Гамлетовский вопрос

Обидеть человека всегда легче легкого. Торопливый тон, небрежная скороговорка по телефону... Раз, другой — и все, человек обиделся. Или невпопад брошенная фраза... И снова обида. Так что же такое обида? Как отличить настоящую обиду от надуманной? Стоит ли обижаться вообще? Вполне возможно, что знаменитый гамлетовский вопрос «быть или не быть?» должен был звучать так: «обижаться или не обижаться?». Обижаться принцу датскому явно не хотелось, но честь, как говорится, обязывала...

Финкель мало походил на Гамлета. Скорее уж на хомячка, если можно представить себе лысого хомячка. Маленького и толстенького хомячка с отвислыми щеками и круглыми глазками. Быстрым, коротким шагом Финкель шел по Второй авеню. Шел и пытался решить этот самый проклятый гамлетовский вопрос. Еще час назад Финкель с аппетитом завтракал сваренным всмятку яичком, блаженно щурясь от солнца, медленно выползавшего из-за соседнего небоскреба, и чувствовал себя просто превосходно. Если верить биржевым сводкам, день обещал быть хотя и хлопотным, но удачным. А потом зазвонил телефон, и Финкель, не думая о плохом, снял трубку. Звонили из отделения банка, где у Финкеля был открыт вполне приличный счет, на который в конце каждой недели он аккуратно переводил деньги, заработанные нелегким трудом на валютной бирже.

— У нас возникли некоторые сложности с вашими последними вкладами, — сказал ему непроницаемо официальный женский голос. — Не могли бы вы зайти к нашему менеджеру, чтобы поговорить с ним об этом лично? В любое удобное для вас время, разумеется.
Финкель разволновался и пообещал прийти немедленно. По складу характера он не выносил каких-либо неясностей или неточностей.
Потому скомкал свой приятно начатый завтрак, надел пальто, торопливо зашнуровал ботинки, обмотал шею длинным шарфом и отправился в банк. Он догадывался, почему его попросили зайти. Несколько дней назад он обнаружил в свежеполученном ежемесячном банковском отчете досадную ошибку — кто-то перечислил на его счет неизвестно откуда взявшиеся двести долларов. Финкель тогда еще раз внимательно проверил все записи. Двести долларов были лишними. Он сразу сообщил об этом в отделение банка, где ему пообещали разобраться. И вот теперь он должен тратить время на объяснения.

Идти было недалеко, но у Финкеля, который терпеть не мог общаться с любыми более или менее официальными лицами, настроение испортилось окончательно. Ужасно раздражало то, что придется пожертвовать лучшими для работы утренними часами. Но эти ничтожные двести долларов были чужими деньгами, и их следовало вернуть.

В банке с ним были приторно вежливы. Менеджер, покачивая головой с идеальным пробором в густых черных волосах, сказал, что сколь бы незначительной ни была появившаяся на счете Финкеля сумма, она не могла быть перечислена по ошибке. Они тщательно все перепроверили. Компьютер не ошибается. Менеджер слегка помедлил, растянул в улыбке резиновые губы и поправил аккуратный узел галстука. В конце-то концов, добавил он, речь идет всего лишь о двух лишних сотнях. Стоит ли так переживать, в самом деле...

Возмущенный Финкель вынул из кармана заранее приготовленные сотенные бумажки и потребовал немедленно их принять. Проклятый чиновник сначала отодвинул деньги, а потом мягко, но непреклонно вложил их обратно в подрагивающую руку Финкеля. Тут-то Финкель и почувствовал себя по-настоящему обиженным. Да что там обиженным — оскорбленным! К сожалению, его нелюбовь к выяснению отношений с официальными лицами объяснялась еще и тем, что он сразу же терялся и чувствовал себя жалким и виноватым. На него нападало косноязычие, он деревенел, и ему начинало казаться, что он никогда ничего не сможет втолковать вежливым и невозмутимым людям в одинаковых темных костюмах. Финкель покраснел, губы его задрожали. Сердясь на себя за свою беспомощность, он пробормотал что-то невразумительное, взмахнул рукой с зажатыми в ней сотенными купюрами и, втянув голову в плечи, вышел из кабинета...

Время близилось к полудню, и, как всегда в этот час, перед окошечками кассиров выстроилась длинная, послушно изгибающаяся очередь. Две девицы, отгороженные от посетителей пуленепробиваемым стеклом, принимали чеки и наличные, быстро щелкали по компьютерной клавиатуре и подавали квитанции обратно в окошко... Все шло, как обычно. Вот отошел очередной посетитель, и одна из девиц незаметно потянулась и на секунду расслабила уставшую спину. «Следующий!» Она протянула наманикюренные пальчики, но вместо приходно-расходного ордера увидела мятый кусок газетной бумаги. Поверх плотных печатных строчек толстым синим фломастером было размашисто написано: «Внимание! Это ограбление! Если не выполнишь мои требования, буду стрелять по толпе!». Еще не веря в происходящее, девица приоткрыла рот и подняла глаза. Широкая грудь рослого грабителя в лыжной маске, казалось, заслонила от нее весь мир, где жизнь текла по-прежнему спокойно и безмятежно.
Под его тяжелым взглядом все инструкции мгновенно вылетели у нее из головы. Она еще шире открыла рот, чтобы то ли позвать менеджера, то ли предупредить ничего не подозревавшую подругу, и замерла. Если она не подчинится, этот безжалостный негодяй начнет убивать людей у нее на глазах! За надежным пуленепробиваемым стеклом под звериным взглядом грабителя ей стало нечем дышать. Не дожидаясь повторения приказа, она протянула трясущуюся руку к пачке денег...

Вдруг прямо перед окошком, решительно втершись между стойкой и грабителем, возник маленький толстый человечек с трясущимися от гнева щеками.
— Мин-н-нуточку! — раздраженно сказал он одновременно и бандиту, и онемевшей кассирше, которой теперь показалось, что все происходит не на самом деле, что это съемки фильма, а толстый человечек — режиссер, имеющий право вмешаться и в любой момент остановить действие. — Минуточку!

Человечек совсем оттеснил от окошка слегка растерявшегося грабителя и пухлой рукой протянул кассирше две сотенные купюры.

— Принять на счет! — не терпящим возражений режиссерским тоном приказал он. — Немедленно принять на счет банка по статье «Ошибки»!
Кассирша недоуменно посмотрела на грабителя. Тот пожал плечами и согласно кивнул. Влажные пальцы не попадали по клавишам, но кое-как девица довела операцию до конца и вопросительно взглянула на маленького человечка.

— Вот так! — удовлетворенно воскликнул он, забирая квитанцию. — Восстать на море бед и кончить их борьбою!
И смешной подпрыгивающей походкой направился к выходу.