы потребуете билет у меня?» Потом он спрашивает, сколько сейчас времени, и тот указывает ему на часы в вестибюле. Стрелки на часах показывают 10.22. Пользуясь отсутствием Паркера, Бут беспрепятственно проникает в президентскую ложу и приближается к президенту. В правой руке у него пистолет, маленькое орудие смерти весом в восемь унций. Появление Бута в ложе никто не замечает. Все увлечены спектаклем. Бут поднимает пистолет, вытягивает руку, прицеливается в голову своей жертвы и нажимает спусковой крючок. Звук выстрела тонет в очередном взрыве хохота. Кровь брызгает на платье леди Линкольн и на мундир майора Ратбоуна. Майор вскакивает со своего стула и пытается задержать неизвестного. Бут бросается на него и наносит кинжалом удар в сердце. Майор успевает заслониться правой рукой. Кинжал глубоко вонзается в руку. Потом Бут вскакивает на борт ложи и кричит в зал: “Так будет со всеми тиранами!” и прыгает с борта ложи вниз на сцену. Публика не может разобрать: то ли это часть драматического действия, то ли происходит что-то необычное. Убийца падает на левую ногу. Хрустит большая берцовая кость чуть выше подъема. Но он вскакивает и исчезает в кулисах. Через минуту он уже на улице. У подъезда - лошадь, которую он загодя здесь оставил. Секунда, и убийца в седле. С момента убийства проходят две минуты
В. зале театра, между тем, тысячу человек охватывает паника. Стентон, которому немедленно докладывают о покушении, вызывает войска, чтобы навести порядок. В президентской ложе появляется помощник военного хирурга Чарльза Лила. Приезжает военный хирург Чарльз Тафт, за ним доктор Алберт Кинг. Врачи решают, что президента необходимо уложить в постель. Солдаты под командованием капитана несут президента в дом, расположенный напротив театра. 10.45. Раненый дышит с трудом. Пульс слабый. Левый зрачок очень сузился, правый необычайно расширился. Оба глаза не реагируют на свет. Полное отсутствие сознания. По одному у постели президента собираются почти все министры. Но над всеми доминирует военный министр Стентон. Он как будто прожил все свои годы только для того, чтобы в эту ночь показать, на что он способен. Он приказывает войскам удалить публику с улиц и с площадей, окружающих дом. Он приказывает пропускать в дом только министров и правительственных чиновников с особыми поручениями. Он вызывает главного судью Колумбийского округа и предлагает ему приступить к официальному расследованию дела о покушении на президента. Он вызывает генерала Гранта в Вашингтон, приказывает суперинтенданту нью-йоркской полиции Кенеди немедленно прислать из Нью-Йорка лучших своих детективов. Затем он направляет две загадочные телеграммы Пинкертону и Бейкеру.
Стоп. Теперь, если вы, дорогой проницательный читатель, сумеете отказаться от привычной логики, если вы готовы воспринять логику абсурда, логику романов Кафки “Америка” и “Замок”, т.е. полное и принципиальное отсутствие всякой логики и попрание всяких естественных человеческих чувств, если вы согласны определять поведение людей только четырьмя стимулами - жадностью, неблагодарностью, равнодушием и трусостью, то вы созрели для понимания тех событий, о которых пойдёт речь дальше.

(Продолжение следует)