Черный вдовец

Окружной суд в Лоде признал Шимона Купера виновным в убийстве двух своих жен и приговорил к двум пожизненным заключениям. В момент оглашения приговора зал был полон журналистами, бывшими соседями подсудимого по кибуцу Эяль и родственниками убитых им женщин. В самом последнем ряду сидела симпатичная крашенная блондинка в джинсах и светлой рубашке, на которую, естественно, никто не обращал внимания.

 

Между тем, именно эта женщина и была главной героиней процесса: если бы не майор полиции Таль Эвен, Купер, безусловно, и сейчас был на свободе, вкушая плоды своих преступлений и, возможно, готовя новое. Позади для следователя Таль Эвен осталось самое долгое и, возможно, главное расследование в ее жизни.

 

ДЕЛО ЯСНОЕ, ЧТО ДЕЛО ТЕМНОЕ

Таль до сих пор хорошо помнит тот хмурый ноябрьский день 2010 года, когда ее неожиданно вызвал к себе уходящий в отставку легендарный израильский следователь Ави Манцур.

 

— Я ухожу с чистой совестью, “висяков” на мне нет! – сказал Манцур. – Но есть одно дело, которое бередит мне душу. В сущности, дело закрыто за отсутствием вины, так что говорить вроде не о чем, но что-то меня в нем скребет. Нюхом чую, что он — убийца. Имя Шимона Купера тебе что-то говорит?

 

Таль отрицательно покачала головой.

 

— Ты что, не смотришь телевизор? Хотя да, понимаю, некогда. Так вот, журналисты из программы “Увда” утверждают, что на нем два убийства. Мне бы хотелось, чтобы ты взялась за это дело и довела его до конца.

 

Таль Эвен было тогда 38 лет, и за полтора десятка лет службы в полиции она успела дорасти до руководителя отдела, занимавшегося расследованием экономических преступлений. В те дни она училась в университете на вторую академическую степень, впереди маячила сессия, которую надо было как-то совмещать с работой и воспитанием двух детей.

 

— Ави, но я никогда не расследовала убийства! — возразила она. – И потом, на моем отделе висят сейчас 300 дел. У меня попросту нет людей, которых я могла бы переключить на еще одно, вдобавок, не имеющее к нам никакого отношения.

Но Манцур словно ее не слышал.

 

— Я приготовил для тебя все документы. Посмотри на досуге, — сказал он, указывая две небольших картонных коробки в углу. — Мой тебе совет: начни с Шароны, его второй жены, которая, слава Богу, живет и здравствует.

 

Отвечать “нет” такому уважаемому человеку, как Манцур, в полиции было не принято. И уходя поздно вечером с работы, Таль взяла обе коробки домой.

 

Начала она с просмотра диска с записью журналистского расследования, которое носило название “Серийный вдовец из кибуца Эяль”. В нем рассказывалось о том, что в 2009 году при весьма таинственных обстоятельствах внезапно скончалась третья жена Шимона Купера, Дженни Мор-Хаим, носившая при жизни фамилию Мор-Купер. Родственники покойной поначалу сочли ее кончину естественной, но затем, когда Купер выгнал из дома Дженни двух ее дочерей, а затем предъявил права и на дом ее престарелых родителей, они исполнились подозрениями.

 

Эти подозрения усилились, когда родственники Дженни узнали, что в 1994 году в возрасте 32 лет ушла из жизни первая жена Купера, Орит. И они обратились в полицию. На основе жалобы было возбуждено расследование, но вскоре его закрыли, так как следователи не нашли никаких улик, подтверждающих версию подателей жалобы. Тогда те обратились в передачу “Увда”, и журналист Омри Асангейм провел журналистское расследование, в ходе которого выяснилось, что у Купера было множество женщин, которым он представлялся агентом спецслужб; что обстоятельства смерти его первой и третьей жены удивительно схожи и в обоих случаях он завладел их имуществом...

 

Передача потрясла Таль, но она не удивилась, узнав, что сразу после выхода передачи в эфир Купер подал против “Увды” иск с требованием огромной компенсации за клевету. Положение программы было хрупким: хотя Асангейм провел огромную работу, доказательств для обвинений, на которые он намекал, оказалось явно маловато. Точнее, их не было вовсе, несмотря на логику подозрений по отношению к Куперу.

 

Таль стала просматривать подготовленные Манцуром документы. Их действительно было немного.

Вот протокол осмотра места смерти Орит Купер. Она была найдена мертвой на диване в салоне. “Скорую помощь” и полицию вызвал муж, Шимон Купер. Вокруг дивана было разбросано множество снотворных таблеток. Купер рассказал полицейским, что жена в последнее время пребывала в депрессии, горстями глотала таблетки, и он чувствовал, что она хочет свести счеты с жизнью.

 

Тело Орит было направлено на вскрытие в “Абу-Кабир”, значит, должно быть заключение патологоанатомов. Ага, вот и оно:

“Причина смерти не установлена”.

 

Таль, выпускнице факультета криминологии, это показалось странным, почти невозможным. Судмедэксперт констатировал, что покойная была здорова, никаких аномалий во внутренних органах не обнаружено, желудок покойной был пуст. Если она, как утверждал Купер и как следовало из осмотра места происшествия, наглоталась таблеток, то куда же они делись? Бесследно растворились?

 

Дальше шла выписка о закрытии дела. Все!

 

В следующей папке было дело Дженни. Найдена мертвой в салоне. Заключение судмедэксперта: причина смерти – остановка сердца. На теле не найдено никаких повреждений, за исключением небольших синяков в районе живота, появившихся очевидно в течение суток до наступления смерти. За пять недель до кончины Дженни обратилась к врачу с жалобами на приступ, во время которого у нее отказали ноги, она перестала владеть речью и контролировать мочеиспускание. Врач констатировал характерные симптомы микроинсульта и направил ее на электрокардиограмму и анализ крови. Обе проверки были сделаны через два дня и показали, что здоровье Дженни в норме.

 

Показания двух дочерей Дженни: сразу после кончины матери в ее дом вселилась любовница Купера, доктор Мария Закотская. Затем выяснилось, что незадолго до смерти Купер уговорил Дженни написать завещание, в котором та отписывала ему свой дом в кибуце Эяль, акции члена кибуца и право голоса на общем собрании, а также записанный на ее имя дом родителей.

 

Дальше шли показания подруг Дженни: она была жизнерадостной и красивой женщиной, любила играть в волейбол. За день до ее смерти Купер впервые появился на игре с участием Дженни, и когда в нее попадал мяч, громко кричал: “Теперь я знаю, откуда у тебя синяки на теле!”

 

Сам Купер считал вероятным, что Дженни могла покончить жизнь самоубийством, приняв какой-то яд, так как, по его словам, последнее время кто-то в кибуце организовал травлю их семьи и даже разбросал листовки, на которых он и Дженни были изображены на фоне свастики.

 

ВЫПИСКА О ЗАКРЫТИИ ДЕЛА

Чем больше Таль обдумывала прочитанное, тем больше утверждалась в том, что и Омри Асангейм, и Ави Манцур правы: скорее всего, за смертью обеих женщин стоит Шимон Купер. В обоих случаях в момент их смерти он находился дома, но не предпринял никаких попыток предотвратить то, что сам он и следователи сочли самоубийством. Амбулансы он вызвал постфактум. Спал? А если нет?!..

 

Но правы были и следователи, закрывшие оба этих дела: если бы они явились с таким набором фактов в прокуратуру, их подняли бы на смех.

 

Таль взяла новую папку, закрепила лист и разделила его вертикальной линией на две колонки. Поверх одной написала “Орит”, поверх другой – “Дженни”. Затем вписала в каждую колонку параллельные факты. Подумала немного, прочертила еще одну линию и над образовавшейся третьей колонкой написала “Шарона”. Затем погасила свет и пошла в спальню, зная, что заснуть теперь вряд ли удастся. Никакого представления о том, как распутать это дело, у нее не было.

 

ПЕРВЫЕ СВИДЕТЕЛИ

Экзамены в университете вынудили Таль на какое-то время отложить расследование, но сразу после успешной сдачи и получения диплома магистра по юриспруденции она вернулась к делу.

 

Следуя, совету Манцура, Таль решила встретиться с Шароной, но та являться в полицию наотрез отказалась. Как выяснилось, однажды Шароне уже звонили из полиции, но она заявила, что ей нечего сказать. Асангейм сумел ее разговорить, но после выхода передачи Шимон Купер позвонил ей и пригрозил, что если она скажет еще кому-то хоть слово, он через суд потребует с нее миллион в качестве компенсации за клевету, а миллион ей взять неоткуда.

 

— Хорошо, — предложила Таль, — давайте просто встретимся в кафе и поговорим. Никакой записи. Если вы не захотите отвечать на какие-то вопросы, можете не отвечать.

 

После нескольких телефонных звонков Шарона согласилась на встречу. Таль вела себя осторожно, и от встречи к встрече женщина становилась все более откровенной. Она рассказала, что познакомилась с Шимоном Купером, когда Орит была еще жива, но он уверил ее, что они в разводе и просто делят общую квартиру. Шимон почти поселился у Шарон, которую убедил, что работает в ШАБАКе. В день смерти Орит Шимон сказал, что та себя плохо чувствует, и ему надо переночевать дома, чтобы побыть с детьми. Шарона почувствовала укол ревности, но Шимон пообещал ей, что будет спать в салоне. А наутро он позвонил ей и сообщил, что нашел Орит мертвой на диване в салоне. То, что в салоне спала именно она, а не Шимон, Шарону несколько удивило.

 

Через некоторое время Шарона с Купером сочетались браком, но очень скоро она узнала, что он ей изменяет. К тому же он стал говорить ее друзьям и родителям, что она депрессирует и пьет слишком много таблеток, хотя никаких таблеток она не принимала. Однажды, убирая квартиру, Шарона нашла целый ящик с разными снотворными и психотропными препаратами. Не зная, зачем они нужны, она их просто выбросила. Ну, а потом они развелись...

 

Завоевав доверие Шароны, Таль попросила организовать встречу с ее родителями.

— Шимон странный человек, — сказала мать Шароны, врач по специальности. – Помню, когда он еще только встречался с Шароной, он попросил выписать ему рецепт на очень сильный транквилизатор. Когда я спросила, для чего, он ответил, что когда допрашивает террористов, подсыпает такие таблетки им в воду, они расслабляются, и у них развязывается язык. Это, мол, незаконно, но действенно. Ну, я и выписала. А потом он начал говорить что-то странное про Шарону: дескать, она не контролирует себя, и потому ее квартиру надо переписать на его имя. Хорошо, что они развелись до того, как мы это сделали.

 

Итак, во всех трех случаях Купер утверждал, что его жены испытывают депрессию и склонны к самоубийству. Во всех трех случаях имели место таблетки. В случае с Дженни он завладел ее имуществом и имуществом ее родителей. В случае с Шароной пытался это сделать. Но что было в случае с Орит?

 

Чтобы получить ответ на этот вопрос, Таль позвонила родителям покойной. Глубокие старики, они так и не оправились он утраты и посвятили себя воспитанию двух внуков, детей Орит и Шимона. Версию о том, что Шимон может быть убийцей их дочери, они категорически отвергли.

 

— Шимон, конечно, бабник, “блофер”, но не убийца, — сказал отец Орит. – Наша дочь покончила с собой, и этот факт не изменишь. К сожалению, все к этому шло.

 

— Откуда вы знаете? – перебила Таль пожилого мужчину.

 

— Шимон рассказывал, что она в последнее время сидела на таблетках. Да и не удивительно: Орит знала, что он ей изменяет, он почти не ночевал дома, утверждая, что вынужден работать ночами, их финансовое положение было катастрофическим.

 

— А когда вы в последний раз видели дочь?

— За два дня до смерти. Мы вместе пошли покупать подарок ко дню рождения жены.

 

— И что?! Вам показалось, что Орит в депрессии?

— Нет, в тот день она как раз выглядела очень жизнерадостной. Видимо, поход за покупками ее развлек.

 

— Так почему вы считаете, что она покончила с собой?

— Ну, как же?! Мы же получили по почте заключение по результатам вскрытия.

У Таль заколотилось сердце: заключения судмедэксперта никогда не присылаются по почте, их доставляет либо сотрудник полиции, либо спецкурьер, это железное правило!

 

— Могу я посмотреть заключение? – попросила она.

Старик порылся в ящиках комода и протянул ей листок, на котором под фирменным грифом Института судмедэкспертизы значилось, что в желудке Орит Куперштейн были обнаружены таблетки снотворного, и именно передозировка снотворным явилась причиной смерти.

 

Это была фальшивка, и Таль не сомневалась, что ее изготовил Шимон Купер, на самом деле работавший не в ШАБАКе, а в типографии. Но, черт побери, как же доказать это в суде?!

 

— А кому достались деньги Орит? – спросила Таль на прощание.

-Да никаких денег у нее было, — ответил отец покойной. – После ее смерти Шимону списали машканту, а потом он очень выгодно продал квартиру. Мог бы дать нам хоть что-то на детей, но нет... Он даже никогда не был на могиле Орит! И все же у нас нет к нему претензий. Все это же не имеет значения.

 

Поздно вечером, уложив детей спать, Таль открыла заметно пополнившуюся папку с делом Шимона Купера, внесла несколько новых пунктов в колонку с надписью Орит и подшила протокол беседы с ее родителями. Доказательств у нее по-прежнему не было никаких.

 

СЛАБОЕ ЗВЕНО

Личной встречи с тогдашним главой Института судебно-медицинской экспертизы “Абу-Кабир”, профессором Иегудой Хисом Таль добивалась несколько месяцев – формально, не будучи сотрудницей убойного отдела, она не имела на нее право.

— Посмотрите вот это заключение ваших сотрудников, профессор, — сказала она, когда встреча все же состоялась. – Здоровая 32-летняя женщина внезапно умирает, и при этом они пишут, что “причина смерти не установлена”.

 

— Что ж, такое бывает! – ответил профессор Хис. – Примерно в 2% всех случаев нам действительно не удается установить причину смерти.

 

— А не могла смерть наступить от большого количества снотворного, следов которого потом не обнаружили в желудке покойной?

— Теоретически и такое возможно. Есть снотворные, которые очень быстро разлагаются, не оставляя следов в организме.

 

— А задушить ее не могли?

— Нет, это практически исключено. Удушение всегда оставляет следы, даже если жертву душат подушкой, она сопротивляется, и следы все равно остаются. Хотя... Если, скажем, жертве дать снотворное, то она может не почувствовать момента удушения и не оказать сопротивления. Тогда следов не будет.

 

Таль поняла, что не зря добивалась встречи с профессором. По сути дела, он, походя, дал ей разгадку того, как Шимон Купер мог убить Орит. Теперь она была почти убеждена, что и Дженни он убил, используя какой-то препарат, не оставляющий следов. Но все это было опять-таки недоказуемо!

 

Чтобы найти доказательства, Таль Эвен запросила в токсикологическом отделе минздрава список лекарств, которые могут вызвать остановку сердца, не оставляя следов в организме, а также записалась на курс токсикологии, который вел доктор Ави Кугель – будущий преемник профессора Иегуды Хиса на посту директора Института судмедэкспертизы. Из минздрава ей прислали пухлую папку – таких препаратов оказались сотни. А вот доктор Кугель произвел на нее столь сильное впечатление, что после одной из лекций она осмелилась попросить его задержаться и рассказала о деле Купера.

Кугель был явно заинтригован.

 

— Остановка сердца действительно могла произойти под воздействием какого-либо препарата, — сказал он. – Но как этот препарат попал в организм, если, по вашим словам, покойная не принимала таблеток, это вопрос. Тут надо подумать.

После этой беседы Таль позвонила дочерям Дженни, и посоветовал им через адвоката заказать частную экспертизу у доктора Кугеля. Тот запросил снимки вскрытия, а в заключении написал, что небольшие синяки на теле жертвы могут быть следами уколов, через которые ей ввели некий препарат. Укол мог быть сделан во сне, а чтобы он был безболезненным, убийца мог использовать анестезирующую мазь.

 

К этому времени у Таль уже сложилась в голове картина преступления, совершенного Шимоном Купером. В сущности, во всех случаях он действовал по одной и той же схеме, тщательно продумывая свое алиби. В случае с Дженни, например, он пришел за день до убийства на волейбольный матч и громко, чтобы все слышали, кричал, что теперь знает, откуда у нее синяки: ему надо было убедить всех, что это следы не уколов, а ударов мячом. Таль не сомневалась, что Купер вколол Дженни убивший ее препарат во сне. Она даже знала, кто именно мог ему такой препарат дать: нынешняя подруга Купера, доктор Мария Закотская, была анестезиологом. Причем, как выяснилось, с Закотской он познакомился куда раньше, чем с Дженни, а значит, женился на последней исключительно с целью завладеть ее имуществом. Какова же была роль Закотской в этой истории?

 

Теперь в деле было полно косвенных улик, обосновывающих подозрения против Купера, но четких доказательств, а значит, и оснований для его ареста и задержания Закотской не было. Таль не без труда удалось получить ордер на обыск в доме Купера. Перед началом обыска она сообщила Куперу, что тот подозревается в убийстве двух своих жен, рассчитывая повергнуть его в шок.

 

На какое-то мгновение, как показалось Таль, тот дрогнул, но к нему тут же вернулось прежнее самообладание. Зато обыск оказался весьма результативным: нашлись документы, свидетельствующие о том, что за несколько месяцев до смерти Дженни Купер несколько раз консультировался с адвокатами по поводу того, что ему следует делать, чтобы в случае кончины супруги стать ее единственным наследником, а затем следовал их рекомендациям. Кроме того, при обыске были найдены новенькие листовки с изображением Дженни, Шимона и свастики, так стало ясно, кем они были отпечатаны и распространялись по кибуцу.

 

Теперь у Таль появились основания для ареста Купера и Закотской и шанс на то, что суд продлит их содержание под стражей на пару дней. Но Купер был крепким орешком, который просто так не расколешь. А вот доктор Закотская в этой цепочке оказалась слабым звеном. И Таль попросила для начала ордер именно на ее арест.

 

На первом допросе доктор Мария Закотская повела себя крайне высокомерно. Она заявила, что они с Шимоном устали от безосновательного преследования со стороны полиции, и что та просто не знает, с кем имеет дело: Шимон является сотрудником сверхсекретного подразделения, которое стоит выше ШАБАКа и “Моссада” вместе взятых, а для прикрытия работает таксистом. У него, мол, такое героическое прошлое в ЦАХАЛе, а полиция лезет не в свое дело...

 

Таль пыталась убедить подследственную, что Купер ей лгал. Лгал про героическое прошлое в ЦАХАЛе, где служил простым кладовщиком. Лгал про сверхсекретное подразделение, такого нет в помине. Лгал, когда уверял, что Дженни всего лишь его компаньон по аренде дома в кибуце... Все было тщетно: Закотская отказывалась верить. Но на следующем допросе рассказала, что действительно выписала Шимону Куперу мазь для местной анестезии, так как у него была экзема, а затем и вынесла с работы препарат, вызывающий остановку сердца. По словам Закотской, Купер рассказал ей, что выходит на пенсию, но перед этим должен выполнить особое задание — ликвидировать за рубежом террориста, да так, чтобы все подумали, что тот умер естественной смертью. Когда Закотская удивилась – мол, неужели у них в организации нет таких препаратов, Купер ответил, что с этим террористом у него личные счеты, и он хочет сам выбрать орудие его ликвидации. А еще он сказал, что террористу 47 лет и весит он примерно 100 кг, что совпадало с возрастом и весом Дженни.

 

Закотская рассказала, что не решилась выбрать нужный препарат в одиночку, а проконсультировалась по данному поводу с коллегой. Коллега подтвердил, что доктор Закотская консультировалась с ним по поводу препарата, который в больших дозах приводит к смерти, но не оставляет следов.

 

Таким образом, теперь у Таль было на руках признание самой Марии Закотской о том, что та вынесла с работы и передала Куперу три ампулы смертельно опасного лекарства, для инъекции которого не требовалась специальная подготовка – его можно было просто вколоть в живот или под язык. Был у Таль и еще один “туз в рукаве” — она знала то, чего не знала Закотская: в последнее время у Шимона появилась новая любовница, некая Сима. Женщин в его жизни вообще оказалось множество: подрабатывая таксистом, Купер с потрясающей легкостью “клеил” доверчивых пассажирок – как правило, одиноких женщин средних лет.

 

С такими фактами и уликами уже вполне можно было арестовывать Купера. На дворе стоял октябрь 2012 года, то есть с момента памятной беседы между Таль Эвен и Ави Манцуром прошло ровно два года.

 

БЕЗ “ЦАРИЦЫ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ”

Купер был арестован в здании суда, когда пришел на заседание, посвященное продлению ареста доктора Закотской. По распоряжению Таль их посадили сначала в одной комнате.

 

Таль заглянула в нее и сказала Куперу:

— Между прочим, тебе на мобильник звонила Сима, но я сказала ей, что сегодня ты вряд ли вернешься домой.

 

— А кто такая Сима? – спросила Закотская.

— Вот, кстати, расскажи ей про Симу. Пусть она узнает про еще одну твою ложь! – бросила Таль.

 

И вот с этого момента доктор Мария Закотская была готова рассказать все, что только знала и помнила.

На допросах Купера Таль поняла, что имеет дело с законченным социопатом, начисто лишенным нормальных человеческих чувств, не испытывающим ни к кому и тени привязанности и никогда не и признающим себя виновным. Оставалось лишь ловить его на противоречиях в показаниях. Когда на очной ставке Закотская напомнила Куперу, как тот просил у нее препарат, способный убить террориста, тот заявил, что у нее, мол, поехала крыша, и что про террориста они вместе смотрели фильм по телевизору. Потом сказал, что просил Закотскую принести этим ампулы для себя, так как собирался пройти операцию и хотел предложить врачам собственный препарат для анестезии, потому что после предыдущей операции его долго не могли привести в себя. Но даже и эта ложь была успехом – по крайней мере, Купер признался, что действительно получил препарат от Закотской.

 

Постепенно стало ясно, что первую попытку убить Дженни он предпринял за пять недель до рокового дня. Но вколотая им доза оказалась мала, и у Дженни – помните? — просто отказали ноги, и на какое-то время она перестала себя контролировать. Если бы анализ крови ей сделали в тот самый день, когда она обратилась к врачу, возможно, в крови обнаружились бы следы лекарства.

 

Сегодня Таль не отрицает, что на первых допросах вела себя с Купером грубо, бросая ему в лицо все, что о нем думает, за что ей потом пришлось принести извинения – он подал на нее жалобу. Но ей так хотелось хоть чем-то пронять его, понять, остались ли в нем хоть какие-то человеческие чувства.

 

После подачи обвинительного заключения против доктора Закотской (напомним, что в рамках досудебной сделки она была приговорена к шести месяцам общественных работ) пришло время подготовить обвинительное заключение против Шимона Купера. И тут Таль получила поистине тяжелый удар: прокуратура решила инкриминировать Куперу лишь убийство Дженни Мор-Хаим, сочтя, что для обвинения в убийстве Орит Куперштейн нет достаточных доказательств. Таль пыталась убедить прокуратуру, что лишь связка этих двух дел дает полную картину преступления, показывает мотивы и схему действий Купера, но все было тщетно. Она понимала, что в таком виде дело может развалиться за недостаточностью доказательств, но ничего не могла поделать.

 

К счастью, спустя полгода прокурор, курировавшая дело Купера, заболела. Сменившая ее сотрудница прокуратуры позвонила Таль и сообщила, что согласна с ее позицией, и Купер будет обвинен не в одном, а в двух убийствах.

Когда процесс над Купером был в самом разгаре, Таль позвонила его сестра.

 

— Я хочу вам кое-что рассказать, — сказала она. – Я думаю, что Шимон убил не только двух своих жен, но и нашу мать...

 

ТО, ЧЕГО УЖЕ НЕ ДОКАЖЕШЬ

— Мама очень долго болела, так что когда ее увезли в больницу, это не стало для нас неожиданностью. А вот ее смерть — стала, — рассказала женщина. – Мама умерла ночью, внезапно. Рядом с ней был только Шимон. Накануне вечером он буквально выставил нас из палаты, заявив, что останется дежурить у маминой постели. Утром он не разрешил мне подойти к ее телу, так что мертвой я ее не видела. Потом выяснилось, что незадолго до смерти мать написала завещание, в котором оставила все, что у нее было, Шимону. Для меня это стало полной неожиданностью, я не могла понять, что могло побудить маму к такому шагу. Сейчас, когда я побывала на судебных заседаниях, меня стали одолевать самые разные мысли.

Но мысли – это всего лишь мысли, и Таль понимала, что начинать новое расследование бессмысленно. Слишком уж много времени прошло, и даже если подозрения сестры Шимона Купера справедливы, добыть доказательства все равно не удастся. Но торжество правосудия свершилось — Шимон Купер приговорен к двум пожизненным заключениям.

 

Думается, теперь вы поняли, что испытывала в момент оглашения приговора Куперу одетая в штатское майор Таль Эвен. Для нее это означало замыкание некого круга, подведения итоговой черты под долгим периодом жизни, в течение которого имя Купера сопровождало не только Таль, но и всех членов ее семьи. Слушая ровный голос судьи, она вглядывалась в лицо подсудимого – и не находила на нем никаких эмоций. Ни-ка-ких!

 

После заседания суда майор Эвен вернулась к обычным делам. Сегодня она занимается, в основном, расследованием преступлений, связанных с коррупцией, и их, к сожалению, более чем достаточно. Тем не менее она нашла время, чтобы позвонить Ави Манцуру и сказать спасибо за то, что в свое время он решился заинтересовать ее делом, которое наверняка войдет в историю уголовного розыска в Израиля.

 

— Если ты, девочка, думаешь, что я выбрал тебя случайно, то ты ошибаешься, — сказал Манцур. – Я знал, что именно ты сможешь довести это дело до конца.

 

P.S. Финальная точка в деле Шимона Купера пока не поставлена. Его адвокаты намерены опротестовать приговор в Верховном суде и надеются на оправдательный приговор. По их словам, обвинение было основано исключительно на косвенных и подогнанных друг под друга уликах, ни одного прямого доказательства вину Купера полиции и прокуратуре добыть не удалось. Кроме того, остается множество вопросов, связанных с имуществом Шимона Купера. Так что — продолжение следует.

 

“Новости недели”