Весенний сезон Музея Метрополитен

Кто-то из великих сказал, что есть вещи, которые невозможно вернуть: камень. если он брошен; слово, если оно сказано; случай, если он упущен, и, конечно же, время, если оно прошло. Польский, а с 90-х прошлого века уже американский фотохудожник-универсалист, Пётр Укланский всей своей непохожестью бросил камень в и без того бурлящий поток современного фотоискусства, сказав в нём слово неожиданное и не упустив возможность звонко заявить о себе.

 

Ну, а время - время, в которое и для которого он творил (впрочем, кое-кто считает, что это не творчество, а провокация), не прошло: оно успешно продолжается и отражено сейчас в выставочных залах музея Метрополитен.

 

Название этой только открывшейся выставки: “Фатальный аттракцион”, что очень близко ко всему тому, что спровоцировано болезненным воображением художника, и что сумел он показать. Но интерпретируют имя экспозиции ещё и по-иному: “Роковое влечение” - тут уж всяк волен понимать по-своему. 

 

Укланский не придерживается своего собственного найденного и выработанного, выстраданного стиля. Скорее, мечется. Оттого кажется, что каждый раз мы видим работу другого автора. 

 

Даже точку отсчёта его фантазийной образности не поймать. В яблочко попал шеф департамента фотоискусства Метрополитен Джефф Розенхайм, утверждая: “Через заёмное, чужое, каким-то непостижимым способом он выражал собственную рефлексию, собственное отношение”. 

 

Всегда остро депрессивное. И всегда с очень необычным пониманием того, что есть красота. Может, поэтому имя Укланского гремит по всем континентам?

 

Почти всегда у него используется серебряно-желатиновая монохромная печать. Вот как в его цикле “Радость фотографии”, выполненной особым образом, будто объекты высмотрены под микроскопом. 

 

Бодрящий пессимизм.  Широчайшая вариативность взглядов и материалов. Близость к живописи. Ирония и экспрессивность. Китч и проблески реальности. Литературные инсинуации - вот как тигриный рык, будто списанный у Блэйка:  “Тигр, о  тигр, во тьме горящий в глубине полнощной чащи! Кем задуман огневой соразмерный образ твой?”

 

А каков логотип выставки: череп, воссозданный из сплетения прекрасных юных нагих тел. Любовь и смерть? Всё тлен? 

 

Или метафизические пейзажи, особенно Везувий - мрачная и злобная гора, опоясанная весёлыми огнями мирного города? 

 

Или это вот фотоосознание того, кем и чем бы Майкл Джексон? 

 

Или губы, жаждущие поцелуя? Что уж говорить о постмодернистской тяжкой выразительности чуть ли не исповедального автопортрета, его пафосности и динамке.

 

Но гвоздь экспозиции - огромный фотоколлаж “Нацисты”. Множество, почти 120 портретов лучших американских актёров, глубинно понявших, что есть нацизм, и раскрывающих его суть, создавая образы фашистов - садистов и убийц, вершителей Холокоста и уничтожения миллионов людей по всей Европе. 

 

Юл Бриннер, Марлон Брандо, Максимилиан Шелл, Лайем Нисон, Харрисон Форд... Какое артистическое проникновение в существо этих нелюдей! И каковы их портреты, сделанные Петром Укланским!

 

И отдельной, чрезвычайно интересной и ценной экспозицией можно считать выставку в другом зале второго этажа, где собраны работы, откуда Укланский беззастенчиво черпал свои идеи. Это асы фотографии Пьер-Луи Пирсон, Роберт Капа (ух, какой “Павший солдат”!), Виги... 

 

И даже великий Надар, один из первооткрывателей фотоискусства. А уж “Женские губы” Мартина Мункачи - и вовсе один к одному.

 

Великие равнины Северной Америки, наверное,  один из немногих пейзажей, дающих представление о том. что земля может сомкнуться с небом. Тысячи лет паслись здесь несметные стада буйволов, и тысячи лет здесь жили, охотились, создавали свой особый, ни на какой другой не похожий образ жизни и свою культуру, причём культуру своеобразную, яркую, самобытную, многочисленные индейские племена. 

 

К сожалению, до нас дошли лишь редкие ранние их творения, но лишь в конце XVIII, но, в основном, в XIX веке стали осознанно и систематически собирать лучшие образцы их творчества. 

 

И вот сейчас 150 ценнейших экспонатов представлены на выставке “Индейские художники на земле и в небесах”, где прослеживается эволюция эстетических традиций за четыре почти столетия. 

 

Буквально поражают своей выразительностью и мастерством созданные где-то вскоре после 1500-ого года фигурки-шедевры гениального безымянного скульптора. 

 

А каковы панорамные рисунки на тончайше выделанных шкурах, изукрашенные щиты, кожаный плащ с мистическими птицами, головные уборы и платья с динамичным изображением пляшущих людей - какое понимание цвета и формы, сколько вкуса и выдумки! 

 

Полковник Ричард Додж две сотни лет тому назад писал в своих мемуарах, как поразил его боевой наряд вождя Дакоты по имени Красное Облако. Вот он перед нами. Трепещете? Наверняка.

 

Приуроченная к столетию раздела искусства Азии, открылась и выставка, рассказывающая о почти полутора вековой истории коллекций работ великих мастеров японского искусства. Здесь и “Гигантская волна” гениального Хокусаи,  и шедевры декоративного искусства, а среди них - знаменитые “Ирисы” Огата Корин и “Сияние утра” Сузуки Кицу, и принадлежавшие ещё во времена эпохи Дзен монастырю в Киото великолепные наддверные рисунки. 

 

Первыми коллекционерами и дарителями музею раритетов японского искусства были такие знаменитые американцы как Эдвард Мур, Луис Тиффани, Сэмюэл Колман. За ними следовали Чарлз Смит, Маргарет Сэйдж, Гарри Паккард... 

 

Их усилиями и щедростью пришли в музей показанные на выставке фарфор, написанные чернилами птицы и цветы величайшего живописца эпохи Мэйджи Каванабе Киёсаи, виртуознейшие нэцке...

 

Трудно заставить себя покинуть эти залы.

 

Но, дорогие друзья, чудному и прекрасному предела нет. “Музыка в век Караваджо”, музыка молчания, как называли во времена Ренессанса живопись, где на картине изображены музыканты. И слышим музыку! Музыку тишины. Музыку молчания. 

 

Когда-то, в глубокой древности, вместе с песней появились и музыкальные инструменты, после дудочки и барабана познал человек чудо струны. И вот они перед нами в одном из залов гигантского раздела старого европейского искусства: тут и флагеолет, крохотная флейта из слоновой кости, и теорбо (на нём играет прекрасная женщина на холсте Лорена де ля Хира), и большой читтапоне, и столь популярная лютня. Все они (только оригиналы!) на музейных стендах.

 

И на картинах знаменитых современников великого Микеланджело Караваджо, внесшего в живопись Возрождения особое ощущение материальности, эмоциональное напряжение, контрастность света и тени. Что и проявлено на одном из величайших полотен гения, в его “Музыкантах”. 

 

Четверо юношей увлечённо творят музыку! Лютня, корнет, скрипка. Она - творение великого Амати - тоже рядом на стенде. А лютня, на которой играет аккомпанирующий своим мыслям молодой человек на картине Валентина де Булонь, тоже рядом. Причём это инструмент, сделанный в Падуе в 1570 году.

 

Пойдите в Метрополитен! Такое одновременное собрание замечательных выставок  бывает нечасто. 

Даём наводку: Манхэттен, 1000 5 авеню между 81 и 83 улицами (поезда метро 4, 5, 6 до 86 Street).

 

Маргарита Шкляревская