«С ЛЮБОВЬЮ, ДРУГ МОЙ ОЛЬГА»
Литературная гостиная
Когда Петербургское издательство Арт-Деко предложило мне участвовать в создании альбома Ольги Спесивцевой, я согласился не задумываясь. Жизнь Ольги Спесивцевой, может быть, самая неординарная, полная легенд, вымыслов, слухов, догадок, трагедий, всегда меня волновала. Редакция поручила мне составить хронологию творчества балерины на Западе, узнать, что, где, когда и с кем балерина танцевала вне стен Мариинского театра. Большая часть архивного материала была использована в альбоме. Но хотелось бы рассказать и о том, что не вошло в книгу.
В библиотеке Линкольн- Центра, изучая материалы о Спесивцевой – старые программы, газеты, журналы, – я обнаружил архив Дейла Эдварда Ферна, который, как оказалось, всю свою жизнь посвятил Ольге Спесивцевой. Он стал ее ангелом-хранителем.
Будучи молодым начинающим танцовщиком, Ферн случайно у букинистов наткнулся на дневник Вацлава Нижинского. Дневник глубоко его потряс. Мысль о дневнике преследовала его повсюду и постоянно. Дейл стал мечтать о создании театрального спектакля на основе дневника. Работая над будущей пьесой, он нашел в одной из книг о балете знаменитую фотографию Спесивцевой в «Жизели» (фотограф Борис Липницкий). Фотография произвела на Дейла неотразимое впечатление, изменила всю его жизнь. Он влюбился в балерину, в мечту, увидел в ней свой идеал.
Дейл донимал всех коллег одним вопросом: не знают ли они о судьбе этой восхитительной русской балерины. Разыскать ее стало его навязчивой идеей. Наконец, по воле случая, Ферн встречает в Нью-Йорке в 1952 году Рамолу Нижинскую, вдову легендарного Вацлава. Он поинтересовался, знает ли Рамола что-нибудь о балерине на фотографии Липницкого. Рамола не только рассказала, что «у нее такая же болезнь, что у моего мужа, – шизофрения», но и дала ему название больницы, где содержалась Спесивцева. Начиная с этого времени, Ферн посещал Спесивцеву в этой лечебнице для душевнобольных каждую неделю в течение 10 лет. Его посещения и забота о ней в большой степени способствовали её выздоровлению к началу 60-х годов.
Но о той роли, которую Ферн сыграл в дальнейшей судьбе Спесивцевой, лучше всего рассказывает он сам в письме, которое написал Спесивцевой много позднее, когда балерина уже жила на Толстовской ферме.
Письмо полностью печатается в Америке впервые.
Письмо Ферна Спесивцевой от 27 октября 1981 года:
«Дорогая Ольга,
Я буду счастлив ответить на твои вопросы, которые ты задаёшь в письме от 22 октября.
Ещё раз хочу поблагодарить твою подругу Татьяну Бергер за её постоянную помощь в переводе моих писем тебе и твоих писем мне.
Первый раз я тебя увидел в 1952 году. Это Ромола Нижинская в том году мне рассказала о твоей болезни и о том, где ты находишься. Г-жа Нижинская была весьма пессимистично настроена по поводу твоего состояния и не думала, что я смогу быть тебе чем-либо полезен. Но я был очень молод – в то время мне было 24 года, – и я чувствовал, что я смогу помочь Ольге Спесивцевой. (Конечно, мы можем понять, почему Рамола была столь пессимистична – В.Г.).
Таким образом я начал писать тебе, навещать тебя. Я приходил к тебе каждое воскресенье в течение 10 лет. Ты была очень больна и весьма несчастна. Я писал тебе на моём плохом французском и на старательно простом английском каждую неделю. Порой я писал тебе каждый день.
В то время денег у меня особых не было, и я просил своих друзей помочь мне. В складчину мы покупали тебе одежду, фрукты, сладости, духи и всё то, что мы могли осилить и доставить тебе этим удовольствие. Я помню, как однажды я пришёл к тебе с сантиметром, чтобы уточнить твои размеры. Затем я понял, что в больнице никто не знал, кто ты. Единственное, что они знали, это твоё имя. Тогда я принёс в больницу книги о тебе, твои фотографии, рассказал им, что ты была звездой в Париже, что партнёром твоим был Нижинский, что ты танцевала в Мариинском театре и с Дягилевским балетом. Они ничего об этом не знали.
Также я понял, что там не было доктора, говорящего по-русски. Ты была очень тихой и застенчивой, и никто из докторов не мог с тобой общаться.
Поэтому я добился, чтобы там появился доктор, говорящий по-русски, это была женщина. После этого здоровье твоё стало значительно улучшаться.
(В конце 50–х годов в лечебнице появилась новый врач по имени Александра Иванова. До сих пор неясно, как она оказалась не только в этой государственной лечебнице, но и вообще в США. Иванова в своё время закончила Харьковский медицинский институт. Сведения о ней имеются только в записках Ферна, и один раз она упоминается в письме Спесивцевой Ферну. В своих записках Ферн пишет, что «появление Ивановой было для Ольги счастливой удачей». Они сразу подружились. С самого начала их взаимоотношений д-р Иванова сумела найти общий язык со своей пациенткой. Однако самое главное, что д-р Иванова ввела в курс лечения Спесивцевой психотропные лекарства. До сих пор эти лекарства являются основным средством лечения шизофрении – В.Г.)
В 1956 году я нашёл русского священника и отправил его к тебе для духовной поддержки.
В то же время я познакомился с Эдвардом Манном, твоим адвокатом1. Я встретился с ним и попросил его подтвердить, что всё, что я для тебя делал, было в рамках закона. Он был очень любезен.
Я также начал переписываться с твоей сестрой Зиной в России. Я писал ей о твоём состоянии. Она в то время хотела, чтобы ты переехала жить к ней. Таких писем было много, мы хотели тебе помочь.
Позже ты была уже в состоянии выписаться из лечебницы.
Однажды под Рождество я захотел сообщить твоим друзьям, что ты снова в хорошем состоянии, и, несмотря на то, что я посещал тебя на Рождество каждый год (кроме одного, когда умер мой отец), мне хотелось сделать для тебя нечто особенное. Поэтому я написал твоим друзьям и коллегам: Монтё, Вере Стравинской, Фелии Дубровской, Долину, Марковой, Немчиновой, Владимирову, Обухову, Лифарю, Карсавиной, Фонтейн и многим другим. Я попросил их, чтобы они прислали тебе поздравления с Рождеством. И они это сделали. Я вспоминаю, как ты показывала мне их открытки и письма. Я был так счастлив за тебя, и в больнице, наконец, узнали, кем ты была!!!
Как-то ты меня попросила достать тебе русскую икону. Я принёс тебе её в больницу. На следующее воскресенье, когда я тебя посетил, её уже не было на месте. И ты не знала, почему. Я был ужасно возмущён. Я спросил у доктора, почему убрали икону, и он ответил, что пациентам украшать палаты не разрешено. Я объяснил, что икона - это не украшение, а часть твоей духовной жизни. Тогда я написал письмо губернатору штата Нью-Йорк Рокфеллеру и объяснил ситуацию. На следующий раз, когда я посетил тебя, икона снова висела в твоей палате. Губернатор Рокфеллер написал в лечебницу, и сделал он это для тебя.
Первый раз о Толстовском фонде мне рассказала наш общий друг Инна Маринель (Маринель, арфистка русского происхождения, впоследствии – переводчица в ООН- В.Г.).
Именно Инна предложила, что ферма этого фонда – лучшее место для тебя.
Поэтому я отправился на встречу с графиней Толстой и рассказал этой прекрасной женщине о твоём случае. Но я не назвал твоё имя, так как боялся, что тебе откажут. Поэтому я ответил на все вопросы о тебе: где ты родилась, твой возраст, о твоей семье и пр. Графиня Толстая приняла тебя без оговорок.
Именно графиня и я предложили тебе провести Пасхальные дни на ферме, где была русская еда, русская речь и русские церковные обряды. Ты согласилась поехать туда только на выходные. Это произошло в марте 1962 года. Тебе там очень понравилось, и графиня была довольна, что ты навестила их.
Затем, через какое-то время, я пригласил тебя посетить меня в Нью-Йорке. Ты согласилась и остановилась у Фелии
Наверх
В библиотеке Линкольн- Центра, изучая материалы о Спесивцевой – старые программы, газеты, журналы, – я обнаружил архив Дейла Эдварда Ферна, который, как оказалось, всю свою жизнь посвятил Ольге Спесивцевой. Он стал ее ангелом-хранителем.
Будучи молодым начинающим танцовщиком, Ферн случайно у букинистов наткнулся на дневник Вацлава Нижинского. Дневник глубоко его потряс. Мысль о дневнике преследовала его повсюду и постоянно. Дейл стал мечтать о создании театрального спектакля на основе дневника. Работая над будущей пьесой, он нашел в одной из книг о балете знаменитую фотографию Спесивцевой в «Жизели» (фотограф Борис Липницкий). Фотография произвела на Дейла неотразимое впечатление, изменила всю его жизнь. Он влюбился в балерину, в мечту, увидел в ней свой идеал.
Дейл донимал всех коллег одним вопросом: не знают ли они о судьбе этой восхитительной русской балерины. Разыскать ее стало его навязчивой идеей. Наконец, по воле случая, Ферн встречает в Нью-Йорке в 1952 году Рамолу Нижинскую, вдову легендарного Вацлава. Он поинтересовался, знает ли Рамола что-нибудь о балерине на фотографии Липницкого. Рамола не только рассказала, что «у нее такая же болезнь, что у моего мужа, – шизофрения», но и дала ему название больницы, где содержалась Спесивцева. Начиная с этого времени, Ферн посещал Спесивцеву в этой лечебнице для душевнобольных каждую неделю в течение 10 лет. Его посещения и забота о ней в большой степени способствовали её выздоровлению к началу 60-х годов.
Но о той роли, которую Ферн сыграл в дальнейшей судьбе Спесивцевой, лучше всего рассказывает он сам в письме, которое написал Спесивцевой много позднее, когда балерина уже жила на Толстовской ферме.
Письмо полностью печатается в Америке впервые.
Письмо Ферна Спесивцевой от 27 октября 1981 года:
«Дорогая Ольга,
Я буду счастлив ответить на твои вопросы, которые ты задаёшь в письме от 22 октября.
Ещё раз хочу поблагодарить твою подругу Татьяну Бергер за её постоянную помощь в переводе моих писем тебе и твоих писем мне.
Первый раз я тебя увидел в 1952 году. Это Ромола Нижинская в том году мне рассказала о твоей болезни и о том, где ты находишься. Г-жа Нижинская была весьма пессимистично настроена по поводу твоего состояния и не думала, что я смогу быть тебе чем-либо полезен. Но я был очень молод – в то время мне было 24 года, – и я чувствовал, что я смогу помочь Ольге Спесивцевой. (Конечно, мы можем понять, почему Рамола была столь пессимистична – В.Г.).
Таким образом я начал писать тебе, навещать тебя. Я приходил к тебе каждое воскресенье в течение 10 лет. Ты была очень больна и весьма несчастна. Я писал тебе на моём плохом французском и на старательно простом английском каждую неделю. Порой я писал тебе каждый день.
В то время денег у меня особых не было, и я просил своих друзей помочь мне. В складчину мы покупали тебе одежду, фрукты, сладости, духи и всё то, что мы могли осилить и доставить тебе этим удовольствие. Я помню, как однажды я пришёл к тебе с сантиметром, чтобы уточнить твои размеры. Затем я понял, что в больнице никто не знал, кто ты. Единственное, что они знали, это твоё имя. Тогда я принёс в больницу книги о тебе, твои фотографии, рассказал им, что ты была звездой в Париже, что партнёром твоим был Нижинский, что ты танцевала в Мариинском театре и с Дягилевским балетом. Они ничего об этом не знали.
Также я понял, что там не было доктора, говорящего по-русски. Ты была очень тихой и застенчивой, и никто из докторов не мог с тобой общаться.
Поэтому я добился, чтобы там появился доктор, говорящий по-русски, это была женщина. После этого здоровье твоё стало значительно улучшаться.
(В конце 50–х годов в лечебнице появилась новый врач по имени Александра Иванова. До сих пор неясно, как она оказалась не только в этой государственной лечебнице, но и вообще в США. Иванова в своё время закончила Харьковский медицинский институт. Сведения о ней имеются только в записках Ферна, и один раз она упоминается в письме Спесивцевой Ферну. В своих записках Ферн пишет, что «появление Ивановой было для Ольги счастливой удачей». Они сразу подружились. С самого начала их взаимоотношений д-р Иванова сумела найти общий язык со своей пациенткой. Однако самое главное, что д-р Иванова ввела в курс лечения Спесивцевой психотропные лекарства. До сих пор эти лекарства являются основным средством лечения шизофрении – В.Г.)
В то же время я познакомился с Эдвардом Манном, твоим адвокатом1. Я встретился с ним и попросил его подтвердить, что всё, что я для тебя делал, было в рамках закона. Он был очень любезен.
Я также начал переписываться с твоей сестрой Зиной в России. Я писал ей о твоём состоянии. Она в то время хотела, чтобы ты переехала жить к ней. Таких писем было много, мы хотели тебе помочь.
Позже ты была уже в состоянии выписаться из лечебницы.
Однажды под Рождество я захотел сообщить твоим друзьям, что ты снова в хорошем состоянии, и, несмотря на то, что я посещал тебя на Рождество каждый год (кроме одного, когда умер мой отец), мне хотелось сделать для тебя нечто особенное. Поэтому я написал твоим друзьям и коллегам: Монтё, Вере Стравинской, Фелии Дубровской, Долину, Марковой, Немчиновой, Владимирову, Обухову, Лифарю, Карсавиной, Фонтейн и многим другим. Я попросил их, чтобы они прислали тебе поздравления с Рождеством. И они это сделали. Я вспоминаю, как ты показывала мне их открытки и письма. Я был так счастлив за тебя, и в больнице, наконец, узнали, кем ты была!!!
Как-то ты меня попросила достать тебе русскую икону. Я принёс тебе её в больницу. На следующее воскресенье, когда я тебя посетил, её уже не было на месте. И ты не знала, почему. Я был ужасно возмущён. Я спросил у доктора, почему убрали икону, и он ответил, что пациентам украшать палаты не разрешено. Я объяснил, что икона - это не украшение, а часть твоей духовной жизни. Тогда я написал письмо губернатору штата Нью-Йорк Рокфеллеру и объяснил ситуацию. На следующий раз, когда я посетил тебя, икона снова висела в твоей палате. Губернатор Рокфеллер написал в лечебницу, и сделал он это для тебя.
Первый раз о Толстовском фонде мне рассказала наш общий друг Инна Маринель (Маринель, арфистка русского происхождения, впоследствии – переводчица в ООН- В.Г.).
Именно Инна предложила, что ферма этого фонда – лучшее место для тебя.
Поэтому я отправился на встречу с графиней Толстой и рассказал этой прекрасной женщине о твоём случае. Но я не назвал твоё имя, так как боялся, что тебе откажут. Поэтому я ответил на все вопросы о тебе: где ты родилась, твой возраст, о твоей семье и пр. Графиня Толстая приняла тебя без оговорок.
Именно графиня и я предложили тебе провести Пасхальные дни на ферме, где была русская еда, русская речь и русские церковные обряды. Ты согласилась поехать туда только на выходные. Это произошло в марте 1962 года. Тебе там очень понравилось, и графиня была довольна, что ты навестила их.
Затем, через какое-то время, я пригласил тебя посетить меня в Нью-Йорке. Ты согласилась и остановилась у Фелии
comments (Total: 1)