Александр Солженицын о евреях

Шоры идеологии

Вышел из печати и появился на наших берегах второй том пространного исторического очерка Александр Солженицына «Двести лет вместе». Появился и тут же исчез – раскупили. И это несмотря на густой поток не просто критических, а совершенно убийственных отзывов местной русскоязычной прессы на первый том сочинения. Впрочем, в большинстве тех публикаций особых рассуждений на тему, предложенную автором капитального труда, не наблюдалось. По существу почти все отклики содержали один постулат: Солженицын – законченный антисемит и книга его – антисемитская. А раз так, дельного разговора у нас с ним не получится, дать достойный отпор – вот наша задача И вот поди ж ты, после всего этого, такой интерес публики, желающей знать, о чем все-таки толкует «русский старец», как он оценивает недавнюю нашу, еврейскую, историю, так тесно переплетенную с историей народа русского.
В первом томе А.Солженицын вел речь, главным образом, о взаимоотношениях евреев и российского правительства.
Второй том охватывает период недавней истории – от Февральской революции до наших дней. Тут и источников гораздо больше, и личных воспоминаний, и свидетельств очевидцев событий. Книга густо уснащена цитатами, ссылками, цифрами и фактами. Иногда даже с явным перебором.
И еще одно отличие, которое нельзя не заметить. Во втором томе автор во многих случаях старается не делать однозначных выводов, петляет, сопровождает изложение своей точки зрения массой оговорок, уточнений, сам себя комментирует как бы со стороны. Несомненно, сказался тот вал критических замечаний и прямых обвинений, который был вызван первым томом его публицистического исследования. Вместе с тем по ряду принципиальных проблем современности он остается верен себе.
Пересказывать содержание новой книги объемом в 550 страниц – задача пустая, никчемная. Архитектоника ее проста, она целиком продиктована наиболее значительными и хорошо известными этапами российской истории ХХ века. Каждая глава рассматривает баланс взаимоотношений русских и евреев на переломных моментах жизни двух-трех поколений не столько уже российского, сколько советского народа. От Февраля до Октября 1917 года, Октябрьская революция, гражданская война, период индустриализации, Вторая мировая война, сталинские гонения на евреев и так далее, вплоть до развала Советского Союза.
Для верной и, конечно же, не скоропалительной оценки целого ряда авторских суждений, наверное, стоило бы заранее иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, органичным пороком практически всех исторических трудов остаются не всегда правомерные обобщения. Любой исследователь поневоле вынужден вытаскивать на свет божий то, что ему, автору, кажется главным, определяющим. Явления и факты, не очень соответствующие основной идее, либо бегло оговариваются, либо попросту опускаются. Гигантский по объему обработанного материала труд Солженицына тоже по существу страдает этим, в общем-то, неизбежным изъяном.
И второе. Александр Солженицын откровенно признает, что является русским националистом. Об этом свидетельствует и все его творчество. Национализм, по его убеждению, есть качество безусловно положительное для всего человечества. Поэтому он с превеликим уважением относится к национализму в любом другом народе. В том числе – и к еврейскому, отсюда его несомненно искренние симпатии к государству Израиль. Февральскую и, тем более, Октябрьскую революции он всегда считал и считает до сих пор ужаснейшими трагедиями, прежде всего, для русского народа. Революционеры сокрушили его исконные традиции, прервали процесс формирования русского национального самосознания.
Материал к книге собран богатейший, из многих источников. И подан читателю с четко обозначенных авторских позиций, а они насквозь идеологизированы. Что делать, Солженицын ведь уже давно не художник, не писатель в привычном смысле слова. Он – яростный борец за идею, учитель, проповедник. Какие-то защищаемые им тезисы охотно воспримут многие, какие-то многими же будут с гневом отвергнуты или поставлены под сомнение. Как выразился один московский журналист, взявшись за откровенно болезненную тему, Александр Исаевич ступил на минное поле.
Как евреи русских
угнетали

Говоря об Октябрьском перевороте, Солженицын, само собой разумеется, снова, в который уже раз, перечисляет еврейские фамилии в рядах большевиков. Нет, он не обвиняет эту группу революционеров в замысле самого восстания 25 октября 1917 года, хотя хорошо известно, что руководил восставшими Лев Троцкий. Главная вина – на Ленине, в чьих жилах текла и русская, и чувашская, и калмыцкая, и еврейская, и немецкая кровь. Такое признание – шаг в сторону от той позиции, какую автор нового труда занимал раньше. Вспомним, что он писал лет 20 назад: в Ленине превалировало еврейское начало, все его окружение носило выразительные имена и задумывало революцию исключительно в интересах угнетенного еврейского населения империи. Теперь писатель передумал. И на том спасибо.
Но вот начинается повествование о 20-х и 30-х годах прошлого столетия, и Солженицын, как ни старается сохранить объективность, верность фактам, тем не менее не отказывается и от привычной тенденциозности. Правда, выражена она весьма замысловато. В книге верно отмечается: революционные сдвиги уничтожили «черту оседлости», значительные массы евреев покинули прежние места обитания, двинулись на восток, в центральные города России. Поскольку элиту российской империи большевики либо уничтожили, либо втоптали в грязь, молодые, энергичные, быстро схватывающие веяния времени пришельцы с западных окраин пришлись ко двору новым властителям. В руководящих кругах советов, армии, промышленности, карательных органов оказалось, действительно, немало евреев. Это факт, и с ним не поспоришь. Люди это были разные – порядочные и не очень, толковые и туповатые. Попадались и отпетые негодяи – авантюристы, уголовники вроде знаменитого одесского Мишки-Япончика, недоучившиеся ешиботники. С детских лет помню, как взрослые распевали шутливую песенку про какого-то Мотла, сапожника из местечка, который, уезжая в Москву, обещал: «Он станет, зогт эр-махт эр, комиссаром и будет заседать в Кремле».
Еврейские молодые люди, и это тоже верно отмечено автором книги, повалили в институты и университеты, куда прежде их не принимали. Ими изрядно пополнился слой новой технической и творческой интеллигенции, и многие заняли в индустрии, а также в других сферах командные должности. Солженицын уверяет, что зла на них не держит – нация талантливая, чуткая ко всему новому. Конечно, она верой и правдой старалась служить ненавистному советскому строю, это понять можно. Обиду в массах вызывало другое: евреи-начальники всячески поддерживали «своих» в ущерб представителям коренного народа. Соплеменников приближали к государственным кормушкам, устраивали на престижные должности, прощали провалы. Даже в тюрьмах и лагерях жестокие начальники, если они были евреями, всегда облегчали участь евреев-заключенных. Русских же отодвигали в сторону, обзывали «деревенщиной», да еще постоянно обвиняли в великорусском шовинизме. Так в народные массы закладывались зерна антисемитизма.
Солженицын приводит несколько фактов такого рода. И подчеркивает, что сам он с великим одобрением относится к готовности евреев в любых условиях поддержать «братьев по крови», вот, мол, и нам бы, русским, брать с них пример. Похвала эта все-таки сильно походит на упрек. К тому же само обобщение выглядит весьма сомнительно. Были, наверняка были случаи, подобные тем, что приводит автор. Но ведь известно и немало фактов иного порядка, когда советские начальники-евреи, наоборот, особенно круто расправлялись именно с соплеменниками. Примеров тому множество. Близких родственников предавали во имя карьеры и собственной безопасности, чего уж там говорить о каких-то соплеменниках.
Можно понять и отчасти даже разделить сетование Солженицына по поводу определенной избирательности Запада в отношении происходившего в Советском Союзе. Вот за евреев, пишет он, то и дело вступались, а разорения и гибели миллионов раскулаченных большевиками русских крестьян как бы не замечали. И ранее, в гражданскую войну, достаточных усилий Запад не приложил, чтобы помочь белым против красных и решительно раздавить дьявольщину большевизма, пока она не окрепла. Такие же претензии предъявлены дореволюционной российской элите: не выдержали, сдались, разбежались.
Нельзя не заметить стараний автора соблюсти определенный баланс в оценке ряда важных явлений прошлого. Говоря о радостном энтузиазме, с каким встретила революцию часть еврейского населения, он не забывает упомянуть о другой части – может быть, даже большей, - не принявшей принципов большевизма. Некоторым из них удалось покинуть страну, и в эмиграции, уверяет Солженицын, они вели себя честнее, добропорядочней, чем русские.

Покайтесь
и прощены будете

Несет ли та или иная нация полную меру ответственности за грехи и злодеяния отдельных ее представителей? Ответ зависит от множества конкретных обстоятельств. А для Солженицына он прост: несет! Русские – за Ленина сотоварищи, евреи – за Троцкого, Зиновьева и прочих, грузины, следовательно, – за Сталина, немцы – за Гитлера и т. д. Покайтесь, и всем вам будет дано великодушное прощение, а сердцу – облегчение.
Призыв к перманентному покаянию очень характерен для русского православия и в устах одного из его видных идеологов звучит вполне натурально. Вместе с тем в нем явственно видны обрядовость, условность, отрешение от современной реальности. История уже дала свою оценку и Ленину, и Сталину, и Гитлеру, и Муссолини, и многим другим, им подобным. И если в разных концах мира еще находятся люди и политические группы, готовые продолжить их дело, покаяниями зла не пресечешь. А в еврейской среде, насколько известно, никаких последователей Троцкого-Зиновьева-Каменева пока, слава Богу, вообще не наблюдается.
Солженицын упорно настаивает на своем: покайтесь! И не только за грехи соплеменников-большевиков. Греховны, по его убеждению, и те евреи, которые добились определенных личных успехов при советской власти. Они, дескать, своими талантами и трудом укрепляли жестокий режим. Называются десятки известных имен. В один позорный ряд поставлены академики Иоффе и Гольдман, композиторы Дунаевский, Блантер, братья Покрасс, писатели Эренбург и Кассиль, кинорежиссеры Ромм, Юткевич, Донской и многие, многие другие, внесшие немалый вклад в развитие русской советской культуры. Их недюжинные таланты не отрицаются, но как-то теряют значение под напором двух обвинений: эти люди отошли от своих еврейских корней и восславляли советский режим. Словом, продали большевикам свое первородство за чечевичную похлебку.
Оба этих обвинения, вместе и порознь, нередко звучат в те же адреса и из уст евреев, бывших советских граждан. Мы это и сами не раз слышали, а из текста книги можем почерпнуть дополнительные цитаты. Что ж, кто сам безгрешен, пусть мажет черной краской имена незаурядных современников. Только много ли таких безгрешных найдется? Работая на советском заводе, в научной лаборатории, за письменным столом, мы так или иначе трудились не только во имя своих собственных интересов, но и во славу той страны, где жили. Все или почти все. Даже члены Еврейского антифашистского комитета, затем расстрелянные Сталиным. И безвинные жертвы «дела врачей», томившиеся в застенках. Но вправе ли, например, нынешний израильтянин Давид Маркиш, на которого Солженицын тоже ссылается, бросать обвинения другим, если сам он в свое время старательно сочинял киносценарии о советских героях пограничниках и разведчиках?
Не стоило бы забывать и того, что уже в конце 50-х – начале 60-х годов многие российские евреи оказались в первых рядах борцов за гражданские права. Отказники, диссиденты, авторы и распространители «самиздата» самоотверженно пробивали бреши в, казалось бы, несокрушимых стенах режима. Это с воодушевлением признает Солженицын. Больше того, утверждает, что именно евреи в очередной раз стали катализатором прогрессивных процессов, изо дня в день нараставших в России. По его словам, как только он осознал, что «евреи отложились от коммунизма», сразу понял: конец большевизма близок.
Мы – люди многоопытные, тертые калачи, и потому не будем чрезмерно обольщаться и преисполняться гордыней на сей счет. Лукавые, соблазнительные лозунги большевистской революции не могли жить вечно. Дурацкий эксперимент, затеянный большевиками на одной шестой части земного шара, должен был провалиться и без еврейского участия. Возможно, мы только помогли ускорить этот процесс.


Была без радости
любовь...

Еврей-интернационалист, мечтающий об исключении пресловутого «пятого пункта» в паспортах, Солженицыну малосимпатичен. Такой еврей, по его убеждению, не стремится разжечь свой духовный очаг, а норовит погреться у чужого огня, слиться с коренной нацией. Это, как правило, не очень-то получается – уж слишком велика разница в ментальности. В результате зарождается и растет цепь взаимных претензий и обид. Чем усерднее старания интернационалистов, тем хуже итог. Как утверждает Солженицын, до революции в России было гораздо меньше антисемитизма, чем после. Далее следуют рассуждения глобальные.
На протяжении двух с лишним тысячелетий евреи скитались по миру, страдали от притеснений, однако уцелели, не растворились полностью в чуждой среде. И вот настал знаменательный день – на политический карте мира появился Израиль, обетованная страна. В истории древнего народа начался новый период. До 1948 года сердобольным людям всей планеты оставалось только жалеть живших рядом бесправных евреев. Потом жалели лишь тех, кто не мог вырваться на родину праотцев из-за «железного занавеса», их не выпускали. Наконец, в 70-х годах ценой неимоверных усилий первые группы эмигрантов ринулись из Советского Союза. Постепенно поток эмигрантов возрастал, а еще позже лился уже свободно.
Прошу обратить внимание на то, как оценил этот процесс автор двухтомника «Двести лет вместе». Он в восторге «от начала великого переселения евреев за пределы СССР – к счастью для всех и к чести для евреев». Как говорится, была без радости любовь, разлука будет без печали. Не знаю, со вкусом ли, но простенько. Настолько простенько, что целый ряд важнейших обстоятельств, судьбоносных особенностей эмиграции исчезают из поля зрения, словно их и не существует вовсе.
Радость Солженицына по поводу массового оттока евреев из России сами евреи и омрачили. Они опять повели себя не так, как следовало. Многие не пожелали перебираться к родному очагу. И очень этим расстроили именитого автора. По данным, приведенным в книге, в 1971-м и 1972 годах от 85 до 100 процентов эмигрантов проследовали из СССР в государство Израиль, в 75-76-м годлах – только половина, а в последующие годы – еще меньше. Основной поток двинулся в иные страны, снова к чужакам – в Америку, Германию, Австралию, Австрию.
В глазах любого принципиального националиста – неважно, какого он роду-племени, - вектор движения, избранный значительной частью российских евреев, выглядит, по меньшей мере, абсурдом. Ведь снова придется осваивать чужой язык, отнюдь не иврит и не идиш, погружаться в иную культуру, следовать иным привилегиям. Извечной хитростью попахивает: будут иметь две родины – ту, где проживают, и Израиль.
Почему же только две, Александр Исаевич? Их может быть и три – многие эмигранты и Россию считают родиной.
Тут, в заключительных главах второго тома, у Александра Исаевича с наибольшей выразительностью проявились остаточные черты исконной российской идеологии. Нет, не яростный антисемитизм, вопрос об этом оставим в стороне. Речь идет о традиционной русской соборности, пренебрегающей личными интересами, индивидуальной свободой, стремлениями к собственному выбору. Это Запад, а не Россию веками занимала проблема взаимосвязей личности, общества, государства и религии. Пониманию многих русских националистов она до сих пор чужда.
Вместе с тем Солженицына искренне печалит, что в эмигрантской среде то и дело раздаются выкрики, полные ненависти к России и к русским. Нас такие выкрики, по-моему, не красят, но и недоумение Солженицына не может не удивлять. За что? – растерянно вопрошает он, не умея или не желая самостоятельно поискать ответа на свой вопрос. Идеологические шоры изрядно застилают глаза, мешают разобраться в реальности. А страсть к обобщениям позволяет увидеть лес, но не дает возможности разобраться, какие там растут деревья.
Солженицын убежден, что евреи стали покидать места, потому что, во-первых, «отложились от коммунизма» и, во-вторых, вследствие возросшего национального самосознания. В действительности причин гораздо больше и разброс их гораздо шире. Люди-то разные. Кого-то в дополнение ко всему прочему обуревало желание воссоединиться с родственниками, кого-то – завести свое дело, полнее раскрыть природные способности, улучшить свое благосостояние, а то и просто пожить в других краях. Потому и выбирали из весьма скромного числа вариантов наиболее подходящий для себя и семьи. Перспектива продолжать жить в рассеянии, «в галуте», мало кого пугала. Привыкли, не впервой. За 2000 лет и не к такому можно было привыкнуть. Упреков это все-таки не заслуживает.
В эмиграцию пустилась публика разноликая, одни сохранили в себе привязанность к России, другие сберегли скопившуюся ненависть и к России, и ко всему прошлому. А многих погнал с родины унаследованный от предков страх. Сотни тысяч евреев, как известно, покинули Россию, когда власть коммунистов уже рассыпалась в прах. В стране воцарились разброд и шатания, стремительно переходившие в самый настоящий беспредел. Советским евреям было отлично известно, что такое государственный антисемитизм. Но помнили они и об ужасающих периодах безвластия, когда обезумевшие толпы впадали в «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». В гражданскую войну белые, красные, зеленые, абсолютно бесцветные с одинаковым рвением учиняли кровавую резню еврейского населения. Никакие строжайшие запреты Махно, Петлюры, белых генералов или реввоенсоветов их не останавливали. В начале 90-х годов были все основания опасаться точно такого же разворота событий.
Странно, что это упускает из виду Солженицын, сетуя на законную настороженность эмигрантской среды в отношении русских. Впрочем, для полемики с ним найдется немало других поводов. История долгого совместного проживания двух народов достаточно сложна, многокрасочна и разноречива. Да она по существу еще и не кончилась, давние связи не так-то просто рвутся. Двухтомным трудом Александра Солженицына тема не исчерпывается.