Профессор Илья Раскин: Хочу помочь ученым - ситуация в науке там критическая...

Я давно слышал об этом человеке как о выдающемся ученом–биологе. Представляю вам моего собеседника - профессора университета Rutgers, что в штате Нью-Джерси, Илью Раскина.

- Илья, в Америке существуют какие-то градации профессорских званий, должностей. К какой принадлежите вы?
- В моем университете реально существуют четыре профессорских должности. Это assistant professor (помощник профессора), assoсiate (то есть ассоциированный, признанный) профессор, которого практически уже невозможно выгнать. Эта «неприкасаемость» статуса профессора осталась со времен Кромвеля – чтобы избежать преследований по религиозным мотивам. И есть должности «полных» профессоров: full professor и full professor-2. Так вот, я – «полный профессор–2», это высшая должность. В Rutgers’е я работаю 13 лет, профессором-2 стал три года назад.

- Когда вы приехали в Америку и где получили образование?
- В 1973 году мы подали документы на отъезд в Израиль. Я в то время учился в педагогическом институте. Конечно, надо было получать характеристики, и как только узнали, что мы подали документы на отъезд, меня из института тут же исключили. Формулировка была: «за измену Родине». У меня эта бумажка сохранилась (смеется). После этого меня принялись забирать в армию, пришлось пойти учиться в медицинское училище – оттуда в армию не брали. Туда меня впихнули по знакомству, это было чудо. Я отучился три года, пока неожиданно нам не дали разрешение на выезд. Это был уже 76-й год. Значит, училище я тоже не кончил.
Приехав сюда, поступил в один из университетов Бостона, где получил бакалавра - уже по биологии. Потом учился в Мичиганском университете, защитил там докторскую. Меня сразу взяли на постоянную работу, я проработал 5 лет в индустрии, сначала в нефтяной компании Shell – у них в Калифорнии был большой отдел защиты растений. Потом работал в штате Делавэр, в сельскохозяйственном отделе компании Dupon. Ну а потом, в 1989 году, меня переманил университет, в этот самый научно-исследовательский центр, где мы с вами беседуем.

– Так вы, Илья, защитили докторскую, минуя кандидатскую, то есть степень магистра?
- Да, минуя; существуют такие программы. Защитился я по биологии растений.

- Я слышал, вы изобрели растение, способное поглощать радиацию, и даже претендовали на Нобелевскую премию. Это правда?
- Нет, это не так (смеется). На самом деле, когда вы говорите, что изобрел я, это уже неправильно. У меня большая лаборатория, многие сотрудники принимают участие в исследованиях... В университете я работал поочередно в трех областях. Сначала – по иммунной системе растений: они могут защищаться от болезней, возбуждая или активизируя свою иммунную систему. Мы открыли системный сигнал, который циркулирует по листьям и стеблям, позволяющий растениям активизировать защитную реакцию. Это – салициловая кислота, соединения которой похожи на аспирин. Это был наш первый успех, мы получили много наград и тому подобное. Вторая область, в которой я работал, это фиторемедиация, то есть использование растений для очистки окружающей среды. Об этом вы и слышали. В этой области мы были едва ли не первыми, сейчас там работает много ученых. Был достигнут определенный успех в очистке земли, в основном от свинца. Мы довольно много работали в Чернобыле, занимаясь исследованиями возможности использования растений для извлечения радиоактивного стронция и цезия из почвы и воды.

- Как же происходит защита?
- С помощью корневой системы растений. Необходимо биологически обмануть растение - с тем, чтобы наряду с нужными ему элементами (фосфор, калий, железо) оно вытягивало элементы, загрязняющие почву. Мы и здесь как бы открыли определенную область биологии, считаемся ее основателями, получили какие-то награды, но никакой Нобелевской премии не было. Моя философия состоит в следующем: мы много в этой области сделали, можно уйти.
Всю жизнь я хотел заниматься связью растений со здоровьем человека. Видимо, это идет от моей учебы в медицинском училище. Судьба так сложилась, что я попал в биологию растений, и связь биологии растений со здоровьем, поиск новых лекарственных соединений в растениях – как раз то, что меня волнует последнее время. Мы занимаемся новыми методами поиска, открытия, развития растительных веществ, которые предотвращают или лечат болезни. Эта область необъятная, мы, я думаю, будем заниматься ею очень долго.

- То есть вы занимаетесь как бы народной медициной?
- Да, источники, конечно, оттуда, но методы – современные, сугубо научные. Иначе говоря, мы выводим народную медицину на современную науку. Хотя, если быть точным, это не совсем так. У нас есть группа, которая занимается проверкой, оптимизацией народных методов, кто-то занимается поиском новых веществ в растениях...

- Вы растения берете наугад? Вот, например дуб: срываете листок и смотрите, нет ли в нем чего-нибудь лекарственного. Или вы исследуете заранее лекарствоносящие растения?
- У нас сложные компьютерные методы отбора и исследований растений. Мы можем взять современное синтетическое лекарство, например виагру, и, зная его химическую структуру, будем пытаться найти аналогичную структуру в растениях.

- Аналогия не будет, наверное, полной?
- Конечно, но мы можем найти в растении вещества, которые по своей химической структуре будут оказывать на организм действия, аналогичные виагре. Есть целый ряд методологий, позволяющих нам находить новую биологическую активность в веществах, новые методы индукции растений. Ведь растение все время меняет свой химический состав - в зависимости от окружающей среды. Помидоры, выращенные на разных огородах, имеют ведь разный вкус, правда? И даже в разную погоду у них разный вкус – потому что меняется химический состав вещества, образующего помидоры. И мы используем это, заставляя растения производить нужные нам вещества.

- Вы работаете по определенной, заказанной кем-то теме? То есть имеется фирма, с которой у вас договор, она вам заказывает нечто, платит деньги, вы проводите исследования и так далее?..
- Не совсем так. Фирму-заказчик мы организовали сами. Да-да. Шесть лет назад вместе с университетом мы организовали фирму «Фитомедикс», которая занимается внедрением созданных нами препаратов в жизнь. Мы, университет, не занимаемся коммерцией, ею занимается наша фирма, председателем совета директоров которой являюсь я. Эта фирма сумела собрать определенные инвестиции, подписать ряд серьезных контрактов с большими фармацевтическими компаниями. И большая часть исследований моей лаборатории субсидируется этой фирмой. Кроме того, существует целый ряд федеральных грантов, которые мне тоже позволяют организовать работу. Но в основном финансирование идет через «Фитомедикс». У этой фирмы нет своего исследовательского центра, вся наука сосредоточена здесь, в лаборатории.

- Сколько народу в вашем подчинении, Илья?
- Двадцать человек.

- Сколько русских среди них?
- Русских нет, есть два украинца, а вообще это люди из двенадцати разных стран! Больше всего у нас почему-то болгар – три человека, но есть и серб, и испанец, и француз, индиец, шриланкийка и так далее.

- Поскольку заведуете лабораторией вы, видимо, вы и принимаете людей на работу, когда вакансия освобождается. Как это делается практически?
- Обычно это делается двумя способами. Мы рекламируем открывшуюся позицию в международных научных журналах – это во-первых. И, во-вторых, я ищу работников через личные связи – кто-то кого-то знает, рекомендует.

- Каким образом вы связаны с международным сообществом ученых? Бываете в загранкомандировках, участвуете в конгрессах?
- Наука сейчас международная, поэтому мы связаны со многими странами. Только что, например, написали большой совместный грант с Медицинской академией имени Сеченова, бывшим 1-м Московским медицинским институтом, и институтом фармакологии в Томске. Грант послан в Министерство здравоохранения США, оно, если все пройдет удачно, будет платить нам деньги. До того мы написали очень большой грант на серьезное долгосрочное сотрудничество со Средней Азией, Узбекистаном и Киргизией. Я даже почетный академик их академий (смеется). Мы подали с ними грант на 3 миллиона.

- Вроде бы Средняя Азия небогата растениями, тем более – лекарственными...
- Богата, богата. Особенно Киргизия, там же практически субтропические зоны, где очень много видов растений, по меньшей мере пять тысяч! Это же родина многих фруктов и злаков. Интересно, что многие местные растения не исследованы. В Африке, вы знаете, работало много народу, в джунглях Амазонки – тоже. И никто не работал в Средней Азии.

- Вы по ходу дела наблюдаете постсоветскую жизнь среднеазиатских республик?
- Я в основном интересуюсь жизнью науки. Ученым в Средней Азии сложно, финансирование науки, как известно, очень серьезно пострадало. У них другие приоритеты, особенно финансовые, но появились возможности получения грантов на науку. Министерство сельского хозяйства США в порядке экономической помощи продает Узбекистану рис и бобы – на миллионы долларов. Узбеки платят за продовольствие в собственной неконвертируемой валюте – сомах. И эти самые сомы идут на финансирование науки. Я эти сомы не могу получить, но у меня в Узбекистане имеется очень большой бюджет. Сложная система, но так на самом деле работает экономическая помощь Америки многим странам. Мы что-то кому-то продаем, эти деньги остаются в той стране, но в ее же валюте. Кстати говоря, в Киргизии валюта конвертируемая.

- У профессора-2 есть какой-то положенный минимум лекционных часов?
- Нет, официального минимума у меня нет. Что такое преподавание в университете? Лекции в классе – таких я читаю мало, 4-5 в семестр. Но и в нашем университете, и в Принстоне я читаю иногда гостевые лекции. В то же время у меня в лаборатории много докторантов, аспирантов, студентов.

- Вы каждый день должны быть на работе?
- За часами здесь никто не наблюдает. Сейчас я провожу на работе от 10 до 12 часов в день: пишу статьи, доклады, гранты, готовлюсь к выступлениям, очень много времени отдаю компании, о которой я вам рассказывал. Очень много езжу: в Москве бывал много раз, только по работе, поскольку у меня там никого нет. Начал ездить туда году в 88-м, помогал компании «Дюпон» открыть в Москве, в Хаммеровском центре, ее сельскохозяйственный филиал. Мы продавали России химические средства защиты растений. Ездил в Сеченовскую академию; если пройдет нынешний проект, буду ездить в Томск, в Среднюю Азию; есть проект с Украиной, который мы будем развивать. Я хочу помочь и Украине, и России, и Узбекистану, поскольку ситуация в науке там критическая, а я могу способствовать получению этими странами серьезного западного финансирования.

- Наш разговор двигается к концу. Хочу спросить вас: вы демократ или республиканец?
- Я голосовал и за тех, и за других. Вообще, все это несерьезно, демократы похожи на республиканцев и наоборот. К войне с Ираком, как все нормальные люди, я отношусь плохо, но определенные аргументы в пользу того, что она нужна, я принимаю. Было бы проще говорить с вами на эту тему через два месяца, когда все кончится. В случае успеха я скажу, что был всецело за (смеется). Если же случится вьетнамский вариант, скажу, что был против. Положение сложное, неоднозначное, у меня нет на сей счет определенных убеждений. Ситуация в мире, конечно, поменялась - и качественно, и количественно, должны быть выработаны какие-то новые формы международных отношений. Наверное, ООН в ее нынешнем виде устарела, все это движется и меняется очень быстро, Америка заняла абсолютно другую позицию. Все, что происходит, интересно, но и печально. Идеология: если кто-то в любой части мира с нами не согласен, мы можем по-своему это устроить, опасна.

- Чем вы, Илья, увлечены кроме работы? Любите музыку, поэзию, что-то еще?
- Мы часто ездим в Нью-Йорк, моя жена – гуманитарий, вытаскивает меня на концерты. У нас дома проходит много встреч с актерами, писателями, музыкантами. Выступал Игорь Губерман, Александр Городницкий, Владимир Войнович, Вениамин Смехов, Игорь Иртеньев.

- Два слова о своих дочках–близнецах.
- Им по шестнадцать лет, одна гуманитарий - ее привлекает поэзия, английский, другая склонна к науке, увлечена астрофизикой. Они идентичные близнецы, но в отличие от других близнецов никогда не хотели ни выглядеть одинаково, ни одеваться, ни заниматься одним делом. Наоборот, они все время хотели отличаться друг от друга, занимать разные ниши, хотя генетически явно похожи, способности у них одинаковые. Наблюдать это мне очень интересно.