Белла Дижур: Я человек аполитичный...

В один из прохладных майских дней отправился я в далекое (по меркам человека, главное орудие производства которого - компьютер) путешествие из Нью-Джерси в Бруклин. Ocean Parkway, пожалуй, лучшая улица Нью-Йорка, напоминающая Кутузовский проспект в Москве, - широкий, непреклонный, стремительный.
Здесь, в стандартном шестиэтажном доме, живет наша выдающаяся соотечественница, которой 30 июля 2003 года исполнится 100 лет. Из беседы с Беллой Абрамовной Дижур вам, уважаемый читатель, станет ясно, почему главное чувство, вынесенное мною из этой встречи, - восторг.[!]
- Белла Абрамовна, вы гуляли сегодня?
- На улице холодно, поэтому сижу дома. При хорошей погоде стараюсь каждый день бывать на улице. Гулять, конечно, громко сказано - просто сижу со своим хоматендантом Раей на скамеечке. Меня не так беспокоят холод или жара, как перепады температуры.
- Лето вы в Нью-Йорке проводите?
- Сейчас - да, потому что не могу сама хозяйничать, а выезжать с помощницей за город правилами запрещено. А раньше проводила лето в Поконо.
- А с сыном вы часто видитесь? ( Белла Абрамовна не успела ответить - зазвонил телефон. Она извинилась, вышла из-за стола, за которым проходила наша беседа, поговорила и через минуту-другую вернулась).
- Примерно один раз в месяц. Но бывает и чаще; реже - когда он уезжает из Нью-Йорка. Все зависит от обстоятельств. Люда живет рядом, приходит каждую среду, по средам у нее выходной. (Эрнст Неизвестный родился в 1925 году, его сестра Людмила на 9 лет моложе брата.) На днях Эрик (как вы догадались, сын моей собеседницы, скульптор Эрнст Неизвестный) хотел с Аней, женой, прийти, но я говорю: ребята, я в такой форме, что не надо. Хочу побыть одна.
- Белла Абрамовна, на стенах я вижу картины Эрнста Иосифовича. Давно они висят?
- Ой, очень давно. Мы с вами виделись лет восемь назад, они ведь уже висели, правильно? В этом доме я живу столько, сколько в Америке - 15 лет. А внучка Оля, дочь Эрнста от первого брака, осталась в Москве. Она художница, красивая девочка, посмотрите на фотографию.
- Вы долго сидели в отказе, лет семь, кажется. Злились на власть?
- Конечно! Это было несправедливо. Дочь и ее мужа сняли с работы, внука исключили из института. С властями у меня и до этого были стычки, в конце сороковых годов. Я ведь «безродный космополит», обо мне писали: «Группа антинародных писателей будет неполной, если не сказать об их так называемом поэтическом ответвлении». Этим ответвлением была я, а главную группу уральских «космополитов» «возглавлял» писатель Иосиф Исаакович Ликстанов. Меня хотели, но не успели исключить из Союза писателей. Объясню - почему. Главой свердловского отделения Союза писателей был Павел Бажов. Когда эта космополитическая кампания только-только разворачивалась, он был в Москве. А вернулся в Свердловск, видимо, с какими-то указаниями спустить все на тормозах.
- А когда подали на отъезд, из Союза писателей тоже не исключили?
- Нет. Я ведь из Свердловска в 1979 году, когда умер муж, переехала в Юрмалу. Там ко мне и к семье дочери очень хорошо относились. И когда мы получили разрешение на выезд, я должна была членский билет сдать. Я отправила его со знакомой девочкой, и секретарь рижского отделения СП прислал мне с этой же девочкой букет цветов.
- Здорово! Вы 7 лет сидели в отказе, могли и 10 просидеть. Что помогло вам уехать?
- Не что помогло, а кто помог! Евгений Евтушенко. Он в 1985 году приехал выступать в Ригу, я специально оказалась на его вечере, подошла к нему, мы поехали к нему в гостиницу, где он и написал письмо в КГБ. Оно у меня сохранилось, я его вам покажу, если вам интересно.
- Еще бы!
- Мы отправили в Москву копию, а подлинник оставили себе. (Белла Абрамовна дает мне реликт - пожелтевшее, написанное от руки письмо. Почерк у знаменитого поэта, прямо скажем, далеко не каллиграфический. Моя собеседница надевает очки, читает письмо).
«...Белла Абрамовна Дижур - старейшая детская писательница, принятая еще Павлом Бажовым в ряды ССП в 1940 году, зла в жизни никому не сделавшая, и единственное ее желание - чтобы собственный сын закрыл ей веки, похоронил ее. Никаких военных секретов она не знает. Как бы ни относиться к Э. Неизвестному, на мой взгляд, негоже такому могучему государству, как наше, мстить ему через 82-летнюю, ни в чем не повинную мать. Великодушие еще никого никогда не унижало. Проявите же великодушие, жалость, незлопамятность, исконно свойственные настоящим русским людям...». Примерно через год нас выпустили.
- Вы окончили Ленинградский педагогический институт имени Герцена, химико-биологический факультет. По специальности успели поработать?
- После института я поехала домой, в Свердловск, работала и одновременно писала. Потом поняла, что служить двум богам трудно, и стала свободным художником.
- У вас к тому времени было двое детей. Прокормить их свободному художнику трудно...
- Муж, Иосиф Моисеевич Неизвестный, был врачом, это мне и позволило бросить работу. Все, о чем мы говорим, происходило до войны. Потом Эрик ушел на фронт, осенью 45-го года вернулся после тяжелого ранения в Свердловск, пожил какое-то время дома и уехал учиться в Москву.
- Поговорим, если можно, о поэзии. Стихи вы когда начали писать, Белла Абрамовна?
- Сколько себя помню, столько пишу. Стихам моим очень не везло, их не печатали. Все, что я предлагала, рассматривали, как под электронным микроскопом: что я хотела сказать? Им казалось - что-то не то. Но поскольку у меня была хорошая профессия, один очень умный редактор посоветовал мне писать для детей научно-художественную прозу - так, кажется, это тогда называлось. В этом жанре я достаточно процветала, книги издавали большими тиражами, и Москва издавала, и Свердловск. Вон, на полке, стоят эти книги. Забавно и смешно, что не все мои книги разрешили вывезти из Союза. Внук пошел с моими книгами в министерство культуры, там их сортировали: эту можно вывезти, эту нельзя. А стихи все лежали!..
- Когда вы написали последнее стихотворение?
- Вчера ночью. Хотела дать вам его в газету - увы! Правлю его, правлю, но исправить пока не могу.
- Стало быть, у Эрнста Иосифовича поэтический талант от вас?
- Ну почему же? Мой муж был очень одаренным человеком: рисовал, играл в любительских спектаклях, был достаточно музыкален.
- Я вычислил, что Эрнст, будучи студентом философского факультета МГУ, написал замечательную остроумную песню, которую мы пели: «Великий русский писатель Лев Николаич Толстой не кушал ни рыбы, ни мяса, ходил по аллеям босой. Жена его Софья Толстая, напротив, любила поесть. Она не ходила босая, хранила дворянскую честь...»
- У них в университете был кружок, кто там что написал - неясно. Я не думаю, что Эрик один написал.
- Вчера, Белла Абрамовна, Андрею Вознесенскому исполнилось 70 лет, а Евгению Евтушенко 70 стукнет 18 июля. Как вы относитесь к ним?
- Очень одаренные люди! Последнюю книжку Вознесенского, синенькую такую, интересную, я отдала почитать знакомым. Ни тот ни другой талант пока не погас!
- Абсолютно согласен с вами. Свою тезку, Беллу Ахмадулину, читаете?
- Это - марсианский цветок. Ее поэзия - выше всего. Помню Беллу молодой, бывала в Москве на ее вечерах.
- А как вам Бродский, Белла Абрамовна?
- Не мой это поэт. Может быть, я его недооцениваю. А молодежь влюблена в Бродского, он для нее кумир. Мне не так давно одна девушка принесла рукопись, я написала рецензию на ее стихи. Для нее мир с уходом Бродского кончился.
- Вы в Америке 15 лет. Гражданство получили?
- У меня даже американский заграничный паспорт есть. Экзамены не сдавала, старенькая уже была, только присягала Америке, подняв правую руку. В 1990 году здесь вышла книга моих стихов, она на двух языках, - англо-русская. Рисунки для нее сделал Эрик. Я повезла книгу в Россию. Дети посадили меня в самолет, проснулась уже в Москве. А потом поехала в Свердловск, побывала на могиле мужа, встретилась с его родственниками.
- Кроме хороших генов, что помогло вам дожить до векового юбилея, Белла Абрамовна?
- Я не знаю. Ела, как все нормальные люди, что хотела. Нельзя сказать, что любила все человечество: кто-то мне мил, кто-то не мил.
- А враги у вас есть, как вы считаете? Или завистники?
- Думаю, что нет. А чему завидовать? Зависти я не чувствую, наоборот: какое-то повышенное любопытство. Каждый на улице должен спросить: как ваш сынок? Меня знают, куда денешься. Не скажу, что это неприятно. Наоборот, приятно, правда, когда все это неназойливо.
- Вы, судя по книжке на прикроватной тумбочке, читаете до сих пор...
- Много читаю, в очках, конечно. У меня три с половиной...



Бабочка Данаида

Бог даровал ей нервную систему
Величиною с зернышко пшена,
Но разрешает все свои проблемы
То крошечное зернышко сполна.

Он указал предназначенье вида
Тех бабочек, оно лишь в том,
Чтоб радужное тельце Данаиды
Соревновалось в красоте с цветком.


***
Есть в саду египетского бога
Родственница цапли длинноногой.

Из упругих толстокожих веток
Строит дом для голенастых деток.

В том же превосходном помещеньи
Вскармливает третье поколенье.

А дождавшись правнуков пушистых,
Возвещает горделивым свистом,
Что она стара и одинока,
Улетает далеко-далёко...

Будет краток путь ее, иль долог
Ни один не скажет орнитолог.

Только мне она ночами снится.
Обучаюсь мудрости у птицы.
Ноябрь 1999 г., NY


***
На легких колесах,
В серебряных спицах,
Все мчится и мчится
Моя колесница.

Все выше,
В надмирный озоновый воздух,
Где холодно светят надменные звезды,
Где так одиноко
И так нестерпимо,
Как может быть только
В разлуке с любимым.



Американская весна
1.
Магнолии - невесты рая
Пришли в нью-йоркские дворцы
И зацвели в начале мая,
Раскинув круглые шатры.

Похожие на булки сдобные
Вспухают в розовой пыли.
Прикрыв собой тюрьмоподобные
Пожарных лестниц костыли.

Есть красота несоответствия
В пейзаже этом городском:
Дома порочные соседствуют
С почти божественным цветком.

2
Она избыточно пышна,
Американская весна.
Просторная, зеленая, цветная,
Живая плоть, красавица земная!
Трава подстриженным ковром
Лежит у входа в каждый дом.
А кроны яблони и сливы
Самоуверенно красивы,
Круглы, ухожены, нарядны,
И каждый куст на каждый стрит,
Как на пособии наглядном,
Об изобилии кричит.

3.
Но где найти немного тишины?
И робкого подснежника цветенье?
Его мне принесли ночные сны
Российской сиротливости весенней.

Май 2000 г., NY