Эдуард Гуфельд: "Я горжусь тем, что за короткое время мы с Фишером успели подружиться"

9 марта прошлого года из Калифорнии позвонил Эдуард Гуфельд. «Вы знаете, что сегодня за день?» - после традиционного приветствия загадочно спросил он. Я опешил... Неужели забыл поздравить одного из наиболее известных друзей нашей «Школы» с днем рождения? Как такое могло случиться? Но довольно быстро вспомнил, что гроссмейстер Гуфельд родился не 9, а 19 марта. «Не буду вас мучить, - не дожидаясь моего ответа, продолжил Эдуард, - сегодня 59 лет Фишеру. Если хотите, могу прислать кое-что любопытное. Только хочу сразу оговорить, что не верю в небылицы, которые приписываются Фишеру по поводу 11 сентября и якобы его разным антисемитским эскападам».
Эти материалы Гуфельда вскоре оказались у меня на столе.[!]
«Я познакомился с Фишером в 1967 году в тунисском городе Сусе на межзональном турнире, куда я приехал с Геллером. Помню, когда меня представили, Бобби воскликнул: «А, Гуфельд! Я вас знаю! Я видел вашу партию со Смысловым» (партия Смыслов - Гуфельд, 1967, см. РБ, 14. - Р.В.).
В свое время много домыслов вызвал выход Фишера из турнира. Как очевидец, хочу восстановить картину происшедшего. Фишеру было разрешено не играть в дни религиозных праздников, а они, как на грех, следовали один за другим. В результате он пропустил несколько партий. Судьи решили уплотнить его график. Это возмутило Фишера, он потребовал дополнительный выходной, но ему было отказано. Бобби сам назначил себе выходной. Ему засчитали поражение. Фишер подал протест, а когда протест был отклонен, покинул Сусу. За ним отправились парламентеры, его уговорили вернуться. Через несколько туров он вновь поднял вопрос о пропущенной партии. Судьи были непреклонны. Фишер вновь покинул турнир. Начались новые переговоры, обещания пересмотреть решение судей. Наконец, наступил день, когда турнир должен пересечь «экватор». В этот момент Фишер проявил себя с наилучшей стороны. Он понимал, что если покинет турнир после прохождения «экватора», то все основные конкуренты советских гроссмейстеров получат очки и шансы на выход в претендентский цикл. Поэтому перед партией он потребовал, чтобы окончательно ответили: состоится ли его пропущенная партия с Гипслисом?
По правилам шахматист имеет право пропустить не более двух партий. Пропуск третьей автоматически ведет к исключению из турнира. Следующая партия с Ларсеном попадала на субботу. В этот день Бобби садился за доску только в 6 часов вечера. Опять были переговоры, которые с Фишером вел даже посол США в Тунисе. Роберта уговорили продолжать турнир с двумя минусами. Судьи разрешили начать игру в 7 часов, чтобы Фишер успел преодолеть 150 км, отделяющие столицу Туниса от места проведения соревнования. Но ровно в 6 часов раздался звонок из Туниса, и после этого телефонный мост Сус - Тунис работал в течение часа. Я все это время находился в кабине, откуда секундант Фишера, югославский журналист Д.Белица, беседовал с американцем. Бобби вновь требовал пересмотреть решение судей и дать ему возможность сыграть обе пропущенные партии. Белица отправлялся к судьям, которые снова и снова подтверждали свое решение. Теперь уже я пытаюсь уговорить Фишера, но он настаивает... Видимо, в этот момент Фишер подсознательно чувствовал, что еще успевает к контрольному сроку. Но время шло... С каждым новым сеансом связи его голос терял уверенность, в нем появились просительные нотки. Вот-вот будут пущены часы, и если американец через час после этого не сделает ход, ему засчитают поражение. В 7 часов Фишер сдался... Мы услышали голос отчаявшегося человека, который повторял в телефонную трубку, что согласен продолжать турнир с двумя минусами, но пусть уж Ларсен подождет, пока он приедет. Но датчанин твердо заявил: «Нет! Часы идут!»
По истечении часа Фишеру засчитано было поражение за неявку, и на три года он выбыл из борьбы за шахматную корону. С учетом двух минусов (!) у него к этому времени было 8,5 очков из 12. Я уверен, что продолжив турнир, он стал бы претендентом еще в 1969 году.
Эксцентричные, не укладывающиеся в привычные представления поступки не могли не создать Фишеру определенную репутацию. Однако чудачество выступало лишь приправой к характеру: главное заключалось в безграничной его любви к шахматам! Трудно в этом плане найти человека, равного ему! И на вопрос, много ли у него друзей, Фишер неизменно отвечал: все, кто любит шахматы.
Обостренное чувство собственного достоинства и редкая принципиальность сочетались в нем с какой-то детской непосредственностью. Когда Фишер садился за доску - это был джентльмен, человек исключительно вежливый и культурный. Он не терпел непорядочности в отношениях между шахматистами. После турнира претендентов в Кюрасао Фишер отказался лететь с Бенко в одном самолете из-за того, что заподозрил его в преднамеренном проигрыше последней партии.
Мы с Бобби часто беседовали, играли в футбол, плавали. У нас с ним оказалось много общего во взглядах на шахматы. Однажды он затащил меня под какую-то лестницу и попросил показать заинтересовавшую его позицию.
- Почему именно здесь? - удивился я.
- Здесь нет пижонов, которые могут нам помешать, - ответил он.
Помню, как один журналист задал Роберту бестактный вопрос:
- Бобби, что для вас важнее: шахматы или деньги?
Фишер покраснел, выразительно посмотрел на меня и ничего не ответил, только отвернулся от журналиста на 180 градусов.
Финансовые претензии Фишера к организаторам соревнований нередко производили впечатление непомерной алчности. Но это не совсем так. Деньги, на мой взгляд, не играли для него привычной роли. Судите сами. Фишер чуть не сорвал матч со Спасским: видимо, ему казалось, что если призовой фонд (125 тысяч долларов) удвоить, то, соответственно, и значимость матча (а может, и шахмат вообще!) возрастет в два раза. То, что дело тут было не в деньгах как таковых подтверждает факт, что через несколько месяцев после матча в Рейкьявике Фишер отказался подписать контракт на 10 миллионов долларов всего лишь за право использовать его имя в качестве рекламы.
Фишер был одержим идеей повысить престиж шахмат. А мерило престижа в Америке - деньги. Отсюда его стремление получать самые высокие гонорары, отсюда и повышенные требования к условиям для игры. На Олимпиаду в Лугано в 1968 году американцам впервые удалось привезти и Фишера, и Решевского; они очень хотели дать бой нашей команде. Но турнирный зал Бобби не понравился:
- Здесь будут курить прямо над нами, - сказал он. - Это помещение не для шахмат! Если не изменят условия, я играть не буду.
Фишер уехал из Лугано, лишившись крупного гонорара, но проявив завидную принципиальность. Дальнейшие события показали, что он был прав. В те годы шахматные соревнования за рубежом проходили нередко в шумных, тесных, прокуренных помещениях. Сейчас картина изменилась к лучшему. Разве нет в этом заслуги Фишера?
Роберт Фишер - это современная легенда шахмат, он оставил неизгладимый след в шахматном искусстве. Вместе с тем драма Фишера в том, что, отойдя после матча-1972 со Спасским от участия в соревнованиях, он пожертвовал самым дорогим в своей жизни - шахматами. Почему? Этого никто не знает. Время от времени в печати появлялись сообщения, что Фишер собирается вернуться к шахматам. Мне всегда казалось, что этого не произойдет никогда, ибо за время его добровольного отшельничества шахматы ушли далеко вперед. Вернуться, чтобы снова побеждать всех, он уже не сможет, а вернуться, чтобы проиграть - это не нужно ни Фишеру, ни шахматам. Иначе легенда будет развеяна... Но спустя двадцать лет Роберт Джеймс решил иначе.

Фрагмент 1-й партии матча 1992 года, ФИШЕР - СПАССКИЙ. В позиции на диаграмме белые приступили к решающей атаке 42.Кf5! Сf8 (Конь «отравлен», его брать нельзя. В то же время грозит 43.Кg7+) 43.Фхf4 Крd7 44.Кd4 Фе1+ 45.Крg2 Сd5+ 46.Се4 Схе4+ 47.Кхе4 Се7 48.Кхb5 Кf8 49.Кхd6 Ке6 50.Фе5, и черные сдались.
Вот как прокомментировал эту партию А.Никитин, один из секундантов Б.Спасского: «Это была истинно гроссмейстерская битва, вполне на уровне матчей за мировую корону. Мне даже показалось, что время остановилось и шахматная мощь легендарного отшельника не исчезла. Его игра в этот вечер была исключительно содержательна и целеустремленна, не было ни одного лишнего или «пустого» хода. Фишер был великолепен и в сложном стратегическом маневрировании, и в борьбе, основанной на точном расчете».