На пороге страха

Ася Энтова

 

Узнала я, как опадают лица,

Как из-под век выглядывает страх,

Как клинописи жесткие страницы

Страдание выводит на щеках,

...

И я молюсь не о себе одной,

А обо всех, кто там стоял со мною,

И в лютый холод, и в июльский зной,

Под красною ослепшею стеною.

А.Ахматова

 

При входе в зал, где проходил просмотр фильма “На пороге страха” известного документалиста Герца Франка, толпились многочисленные журналисты с камерами. Фильм после смерти режиссера был закончен его ученицей и сотрудницей Марией Кравченко, получил множество премий на международных кинофестивалях и был представлен в Иерусалим. Однако принять его на кинофестиваль отказались, разрешили только просмотр в малоизвестном аудиториуме “Мишкенот Шеананим”. 

 

Отказ связан с единственной причиной - фильм рассказывает о любви Игаля Амира и Ларисы Трембовлер, о том, с какими трудностями они столкнулись при создании семьи, об их маленьком сыне Иноне. Фильм сравнили со скандальным спектаклем театра “Аль-Мидан” про известного арабского террориста Валида Даки. Министр культуры Мири Регев возражала против финансирования подобных постановок, пропагандирующих враждебную Израилю точку зрения, и заодно, боясь упреков в необъективности, на всякий случай распространила эти возражения и на фильм Герца, не имеющий ничего общего с антиизраильской пропагандой или с восхвалением насилия. 

 

Зал был полон до отказа, многим желающим не хватило билетов. После сеанса журналисты жадно накинулись на зрителей с вопросами: “Фильм заставил вас проникнуться симпатией к Амиру? Игаль Амир стал вам ближе? Вы изменили свое мнение о нем, стали сочувствовать ему?”

 

Большинство зрителей интеллигентной внешности просто брезгливо обтекали выставленные вперед микрофоны. Как объяснить в двух словах этим искателям “жареного”, что есть мастера, которые умеют создавать фильмы как высокое искусство, а не только как политические агитки?

 

Но довольно о политике, поговорим об искусстве. 

 

Первое, что поразило меня в фильме, это замечательные, занимающие значительную часть фильма, съемки земли Израиля. Пустыня и заснеженный Иерусалим, зеленые холмы и многолюдные города, и даже уродливая тюрьма в Негеве, где содержался Игаль Амир, на закате выглядит романтически и загадочно.

 

Марина Кравченко вставила в фильм кадры, где Франк говорит ей о том, что без библейского обетования невозможно понять, что мы делаем здесь, в Израиле, зачем воюем за эти выжженные камни. Но и без этой фразы фильм показывает достаточно.

Франк выразил в фильме не только то, что Земля Израиля прекрасна, но и свою любовь к ней, связь ее со всей нашей древней традицией. Так символично, что фильм начинается с видов пустыни, стоящей у истоков рождения нашего народа, пустыни, где бродили наши пророки, а заканчивается кадрами Храмовой горы - местом прошлой славы народа и его будущей надежды. Пишут, что свой следующий фильм Франк хотел сделать исключительно о природе Израиля, но, увы, не успел. 

 

Зритель проникается любовью к этой многострадальной земле, почти ощущением ее святости. К сожалению, авторы фильма вынуждены показывать не только любовь, но и ненависть. Не знающий иврита зритель может не читать английские титры, сопровождающие интервью людей на улицах: по выражению лиц этих людей он поймет, кто сыплет проклятиями в адрес Игаля и Ларисы Амир и даже их маленького сына Инона, а кто даже осуждая не готов ненавидеть. 

 

Второе, что поражает в фильме, это соотношение видеоряда и звука. Как ввести в фильм заключенного? Режиссер не получил разрешения на съемки в тюрьме, в фильме есть только несколько официальных кадров с камеры наблюдения за Игалем Амиром. Зато в фильм вошли долгие разговоры Игаля Амира с сыном, сказки, которые он рассказывает сыну на ночь. Текст их незамысловат - пересказ библейских или талмудических историй. 

 

Но как передать настроение слушающего их ребенка, который с отцом общается (и будет общаться в обозримом будущем) в основном по телефону? 

 

Как передать чувства влюбленной женщины, столкнувшейся с изощренным издевательством бюрократии и с ненавистью прессы? 

 

Как показать дуализм чувств матери убийцы, ненавидящей то, что он сделал, но, несмотря на это, беззаветно любящей сына? 

 

Иногда руки и тела рассказчиков говорят больше, чем их лица. Часто параллельно их рассказу Франк дает слово морскому прибою или водопаду, парящему орлу или кружащемуся на ветру листу. Метафоры бегущих облаков и падающего дождя, сколько бы раз ни употреблялись уже в литературной и кинематографической поэзии, в фильме Франка выглядят свежо и органично. 

 

Фильм идет 80 минут, но если убрать все вроде бы не относящиеся к делу кадры, а оставить только интервью и документальные хроники, он станет очень коротким. Правда, тогда это будет уже не фильм, а просто архивный документ.

 

Франк ведет свой кинорассказ неторопливо, отвлекаясь на то, что, казалось бы, не имеет никакого отношения к теме: природа, люди, птицы и звери. И все эти кадры сопровождает потрясающе гармоничная музыка, которая, создав настроение, ненавязчиво исчезает.

 

Теперь немного о героях фильма, которые так смутили министра культуры.

Главный герой в этом фильме вовсе не Игаль Амир, а Лариса. Франк не обсуждает в фильме, действительно Игаль убийца или он жертва провокации ШАБАКа, чем он руководствовался и чего опасался. Игаль скорее статист, фон для развития сюжета.

 

Автора ленты интересует совсем другое: выбор Ларисы и людей, которые ее окружают. Как страшно было ей связать свою судьбу, а главное, судьбу своих детей, с человеком, чье имя люди боятся произносить без ненависти и неизменного добавления - “убийца премьер-министра”. О том, как практически в одиночку она преодолевала все препятствия, которые, вопреки закону, воздвигали перед ней официальные инстанции, боящиеся взять на себя ответственность и разрешить Игалю Амиру то, что разрешается у нас в стране даже террористу, убившему десятки людей. Об удивительной цельности характера и естественности Ларисы. 

 

Журналистка газеты “Макор ришон” спросила Ларису, любит ли она Игаля исключительно за то, что он сделал, и полюбила ли бы она его, если бы он не совершил преступление. И Лариса ответила, что она-то Игаля, конечно, полюбила бы, но вряд ли Игаль полюбил бы ее, ведь тогда она была бы ему не пара - разведенная репатриантка с четырьмя детьми, а он способный адвокат, моложе ее на несколько лет.

 

С некоторого момента фильма внимание переносится на Инона, сына Ларисы и Игаля. Как он воспринимает ситуацию? Как она повлияет на его характер? Какая его ждет судьба?

 

Кончается фильм тем, что Инон кладет в Стену Плача записку с двумя просьбами: чтобы пришел Мессия и чтобы папа пришел домой. Но камера на этом не останавливается. Она поднимается вверх и смотрит на Храмовую гору, на место, где с приходом Мессии появится восстановленный Храм. 

 

Оконченный уже после смерти Герца Франка фильм рассказывает еще и о нем самом. Мария Кравченко включила в фильм свои разговоры с Франком, кадры его болезни и смерти. Наверное, и сам режиссер должен был преодолеть свои страхи: страх браться за тему, на которой лежит общественное табу, страх вторгаться документальной камерой в чужую жизнь, и без того непростую.

 

Сам Франк, наверное, не стал бы включать себя в фильм, но мне это решение Кравченко показалось очень удачным. И без того многоплановый фильм приобрел еще одно дополнительное измерение. 

 

История Амиров как в капле воды или в осколке зеркала отразила всю сложную историю Израиля последних 25 лет. Точными и скупыми штрихами она проходит в фильме: договор “Осло”, взрыв арабского террора, большая алия, евреи, выселяющие евреев, раскол на левых, правых, сефардов и ашкеназов, старожилов и новичков, - и в то же время единство народа в критические минуты. 

 

Антитеза старика (Герца Франка), заканчивающего свою жизнь, и вступающего в нее маленького Инона еще сильнее подчеркнула то, что этот фильм больше и глубже, чем разбор конкретной проблемы или повесть о судьбе конкретных людей или даже конкретной страны. Он о смысле жизни, в которой есть и страх, и любовь, о выборе пути человеком, народом, человечеством.  

 

“Новости недели”