Марк Шагал и Витебск

В сотнях статей, монографий, книг о Марке Шагале отмечалось особое значение Витебска в его творчестве. Свою любовь к этому белорусскому городу на реке Двина он пронес через всю свою долгую жизнь. Увы, эта любовь никогда не была взаимной...
Когда в конце марта 1985 года в «Известиях» была опубликована краткая информация ТАСС из Парижа о смерти «...широко известного живописца и графика Марка Шагала», а в 15 номере «Недели» на развороте 12-13 страниц была помещена статья А. Каменского «Я никогда не забуду...», для подавляющего большинства 350-тысячного населения Витебска это явилось настоящим откровением - имя всемирно известного художника, их земляка, им ничего не говорило, а творчество оставалось неизвестным.[!] Воистину пророческими оказались слова МШ, сказанные им однажды: «Я не удивлюсь, если после столь долгого отсутствия город сотрет мои следы и не вспомнит того, кто, забыв свои листы, мучился и страдал, отдавая себя искусству для народа, кто мечтал превратить скучные дома в музеи, а обывателя - в творца. Я понял тогда, что нет пророка в своем отечестве».
29 июля 1920 года, переехав с семьей в Москву, он и не предполагал, что видел свой Витебск в последний раз. Живя во Франции с 1923 года, МШ 15 лет не принимал французского гражданства, надеясь на возвращение на родину, в Витебск. И. Эренбург писал: «Кажется, вся история мировой живописи не знала художника, настолько привязанного к своему родному городу, как Шагал. Желая сказать нечто доброе о Париже, Шагал называл его «моим вторым Витебском». Я его встречал несколько раз в Париже. Молодой Шагал повторял: «У нас дома...». Я его увидел много времени спустя в мастерской на авеню Орлеан, а там он писал домишки Витебска. В 1946 году мы встретились в Нью-Йорке, он постарел, говорил о судьбе Витебска, о том, как ему хочется домой».
В годы хрущевской оттепели «выездные» деятели советской культуры, находясь во Франции, стали встречаться с МШ: Е. Евтушенко, А. Вознесенский и Р. Рождественский, А. Хачатурян и Р. Щедрин, М. Плисецкая и многие другие. Максимум того, чего добились именитые поклонники МШ, - приглашение из Министерства культуры СССР посетить Москву и Ленинград. 5 июня 1973 года состоялся вернисаж выставки МШ в Третьяковской галерее...
Наконец, после более чем 50 лет разлуки, 86-летний художник встретился с Родиной. Растроганный и взволнованный мэтр произнес короткую, очень искреннюю и сердечную, в чем-то неожиданную и удивительную речь: «Я сердечно благодарен вам за приглашение сюда, на мою Родину, после 50 лет разлуки... Вы не видите на моих глазах слез, ибо, как ни странно, я вдали душевно жил с моей Родиной и Родиной моих предков... Как дерево с Родины, вырванное с корнями, я как бы висел в воздухе... Можно обо мне сказать все, что угодно - большой я или небольшой художник, но я остался верным сыном моих родителей из Витебска...».
В Витебск Шагала не пустили - как и большинство провинциальных городов, он был закрыт для иностранцев из капиталистического мира. Как бы успокаивая себя, великодушный художник поделился с А. Каменским своими сомнениями: «В мои 86 лет некоторые воспоминания нельзя ни тревожить, ни обновлять... И то, что живой частью входит во множество моих картин и рисунков, окажется несущественным, исчезнувшим с лица земли. Мне будет невыносимо больно видеть... Я просто заболею». В действительно, увидеть Витебск было его самым сокровенным желанием.
После смерти, последовавшей 28 марта 1985 года, его имя появилось в публикациях таких авторитетов белорусской культуры, как Василь Быков и Алесь Адамович, и громче зазвучали голоса местной интеллигенции.
1987 год, год столетнего юбилея со дня рождения прославленного художника, решением ЮНЕСКО был провозглашен годом Марка Шагала. В конце 1986 года в Витебск приехал А. Вознесенский. Он посетил одноэтажный каменный дом по улице Дзержинского, 11. Творческий вечер поэта перешел... фактически в первый серьезный разговор о МШ с его земляками. Поэт рассказал об огромном влиянии на современную культуру, оказанную их земляком, о том, что весь мир знает о Витебске благодаря его картинам. Далее зашел разговор о необходимости увековечивания памяти МШ, о музее. Он заметил, что не потребуется больших средств на его создание, так как дом сохранился таким, каким он был 100 лет тому назад.
Вскоре после этого творческий вечер известной московской поэтессы Риммы Козаковой (увы, память подводит - возможно, Юлии Друниной) тоже перешел в разговор о МШ. Она говорила предельно откровенно: «Пожалуй, никто из когда-либо родившихся и живших здесь так не прославил Витебск, как Марк Шагал. Так почему у вас нет ничего - ни памятника, ни музея, ни улицы его имени - ничего, что напоминало бы о человеке, именем которого Витебск должен дорожить и гордиться?» И сама же ответила, что не будь он евреем, «...Вы бы все знали и чтили память великого земляка».
Это был скандал! «Круги» от этого вечера, к тому же прошедшему в самом большом кинотеатре города «Беларусь», широко разошлись по всей республике. Мой одноклассник, работавший в то время в аппарате обкома партии, рассказывал мне об оргвыводах и о решении резко изменить стиль т.н. «контрпропаганды». А тем временем на собраниях различного уровня, включая партийные, вопрос о музее МШ стал широко дебатироваться. Отмалчиваться властям было уже невозможно. Да и официальный Минск понял, что общественность должна быть поставлена на «место». Видимо, стратегия и тактика контрнаступления были спланированы тщательно...
Сначала в Витебске появился «заслуженный» антисионист республики, а может быть и Союза, В. Бегун. Сей "кандидат философских наук», автор книг «Ползучая контрреволюция» и другой подобной тематики быстро определил, что художник надругался над Октябрьской революцией в ряде своих картин, написанных еще до...1914 года. Почему-то и раньше В. Бегун любил появляться в нашем городе. Местные партдеятели, хорошо знавшие о его близости к идеологическому отделу ЦКБ, приглашали его на вечерние «посиделки» в ресторан, где он «неофициально» развивал свои идеи о всемирном сионистском заговоре. Но если раньше он «открывал» глаза местным партийцам на происки скрытых врагов, например, при оформлении городской доски почета (законспирированные иудейские символы!), то теперь он «копал» глубже. Он разыскал в архивах Краеведческого музея, в запасниках которого пылились и гибли картины Иегуды Пэна, протоколы проверки Художественной школы рабоче-крестьянской инспекцией в 1922 году. Циничная препарация этого протокола и стала тем рубежом, с которого Бегун инициировал борьбу с т. н. ШАГАЛОМАНИЕЙ. Именно ему принадлежит «авторство» этого издевательского словообразования. О размахе запланированной клеветнической кампании свидетельствует тот факт, что как раз в июне 1987 года (100 лет со дня рождения Шагала) на прилавках книжных магазинов и киосков появился новый журнал ЦК Беларуси «Политический собеседник». Главный «ударный» материал первого номера - статья В. Бегуна «Украденный фонарь гласности». Автор бьет тревогу: «...Витебск избран (?!) для развертывания шагаломании...», которая, по мысли Бегуна, вышла уже на союзный уровень, ибо «...поэт А. Вознесенский выступил инициатором крикливой кампании в связи с днем рождения художника-модерниста М. Шагала...» И вот он - главный, убойный тезис: «Мало сказать, что Шагал жил в Витебске, важнее то, что он там делал. А между тем истина такова, что Витебский художественно-практический институт, которым некогда руководил Шагал, имел, по докладу рабоче-крестьянской инспекции, исключительно отрицательные стороны... В институте нашли прибежище дезертиры, спекулянты и другие темные личности, получающие щедрые продовольственные пайки».
Итак, «убийственный» вывод сделан: «светофоры нравственности потухли вовсе». В последующих номерах журнала «тема» углублялась, вовлекая все новых авторов - от безвестных ветеранов «войны и труда» и до известных художников и ученых. Наконец, в 5-м номере журнала был помещен итоговый комментарий-заключение за подписью народного художника СССР М. Савицкого и трех докторов - соответственно философа, искусствоведа, историка. Михаил Савицкий был очень известен и популярен в это время: академик, Герой соцтруда, депутат Верховного Совета СССР перестроечного периода, бывший узник фашистского концлагеря и... земляк (!!) Марка Шагала. Его цикл лагерных этюдов был издан отдельной книгой, которая широко и восторженно комментировалась. Правда, до издания книги случился скандал и М. Савицкому пришлось переписать один этюд совершенно юдофобского содержания... В этом комментарии столько политических инсинуаций, грязи и цинизма, что я ограничусь только несколькими выдержками: «... приведем мнение о нем, высказанное на самом высоком уровне. Как сообщило агентство ЮРИ, в 1974 году правительство Ливана запретило выступления скрипача Исаака Штерна и актрисы Шелли Винтерс и показ картин Марка Шагала в связи с их сионистскими наклонностями... его витражи в иерусалимской синагоге. Трудно сказать, что на них изображено.., но весьма четко смотрятся символы иудаизма: шестиконечная звезда, менора, скрижали ветхого завета... Если жившие в иммиграции деятели русской культуры внесли вклад в эту культуру, то «необычный» еврейский художник связан с нашей страной лишь местом своего рождения... Противоречит утверждениям о патриотизме и уход Шагала от сопротивления фашистам... Витебщина истекала кровью, Париж был оккупирован, художник же из Франции для безопасности перебрался в США... Советский патриотизм не доказывается звонкими словами о любви к Витебску... Теплое отношение Шагала к Израилю всегда находило отражение в его поступках». Вот этот набор нелепостей, которые и оппонировать-то недостойно.
Но вот подробные ссылки на выводы инспекции... С этим надо было разобраться! После достаточно серьезных усилий я смог лично прочесть акт ревизии, составленный 1-5 апреля 1923 года и подписанный старшим инспектором Витебского Губотдела рабоче-крестьянской инспекции Макке Карлом Юрьевичем, проживающим по улице Успенской, № 2. Прочел и аргументированное объяснение ректора института Гавриса Ивана Трофимовича. Если учесть сам факт - даты отъезда МШ (июнь 1920 года) и проверки (апрель 1922 года), то ясно, что МШ не мог иметь к этим «преступлениям» отношения. Объяснения же ректора полностью исключают упомянутые в акте упущения - ни о каких преступлениях там и не упоминается, только о трудностях в работе, а имя Шагала вообще не упоминается. Что тут можно добавить?
Но глас народа уже прозвучал: «Никакой музей Шагала нам не нужен!!!».
Вскоре «контрнаступление», инициированное журналом, воплотилось и в конкретных практических делах, проводимых по указанию обкома и горкома партии. Буквально за два дня до начала работы был запрещен и тщательно подготовленный вечер в краеведческом клубе Витебской областной библиотеки, посвященный столетней дате. О том, как готовился этот вечер группой энтузиастов, можно судить по тому, что уже была согласована дата приезда в Витебск младшей сестры и племянницы Марка Захаровича, уже были готовы стенды с репродукциями его работ и с фотокопиями документов, извлеченных из местных архивов.
Дальше - больше... К запланированной художественной выставке в Витебске группой энтузиастов была изготовлена скульптурная композиция основоположников Витебской художественной школы. Было уже поздно отменять выставку или не выставлять скульптуру, указанную в каталоге. Выход был найден: фигура «приверженца сионизма» была отпилена, и образ ненавистного художника отделен от его сподвижников.
Однако времена стремительно менялись. В 1990 году Витебский облисполком принял, наконец, решение о создании Дома-музея Марка Шагала в том самом кирпичном доме по улице Дзержинского 11, который ровно 90 лет до этого был построен родителями 13-летнего Моисея (Мордуха), и мимо которого в 1947-48 гг. я ежедневно проходил в 7-й класс 56-й железнодорожной школы не подозревая, что этот дом когда-то войдет в историю. Через «каких-то» 50 лет я вновь увидел его, приехав в гости из Америки. Внешне дом почти не изменился, только исчезли уродливые послевоенные деревянные постройки с обеих сторон. Во дворе бронзовый молодой кудрявый Шагал полусидел сбоку на спине своего персонажа - ослика. Художник мечтательно улыбался, слегка наклонив голову к палитре-скрипке, бережно поддерживаемой левой рукой, а в правой руке держал кисть-смычок. Недалеко, в нескольких сотнях метров, на углу б. Шоссейной и Покровской улиц на постаменте восседал мудрый старец Марк Шагал с палитрой в левой руке, а над ним парила его муза... Вдоль всей левой стороны улицы стояли туристические автобусы с номерами многих стран бывшего Союза. - в Витебске в это время проходил ежегодный фестиваль «Славянский базар».
Какая-то суета была «разлита» в воздухе. Представительная дама, директриса, ответила мне, понизив голос, что в город сегодня пожаловал товарищ Лукашенко со своим другом Лужковым и не исключена возможность их прибытия сюда, ей только что звонили... Ну и времена пошли, подумал я. Разве могло Марку Захаровичу даже присниться такое (!!) признание. Через несколько дней были названы лауреаты фестиваля. Первое место жюри присудило... израильскому певцу...Но недолго, увы, «музыка играла». Уже на следующий день несколько газет обрушились на устроителей фестиваля. В логике им отказать было нельзя: «...ведь это Славянский фестиваль! При чем здесь посланцы Израиля! А уж если ИХ и пригласили, то должны были поставить вне конкурса программы...»
Некоторое время тому назад по TV ведущий программы "Сегодня в Израиле", показал небольшой ролик, снятый в Витебске. Он задавал прохожим один и тот же вопрос: "Знаете ли вы, кто такой Марк Шагал?" Увы, почти никто не знал...
Многое познал Марк Шагал на своем веку: успехи и провалы, бедность и богатство, равнодушие и всемирную славу. И только одного он был лишен при жизни - признания Родины.