«Романс» о двух палках
Литературная гостиная
Он — восьмидесятилетний, идет опираясь на палку.
Она — восьмидесятилетняя, идет опираясь на палку.
Две палки встретились на одной из узких садовых дорожек, которые вьются вокруг Дома престарелых.
Две палки на миг задержали свой шаг. Глянули друг на друга, обнюхали друг дружку, как две собаченки, встретившиеся в первый раз.
Он — недавно поселившийся в Доме.
Она — уже пару лет прожившая в этом доме.
После того, как они преодолели первое замешательство, она представилась:
— Хася меня зовут, — и протянула ему мягкую, словно вылепленную из свежего теста, руку.
Он тоже протянул ей руку, с толстыми грубыми пальцами, как у истинного работяги-ремесленника:
— Мое имя — Хаскель, Иехескель значит, — промычал он себе под нос и добавил более приветливо:
— Очень, очень приятно!
Долгое стояние друг против друга вскоре утомило их обоих. Палок это вовсе не волновало.
Они стояли себе возле старческих ног и словно бы выжидали, что будет дальше.
«Дальше» тоже не заставило себя долго ждать. Она предложила присесть на скамейку и уже глазами искала эту скамейку. Садовая скамья как раз стояла неподалеку в тени широко разросшегося фикуса.
Разговор зашел сперва будто ни о чем, об общеизвестном, банальном; говорили с опаской, не обронить бы какое-нибудь глупое слово, с попыткой найти какую-нибудь общую тему, найти общих знакомых.
Оказалось, что оба они со своими семьями жили много лет на одной и той же улице. Ездили одним и тем же автобусом, покупали в одних и тех же магазинах. Но, как видно, тогда им не суждено было встретиться.
Палки, между тем, отдыхали, прислоненные к скамейке, словно давая расслабиться деревянным своим ногам. Ее палка с одного боку скамьи, его палка — с другого боку.
Палки были не прочь побыть еще на свежем воздухе средь аромата цветов и зелени, прислушиваясь к трелям певчих птиц, прыгающих с ветки на ветку, под журчанье садовых фонтанчиков.
И они не мешали стариковской беседе Хаси и Хаскеля.
Разговор об их улице, где они прожили долгие годы со своими семьями, детьми и внуками, где наконец остались: он — вдовцом, она — вдовой, был интересен обоим; это постепенно вернуло их к реальной действительности, и они перестали в той или иной мере притворяться, и беседа их приняла естественный характер, без манерничанья и желания казаться иными.
В конце концов палки вновь приняли вертикальное положение и пошли по дорожке стариковскими, медленными шажками. Перед тем, как расстаться, палки на своем молчаливом языке сговорились снова встретиться.
«Снова встретиться» означало, что надо чаще менять платье, менять воротничок, следить, прежде чем оставить комнату, чтобы крашенные волосы были причесаны так, чтоб шло к лицу и в то же время не бросалось в глаза, что она хочет понравиться; следить за тем, чтобы губная помада едва тронула подрагивающие губы, и не особо выделялась и не дала повода соседкам, прикрыв ладонью рот, прятать насмешку, или при виде ее, прервать разговор, глядя, как она идет, опираясь на палку.
Он, к слову, не обращал особого внимания на свой гардероб. Потому-то он и не часто сидел у телевизора — в салоне, где собирались обитатели дома, и реже играл в карты. Что, видимо, раздражало некоторых. Его партнеры по картам лишь пожимали плечами, глядя на его прогулки с Хасей, по вечерам, уединенно.
— Старый глупец, совсем сбрендил. Романтики ему захотелось!..
Но подружившиеся палки не обращали внимания на сплетни и вели себя довольно пристойно. Они не осуждали и не корили двух пожилых людей, даже в том случае, когда он и она задерживались чуть позднее обычного на скамейке в саду, когда солнце уже спускалось за горизонт. Когда, порой, они даже забывали пойти на ужин.
В едва наступающих сумерках цветы источали более резкий аромат. Вечерний ветерок превращался в нежный ветер, веющий прохладой, остужал и нежил лица и руки двух влюбленных.
А они невольно, негромко беседуя, придвигались друг к другу, держась за руки, как дети, ждущие, чтобы им рассказали сказочку на сон грядущий. Им было хорошо, приятно, и больше ничего не надо было. Они большего и не желали. Только бы это тревожное состояние их длилось и длилось.
Им стало трудно расставаться. Четыре одиноких стены их небольших комнат могут подождать. Снотворные таблетки тоже никуда не денутся.
Когда бы не две их деревянные палки, они бы еще сидели и сидели. Но у палок «деревянные» мозги. Они не понимают ничего в таком предмете, как увлечение, не смыслят ничего в таких благословенных мгновениях. И вот: его палка уже ведет его, ее палка — ведет ее к освещенным дверям обширного здания Дома престарелых. Она входит в свою комнату, он — в свою.
А в саду все еще птичка вечерняя насвистывает свою запоздалую песенку, которая полна неизбывной печали.
Если бы палки — каждая в своем темном углу своей отдельной комнаты, не были сделаны из дерева, они бы, наверно, горько расплакались.
Цви АЙЗЕНМАН
Перевел с идиша Лев ФРУХТМАН
Прощальное слово
Памяти Цви Айзенмана
Лев ФРУХТМАН
12 февраля 2015 г. на 95-м году ушел из жизни один из старейших еврейских писателей Израиля, поэт и новеллист, бывший член литературной группы «Юнг-Исраэль», киббуцник Цви Айзенман. Похоронен на кладбище киббуца Алоним. Вечная ему память!
Старость и одиночество — одна из заметных тем в творчестве Цви Айзенмана, да будет светла его память! Приехав в Эрец-Исраэль молодым и цветущим в 1949 году, он примкнул к литературной группе «Юнг-Исраэль». Цви, следя за «бегом времени», видел, как постепенно люди страны, репатрианты и сабры, мужали со страной, воевали, поднимали кибуцы и мошавы, строили, выращивали плоды, овощи и цветы, и... старились, и, чтоб не быть обузой все еще молодой стране, уходили в дома престарелых, хостели и бейт-авоты.
Кажется, ни в одной стране мира нет такого количества домов для стариков, как в Израиле.
Раздумья о злободневности этой болезненной темы находят отражение во многих рассказах и новеллах Цви Айзенмана, таких как «Голубой шар», «Позднее свидание», «Легенда о русалке», «История без названия» и других.
Он решает эту житейски не разрешимую проблему с большой чуткостью и человечностью. Порой с юмором. (Кстати, у «нобелевца» Башевиса Зингера, как известно, многие рассказы ведутся от лица обитателей таких домов престарелых, брошенных ненужных стариков. См. знаменитый рассказ «Гимпел-дурачок» или книгу рассказов «Истории из-под печки»!)
К примеру, в рассказе Айзенмана «Голубой шар» недавний обитатель современного израильского хостеля, потерявший жену, слоняется по ухоженному саду и наблюдает, как одинокие женщины, увидев на клумбе невероятно красивый букет цветов (символизирующий, вероятно, «букет счастливо прожитых дней») кидаются к нему, пытаясь завладеть им, но букет вдруг превращается в голубой воздушный шар (сюрреалистический прием автора!), который устремляется ввысь, улетая безвозвратно.
Как душа человека...
И это суровая правда жизни.
Писатель был к ней давно готов; но я как переводчик и друг его не был к этому готов: еще неделю назад мы по телефону обсуждали план его новой книги... И вот, он стал воспоминанием.
Я обещал ему, что до гробовой доски буду переводить с идиша его чудесные талантливые новеллы и миниатюры.
Дай Бог силы исполнить!
А в творческом наследии писателя еще сотни рассказов и публикаций во всей мировой еврейской прессе. Остались книги.
Как писал замечательный еврейский поэт Моисей Тейф: «Коль песнь осталась — жив еще певец!»
Isrageo.com
comments (Total: 3)