И в модерне тоже: ищите женщину
Шарль Бодлер
Соединить реальность и условность... Женщинам удавалось это неплохо испокон веку. Вероятно, именно поэтому они наравне с художниками-мужчинами, а может, и обострённей, чувственней восприняли идеи нового, в абсолюте революционного искусства.
Кого причисляют к создателям современного искусства во всех его ипостасях? Тех, кто, бунтуя и рискуя, шёл «миров двух между»? Озвучим лишь несколько основополагающих имён, начав с тех, кто шагал впереди модернизма и рождение его подготовил: с имени единственной в семёрке первооткрывателей импрессионизма Берты Моризо, со знаменитейших американки Мари Кассат и мексиканки Фриды Кало; аса немецкой живописи Паулы Модерсон-Беккер... А потом уже назовём (как пример бурной женской идееспособности и дерзкой инициативности) собственно модернисток: Габриэль Мюнтер, основательницу прославленной немецкой авангардной группы «Голубые всадники»; американского скульптора Луизу Невельсон; ещё одну американку Имоджин Каннингем, умудрившуюся соединить фотоискусство с кубизмом и кубофутуризмом; «родительницу» фотомонтажа Ханну Хох; амазонок русского авангарда с их «трансрациональным языком века» – прежде всего наделённую абсолютно самостоятельным художественным мышлением и системой философских взглядов талантливейшую Наталью Гончарову...
И конечно же невозможно не назвать шагавшую в авангарде скульпторов-авангардистов и одновременно в первых рядах немецкого Сецессиона (что означало «разлом», полное разрушение старых норм в искусстве) Кэте Кольвиц.
Показала себя Кэте не только как оригинальный мыслящий ваятель, творец неологизмов в скульптуре, но и мужественный человек: она одна шла за гробом стоявшего у истоков немецкого модернизма, организатора Сецессиона, великого Макса Либермана. А ведь тогда, в годы свирепеющего фашизма, общаться пусть и с мёртвым, пусть и с всемирно знаменитым евреем было смерти подобно. Потому и назвали Кольвиц праведником мира.
Бруклинский музей показал нам не только художниц-творцов искусства ХХ века (кстати, сочли, что инициировали его и звёзды сцены, такие, как Сара Бернар, Анна Павлова, Ида Каминская, актриса и основательница американского идишского театра), но и высветил роль женщин в мировой истории, назвав имена и коротко охарактеризовав самых выдающихся, с глубокой ещё древности, женщин – цариц, учёных, музыкантов и художниц, писательниц и поэтесс...
Даже первой феминисткой почитается жившая две с половиной тысячи лет тому назад Лисистрата, вдохновлявшая современниц бороться за свои права, отлучая мужчин от супружеских радостей.
Информативнейший этот зал умно и занимательно оформленный – неожиданная, но чрезвычайно интересная часть новой музейной выставки из серии уже представленных прежде и готовящихся экспозиций, последовательно рассказывающих о роли женщин в современном искусстве и новом, «крайнем» его ответвлении – поп-арте.
Смешно, но то, что родилось в первые два десятка лет прошлого века, называется уже классикой (!) поп-арта, задуманного как популярное, общедоступное, а выродившеееся со временем в искусство попросту попсовое. Однако мы, в пересоленных его водах давным-давно принудительно купающиеся, не можем не признать, что и здесь, в каждой его отрасли, от эстрады до искусства изобразительного, всплывают на поверхность свои, подчас яркие таланты. Их-то, отобрав из множества, показал нам Бруклинский музей, познакомив с выданными на-гора за десятилетие 1958-68 годов, когда вырождения ещё не наблюдалось, работами поп-артовских художниц. Из самых в ту пору в Америке известных.
Это не только американки. Знаменитая (и в наши дни тоже) родившаяся в Париже у родителей-венесуэльцев, но состоявшаяся как живописец-ультрамодернист в США Марисоль Эскобар. В лучших её работах «Поцелуй» и «13 самых красивых девушек» явственно прослеживается влияние Уорхола и Лихтенштейна. Что поражает, главный персонаж – это какая-то громкая персонифицированная тишина. Узнаваемая живопись. Поп? Как-то не очень.
В «Нью-Йорк таймс» писали тогда: «Не поп, не гоп, а Марисоль». Популярность была бешеная. Особенно когда выставила она свою не эротическую даже, а откровенную, нет, не деревянную скульптуру, а порноинсталляцию. Аншлаг! Даже сейчас пришедшая в музей вроде бы закалённая кино- и телезрелищами публика, разглядев, поёживается.
Розалин Дрекслер: агрессия, выстрелы, смерть, невесёлые натужные танцы... Настроения лет «холодной войны». С успехом была принята картина «Любовь и преступление», сейчас оставляющая зрителя равнодушным. Так же, как тоже агрессивная, запредельно сексуальная, какая-то бравурная живопись Ли Лозано. Увы, лишь малое число работ смогло прожить дольше своей «десятилетки».
Совсем-совсем непонятно, почему к поп-арту отнесено творчество очень рано, в 28, умершей Полин Боти. Она успела создать целую галерею отличных портретов кинозвёзд и звёзд-политиков - от Линкольна до Кеннеди, тех, чью личность можно назвать харизматичной. Как харизматична живопись этой талантливой художницы.
Удачнейшее совпадение: незадолго до бруклинской в нью-йоркском Еврейском музее открылась (и продолжаться будет до 30 января следующего года) в известной степени сходимая по тематике выставка, чья задача – выявить связь «женской» живописи и феминизма.
Если речь идёт о модернистках – то безусловно. Связь теснейшая. Повторяем даже ряд имён – Дрекслер, Лозано, Касс... Невельсон, родившаяся в России на пороге ХХ века, ученица и любовница, разумеется, Диего Риверы, прославившаяся в Америке как скульптор и яростная феминистка, но успевшая на склоне лет влиться в поп-арт и открывшая живописный иллюзионизм, продолжая утверждать, что секс и свобода самовыражения едины.
Знаменитая и повсюду выставляемая (почему, я так и не усекла) Джуди Чикаго с её крупногабаритными, хотя художницу, ко всеобщему удивлению, называют минималисткой, инсталляциями. Вот она-то и создала невероятно запутанную программу феминистического искусства.
Собственно, если принять как данность, что оформившийся в признанную, пусть и с некоторой иронией, ещё в ХVIII веке общественную организацию, феминизм определён как движение женщин за их уравнение с мужчинами в социальных, политических и гражданских правах, а позже как женское сопротивление военной экспансии и реакции всех типов, то... Феминистками следовало бы назвать тех художниц, писательниц, актрис и т.д., кто принимает в этом движении по-настоящему активное участие. Или хотя бы последовательно отражает его идеалы в своём творчестве.
Увы, даже внимательнейше, ну, не изучив, но познакомившись с ним (я имею в виду работы, представленные в музее), полагаю, что назвать большинство из этих значительных мастеров феминистками можно лишь условно. Как, например, Эву Гессе критики от феминизма провозгласили едва ли не своим знаменосцем, хотя рано, в 33, умершая эта талантливейшая авангардистка, живописец и скульптор, ни в каких движениях не участвовала, просто в своём самобытном творчестве сохраняла себя как женщину. Как и Джоан Семмель – уж очень хорош её холст, где она изображена нагой в позе, не оставляющей сомнений: готова пасть в объятия любимого. Или её же «Солнечный свет»: апофеоз чувственности и буквально языческое почитание солнца, щедро заливающего смятую постель. А в красочной фантазии Мелиссы Майер, её алой «Лилит» – драматическое начало всего сущего и секса как его стержня.
Ничуть и нисколько не удивляет то, что любовь – а она и есть главная составляющая женской сущности – была и до конца оставалась и художнической сущностью Лии Краснер, единственной женщины в славном ряду первого поколения мастеров знаменитой Нью-Йоркской школы, давшей миру абстрактный экспрессионизм. Любила она ставшего её мужем лидера этой школы Джексона Поллока беззаветно, исступлённо, всепрощающе, и нестихающая эта страсть, странно соединённая с высочайшей гражданственностью, наполняла её буйно красочную живопись, каждый мазок которой исполнен был глубокого смысла. Напряжённая эмоциональность и внутренний ритм прочитываются уже в первом шедевре Краснер, её раннем, ещё в стиле, который сочетает реализм с экспрессионизмом, автопортрете. Кажется, что юная художница провидит всю свою будущую жизнь.
Ещё одно течение – абстрактный символизм – нашло своё отражение в творчестве ряда еврейских художниц, вдохновляемых философией иудаизма. Луиза Фишман, Майра Шор, Нэнси Сперо соединили в живописи своё видение древних ритуалов с текстовой символикой. Их лозунг: «Свобода создаёт образы. Образы рождают слова как отзвук истинной религиозности». И суровой еврейской истории тоже. Как в очень страшном, с метафизическим подтекстом, «Утреннем реквиеме и кадише» одарённейшей Джоан Снайдер. Но самым выразительным, наверно, стоит назвать «Звезду Давида», панно Даны Франкфорт – красным по красному. Кровь, заливавшая путь евреев во все века. «Этот символ, – сказала художница, – нужно рисовать и иметь в душе».
Обе выставки познавательны и интересны. Находятся музеи: Еврейский – в Манхэттене, на углу 5-й авеню и 92-й улицы (поезда метро 4, 5, 6 до 86 Street). Бруклинский – естественно, в Бруклине, на 200 Eastern Parkway (поезда метро 2, 3 или автобусы В 71, 41, 69, 48 до Бруклинского музея).
