Еврейская кухня
Из мемуаров бывшего ребенка
Эдуард РЕЗНИК
Ребёнка питает воображение. Нарисуй ему картинку, вызови слюноотделение, и шнурки пойдут, как спагетти. Мама это понимала.
- Не хочу! - заливал я слезами манную кашу. - Не хочу!
"Да, это не форшмак!" - восклицала мама и грустнела. "Ах, форшмак, форшмак!" - качала она головой, погружаясь в воспоминания.
Отодвигая тарелку, я заинтересованно моргал.
- Ты хочешь спросить, что такое форшмак? - подбоченивалась мама.
Я кивал.
- Хочешь знать, что такое форшмак?!
- Да.
- Форшмак!.. - она закатывала глаза.
Мне было восемь, а она закатывала глаза: "Ах, форшмак, форшмак!".
- Что это? Что?! - терял я терпение.
Глаза мои становились, как два пятака, слюна срывалась. Интуиция подсказывала слюне, что это едят, и она срывалась непроизвольно.
- Ты действительно хочешь знать, что такое форшмак?! - нагнетала мама.
Она произносила слово так вкусно, что её хотелось укусить.
- Да. Хочу. Да! - я повисал на её халате, смотрел снизу вверх и капал.
- Форшмак... - она причмокивала. Мне было восемь, а она причмокивала. - Это даже вкуснее, чем цимес. Знаешь, что такое цимес?
- Нет!
- Так вот форшмак вкуснее.
- Но что это, что?! - изводился я.
Мама расстраивалась.
- Господи, как объяснить про форшмак, когда ты не понимаешь про цимес?
- Не объясняй. Сделай! - сглатывал я, как могут сглатывать только любопытные до еды дети.
- Как? - разводила мама руками. - Из чего?
- А из чего его делают?
- Из селёдки, конечно, глупый ты ребёнок.
- Так у нас полно селедки! - бросался я к холодильнику.
Но мама бледнела:
- Сейчас же забери свои слова обратно! Что ты называешь селёдкой? Не смей! Разве из этого можно сделать форшмак?! Она солёная - да. Возможно, она даже когда-то плавала. Но разве из этого можно сделать форшмак?.. Изжогу из этого можно. Гастрит. Памятник достижений народного хозяйства, только не форшмак.
- А из чего ж? - трясся я. - Из чего ж?
- Говорю же, из селёдки, глупый ты ребёнок.
- Из какой?! - обсасывал я пальцы.
- Ты спрашиваешь меня, из какой селёдки?
- Да. Я спрашиваю. Да!
- Из какой селёдки делают форшмак!? - взвинчивала мама.
- Это "К" или "Г"? - хлюпал я.
- Какое ещё "Г"?!
- ФоршмаГ или форшмаК?
- Боже! Леня, ты слышишь, этот еретик назвал форшмак "Г"!
- Не доводи ребёнка! - отзывался отец. - Сделай чёртов форшмак и не доводи!
- Но это же будет гадость!
Она произносила "гадость" с грудным украинским "г", звучащим как "х". "Это же будет хадость!".
- Сделай гадость, - умолял я. - Сделай мне гадость!
- Но это ж всё равно, что кугель без мацы!
- Кугель? - таращился я.
- Боже, Леня, он не знает, что такое кугель! - хваталась она за грудь. - Ты спрашиваешь меня, что такое кугель?
- Да. Я - да!
- Спроси ещё, что такое креплах!
- Спрошу! - всхлипывал, сидя в слюне по пояс.
Мама умела довести.
- Спрашивай хоть до завтра. Но знай, что ни креплах, ни латкес, ни кугель, ни даже цимес никогда не сравнятся с настоящим форшмаком... Если б ты знал, что это такое. Если б ты только знал...
- Дай уже что-нибудь! - ревел я, сплевывая обглоданные ногти. - Дай уже, дай!
И мама пододвигала мне кашу.
"Секрет"
