Как работает американская цензура

На то Америка и свободная страна, чтобы позволить себе иметь все, что пожелает - включая и цензуру. Тем, кто путает свободу со вседозволенностью и дурными манерами, спешим раскрыть лирический секрет американских масс-медиа – цензура в них была, есть, и будет, причем не в каких-то закамуфлированных видах, а самом откровенно-лобовом обличье цензурных отделов. А как же свобода слова, спросите вы? Свобода слова, как правило, от американских цензоров не страдает – за это и в тюрьму недолго угодить. А вот свобода чересчур афронтно выражаться – да, регулярно подвергается урезке.
Взять, например, телекомпанию АВС (сразу оговоримся, что подобные АВС-шным отделы словесной нравственности существуют, разумеется, и у конкурентов). Двадцать семь «редакторов» отдела Стандартов только и занимаются тем, что выцеживают из готовящихся к эфиру телепередач, рекламных полуминуток и особенно сериалов неприличные слова и жесты. Трудятся в отделе знатоки своего дела – в основном адвокаты, учителя и священники. Их задача – апофеоз бюрократизма: привести лексику теле зрелищ в соответствие с федеральными нормами, обозначающими недопустимо-неприличные выражения, общинно религиозными понятиями о нравственности и, главное, корпоративным пониманием того, что с экрана говорить можно, а чего – нельзя. Вдобавок цензоры отвечают за массу других полезнейших вещей – например, следят, чтобы победители викторин не были заранее назначены, «реальные» шоу не слишком отдавали заранее выстроенной драматургией, а выразители мнений по любой социально значимой теме, например, контролю за огнестрельным оружием, немедленно дополнялись на телеэкране оппонентами в рамках демократического плюрализма и политической корректности.
Без одобрения такого многополезного отдела на экран не выходит ни один ролик. Лишь благодаря стараниям самоотверженных цензоров поцелуям телевизионных лесбиянок разрешено быть романтическими, но без примеси плотской страсти (то есть, если предметнее, без видимого языкового участия). Пистолетам позволено нацеливаться на людские головы лишь в экстремальных ситуациях взятия заложников или военных действия. Скручиванию марихуанных и героиновых самокруток поставлен прочный телезаслон. А каждого наркомана ждет неминуемая расплата в виде ареста, СПИДа, смерти или по крайней мере назидательно-трогательной речи близкого друга на смертном одре больного. Даже когда 15-летняя девочка в финале телефильма 80-х «С Миннессотского Стрипа» шла по лас-вегасскому Стрипу становиться проституткой, добродетельные цензоры настаивали на том, чтобы за кадром звучала жизнеутверждающая бетховенская «Ода радости». На том неоспоримом основании, что зло на глазах у американских телезрителей не должно торжествовать никогда.
Как и коллеги-идеологи рассыпавшегося КПСС, американские цензоры человеческих душ нередко попадают в нелепые ситуации, которые, впрочем, не смущают рыцарей правого дела. В работе их царит постоянный творческий подъем и освежающая новизна, ведь цензоры неутомимо шагают в ногу с широкой американской публикой и временем. В последнее десятилетие, например, послабления вышли сексу и крепким выражениям, зато ужесточились требования к показу насилия и межрасовых отношений. Однако цензоров то и дело бросает в крайности – от позволения практически всего, чего творческая душа пожелает, до запрета даже детского лепета (в 1990-м году, например, добропорядочная общественность пришла в ужас от того, что 6-летняя девочка в ситкомe “Uncle Buck” ангельским голоском выпалила: “You suck!”). За минувшее десятилетие всевозможные “suck”, “fart”, “crap” и “friggin’” наводнили телепрограммы, а в недавней теледраме CBS “Волчье озеро” зрители могли даже лицезреть обнаженных до пояса мужчину и полуженщину-полуволчицу в разгаре бестианской оргии.
Цензоры ревностно следят за тем, чтобы во время так называемого “семейного часа” с восьми до девяти вечера благопристойность телепередач не выходила за рамки. Главная задача – свеcти к минимуму количество обиженных. Ведь даже если всего только три процента американских телезрителей будут оскорблены крепким словцом или жестом – армия недовольных составит население такого города, как столица штата Юта Солт Лейк Сити (зачастую это как раз и оказывается население Солт Лейк Сити).
Работа цензоров трудна и порой с трудом поддается рациональному объяснению. Полную сумятицу в цензорских умах отражает, например, неразбериха с употреблением слова “bullshit” телеюмористом Дэвидом Леттерманом в одной из майских передач этого года. Вначале Леттерман беспрепятственно показал эпизод классической телепередачи “On Golden Pond”, в которой ясно прозвучало малоприличное слово. Некоторое время спустя ежевечерний телешутник девять раз употребил это слово сам (чтобы описать свое отношение к запрету произносить это слово с телеэкрана). По настоянию цензоров второй слог в этом случае каждый раз был прилежно заменен «бипом» - Леттерман пока еще не классик, и ему все два слога были явно не положены…
Пожалуй, лишь одна телекомпания – 6-летняя UPN – не содержит сегодня в своем штате цензоров, чью работу президент UPN Джефф Цукер называет «аккумулированным идиотизмом». Однако подобная смелость многим попросту не по карману. Ведь, как и везде в Америке, цензурные старания на телевидении страны диктуются всеобщим управляющим – деньгами. На заре ТВ, в 50-е годы, большинство телесериалов, например, спонсировалось какой-нибудь одной большой корпорацией. Не удивительно, что ее менеджеры обладали правом вето на любую телеэкранную вольность. Порой за этим стоял и прямой коммерческий интерес – сериал “Circus Boy”, например, финансировался фирмой «Марс», которая серьезно переживала при каждом упоминаний в «ее» телепрограммах пищепродуктов конкурентов. А когда Американская Газовая Ассоциация отвалила деньги на передачу о Нюренбергском процессе, она недвусмысленно попросила авторов изъять упоминание о газовых камерах. Так что евреи, согласно вышедшей программе, умирали в концлагерях просто в «камерах».
Сегодня, впрочем, теленравственность диктуется другими экономическими соображениями. С одной стороны, передачи не должны отпугивать зрителей и рекламодателей. Но с другой стороны, пресные ситкомы и драмы оставят зрителей равнодушными – а следом за падением рейтингов из шоу уйдет и реклама. Поэтому вопрос «to shit» или «not to shit» для телекорпораций порой означает буквально «быть иль не быть»…
Широко известная полицейская драма “NYPD Blue”, например, дебютировала на АВС в 1993-м году, когда рейтинги этого канала стремительно падали. Авторы и цензоры заключили специальный пакт о том, что в драме произносить и показывать можно, а чего – нельзя. Чтобы привлечь телезрителей, героям сериала было позволено произносить слова “balls”, “dickhead”,”bastard”, показывать обнаженный женский торс сбоку (но никогда фронтально), а также время от времени предлагать друг другу сексуальные услады, но ни при каких условиях не предаваться им на экране. 57 филиалов АBC отказалось показывать первый эпизод драмы из-за его сквернословия, и корпорация не смогла собрать все запланированные рекламные деньги. Однако потерять высокий рейтинг было еще страшнее – и шоу продолжает свою жизнь в эфире по сей день.
Опытный телезритель легко может определить финансовое положение того или иного шоу по количество и качеству разрешенных в нем цензурой крепких выражений и прочим окололитературным признакам. Например, чем чаще вы слышите слово “ass”, тем прибыльнее сериал. В восьмичасовых шоу оно раздается в среднем 1.04 раза в час. Когда шоу «Мартин» выходило на экраны Fox-а в 1992-м году, ему был позволен один “ass” за получасовой эпизод. По мере роста популярности зрелища, ему разрешали два, три – и наконец неограниченное количество “ass”-ов за эпизод.
Верно и обратное – если в телекомедии или драме не слышится крепких словечек, значит, по мнению цензоров, качество зрелища невелико. Права произносить неприличные выражения раздаются цензорами, как награды за творческие достижения. В прошлом году, например, президентская теледрама « The West Wing » доросла до того, что ей присудили несколько призов «Эми» – и разрешили использовать слово prick. А вот такие, казалось бы, остро детективные шоу, как Pretender и Profiler до мата так и не дослужились…
Если шоу привлекает внимание телезрителей к гениталиям героев, его рейтинги популярности и расценки за рекламу почти наверняка окажутся самыми высокими. А вот если во время комедии или драмы рекламируются малоизвестные шампуни или никому не ведомые компании-«доткомы», это значит что затронутые темы рискованны и отпугнули крупных китов рекламного бизнеса. Не так давно «Сирс» и «Федерал Экспресс», например, сняли свою рекламу с передачи Билла Маера, где он называл ракетные удары американцев по Афганистану «трусливыми». Взамен рекламировались презервативы фирмы “Trojan” и ортопедические кровати от компании “Craftsman”.
На упреки в том, что они душат творческую свободы, цензоры контр аргументируют тем, что свободу эту они как раз наоборот развивают и поощряют, то есть заставляют авторов все время придумывать новые выражения и эвфемизмы вместо того, чтобы попросту употреблять привычную ненормативную лексику. Авторы на подобный нажим действительно откликаются, но по-своему. Зная, что цензоры обязательно начнут вычеркивать из сценария крепкие слова, они нарочно нашпиговывают ими свои творения в надежде, что часть их придется отдать на откуп ревнителям благопристойности, а часть все-таки уцелеет. Иногда, впрочем, цензуру попросту удается застать врасплох. Никто, например, не догадался несколько лет назад обратить должное внимание на эпизод из комедии «Mad About You» телекомпании NBC, в котором герой Пол снимал документальный филь о лошадях. Одно из животных было снято в состоянии отчетливой эрекции – и в таком виде показано десяткам миллионов телезрителей. Только высокие рейтинги спасли тогда шоу от закрытия…
Одной из традиционных странностей цензорской пристрастности является трепетное отношения к религиозной тематике. Ни для кого на телевидении не секрет, что шоу будет разрешено употребить самое грубое слово задолго до того, как позволено произнести всуе Имя Господне. Причина этого таится в боязни, что шоу немедленно после богохульства будет бойкотировано той или иной религиозной организацией. В том же “The West Wing”, например, Президент Бартлет произносит “damn street gang” там, где в сценарии стояло “goddamn street gang”.
Еще одно достижение цензурных комитетов – полная расовая идиллия на американском телеэкране. Дело и в этой области, как водится, нередко доводится до полной нелепости. В шоу “Monty” телекомпании Fox, например, герою запрещалось «заработать» расстройство желудка в китайском ресторане. Не мог он отравиться и в итальянском ресторане. Зато вполне мог съесть некачественный ужин просто в ресторане. И этой нацделикатности есть простое объяснение – телекомпаниям постоянно приходится извиняться то перед Национальной Коалицией Пуэрто-Риканцев, то перед Ассоциацией Американцев- Азиатов за этнически бесчувственные фрагменты.
Цензурная драма современной Америки заключается не в конфликте хороших манер и безнравственности или искусства и коммерции, а в борьбе одной коммерции с другой коммерцией. Телекомпаниям нужно продавать рекламу, которую обиженный или нравственно уязвленный телезритель смотреть не будет. Однако не будет он смотреть и рекламу, «проложенную» малоинтересными, высоконравственными зрелищами. Успехи «цензуры» с одной стороны ублажают рекламодателей и семейно ориентированных зрителей, но с другой – вносят свою лепту в процесс, благодаря которому телевизионные каналы потеряли за последние пятнадцать лет половину своей зрительской аудитории. Поэтому и шатает современное телевидение от мата к святости и обратно. Золотой середины между живыми страстями и канонами приличного поведения, увы, и в обычной-то жизни не удается найти практически никому.