ВНЕОЧЕРЕДНОЕ звание
Литературная гостиная
Гарри не был новичком. Ни в этом городе, ни в этой стране, ни в этой жизни. Пользуясь привычной для него терминологией, Гарри определял себя как старослужащего. Нужно сказать, что в свое время, еще до приезда в Америку, Гарри лет двадцать оттарабанил прапорщиком-сверхсрочником в строительных войсках и, кроме города Моршанска, где стояла его часть, никогда нигде не бывал. Он хорошо запомнил свою нелепую, неприличную для опытного служаки растерянность в тот день, когда впервые ступил на американскую землю. Здесь он снова стал салагой! Но, конечно, это продолжалось недолго. Все мытарства, пока устраивался и собирал бумаги для получения пенсии, Гарри засчитал себе как учебку, курс молодого бойца.
Потом потянулись однообразные, почти армейские будни. Года через три, освоившись на Брайтоне и перестав путаться в метро при переходе с линии «F» на линию «Q», Гарри почувствовал, что пора присваивать себе звание ефрейтора. А потом произошло много всяких событий, может быть, не очень интересных для постороннего, но наполненных глубоким смыслом для самого Гарри. Например, поездка в городском автобусе, набитом бушующими старшеклассниками, или объяснение с югославом-суперинтендантом по поводу протекающего крана... всего и не упомнишь. Поднявшись до прежнего звания «прапорщик», он, собрав всю волю в кулак, съездил в Манхэттен, в магазин «Мэйсис», где спросил у продавщицы по-английски, нет ли в продаже одеколона «Шипр». И продавщица его поняла! За что Гарри, получивший отрицательный ответ, произвел себя в лейтенанты прямо там, на Тридцать четвертой улице.
Он часто раздумывал о том, доберется ли когда-нибудь до генерала. Получалось, что вряд ли успеет: поздненько начал расти в званиях. Конечно, можно было махнуть рукой на привычный порядок и присвоить себе внеочередной чин. Но это был бы обман, Гарри перестал бы себя уважать. Для этого должно было произойти что-нибудь из ряда вон выходящее. Например, война. По фильмам Гарри знал, что на войне бывает всякое. Лейтенанты запросто выбиваются в генералы. Но вот в мирное время... Гарри вздыхал и терпеливо, как положено солдату, тянул свою эмигрантскую лямку.
Однажды летом, прогуливаясь по знаменитому Брайтонскому променаду, Гарри нос к носу столкнулся с бывшим сослуживцем — прапорщиком по фамилии Бабака. Обнялись, разговорились. Выяснилось, что Бабака всего лишь пару месяцев назад прилетел в Нью-Йорк к дочке с мужем. На Гарри он смотрел с уважением и даже некоторым подобострастием. Хотя понятия не имел, что его бывший дружок — без пяти минут майор. Ага, подумал тогда Гарри, все правильно: салага он и в Америке салага. И так уж получилось, что слово за словом Гарри рассказал Бабаке про свои звания. Ошеломленный, Бабака сначала решил, что Гарри работает то ли на КГБ, то ли на ЦРУ. Только с третьего раза сообразил, что речь идет о чинах, так сказать, эмигрантских. И загрустил, глядя в небо, где скупо и недоступно помаргивали вечерние генеральские звезды. Ему-то еще было служить и служить! А годы, понятно, уже не те...
— Послушай, Игорек... — вдруг заговорил он и сразу же сам себя перебил, — извини, товарищ капитан. А не съездишь ли ты со мной посмотреть квартиру в Старетт-Сити? Предложили ее мне по какой-то программе. Решать нужно срочно, а дочка, понимаешь, работает. Ну а сам я... по-английски ни бум-бум и метро здешнее не знаю. Помоги, капитан, а?
Конечно, Гарри согласился помочь молодому бойцу. Хотя, честно говоря, и сам слегка растерялся от такой просьбы. Дело в том, что, несмотря на свои многочисленные подвиги первых американских лет, Гарри так и не освоил немыслимый и совершенно неуловимый на слух местный язык. Поначалу он старательно пытался затвердить незнакомые слова и даже фразы. Самые общеупотребительные, без которых просто никак. Но каждый говорящий по-английски человек, казалось, специально издевался над ним, потому что говорил исключительно не то, что выучил Гарри. От напряжения Гарри переставал что-либо понимать. «Это потому, что это все сленг, местная феня, — убеждал он сам себя, — у нас в части солдаты, бывшие зеки, тоже говорили так, что хрен поймешь». Но на всякий случай задержал на пару месяцев присвоение себе очередного звания...
До Старетт-Сити Гарри с Бабакой добрались почти без приключений. Не считать же приключением то, что в метро Бабаку слегка придавило турникетом? Или их неудавшуюся попытку зайти в автобус через заднюю дверь...
Гарри одобрил Старетт-Сити, узкую полоску земли между двумя океанами — одним, знакомым со школьной скамьи, Атлантическим и другим, никем не изведанным океаном Ист-Бруклина. Выстроившиеся вдоль широкой улицы под названием «Пенсильвания» высокие дома, которые, казалось, перенеслись сюда прямо из российского спального района, понравились Гарри своей подтянутостью и армейским однообразием. И хотя предстоявшие переговоры на малознакомом языке навевали уныние, здесь Гарри почувствовал себя значительно бодрее и даже ускорил шаг, оторвавшись от вертевшего по сторонам головой и спотыкавшегося Бабаки.
Подростки появились как будто ниоткуда. Их было трое — высоких, узкогрудых, в широченных спадающих штанах и одинаковых курточках с нелепыми капюшонами. Один из них шагнул вперед и острым кулаком толкнул Гарри в грудь. Гарри не испугался. Он только оглядел нелепого паренька с головы до ног и представил себе, как бы тот выглядел в нормальной армейской форме: в хэбэ, прохарях, пилотке и при ремне. Его можно было бы даже не стричь: под капюшоном отливала сизым оружейным блеском гладко выбритая голова. В самом деле, пару неделек погонять, подтянуть — и получился бы вполне толковый боец. Гарри много раз наблюдал такое преображение: приходит расхристанный призывник, а через месяц-другой...
— Йоу! — воскликнул тем временем «призывник», сверля Гарри тяжелым взглядом. И заговорил быстро и невнятно, словно его рот уже был набит тяжелой армейской кашей-«шрапнелью». Гарри оглянулся на окаменевшего Бабаку. Терять лицо в присутствии младшего по званию нельзя. Поэтому Гарри напряг память и принялся переводить. Хорошо еще, что призывник сопровождал свою речь понятными взмахами рук с огромными золотыми перстнями на пальцах. Но все равно в переводе получалось что-то несусветное... Блин, подумал Гарри, в армии, бывало, присылали к нам ребятишек из Туркмении. Те тоже по-русски ни слова, но как-то же разбирались... Гарри строго покачал головой и уже хотел произнести что-то типа «шайтан-арба» и «саксаул», с добавлением для связки общеупотребительных эпитетов, но не успел. «Призывник», сверкнув зубами, оскалился, достал большой черный пистолет, протянул длинную руку и направил его на Гарри, продолжая что-то быстро бормотать.
Гарри и сам не понял, что произошло дальше. Он снова оглянулся на Бабаку, поймал растерянный взгляд и в ту же минуту почувствовал, как скрипнула всеми пряжками портупея, на ногах вместо кроссовок засияли в закатном солнце хромовые офицерские сапоги, а плечи ощутили привычную жесткость новеньких погон.
— Йоу! — опять воскликнул «новобранец» и зачем-то повернул пистолет боком, глупо и неумело вывернув кисть. — Йоу, бро!
Последнее слово Гарри неожиданно для себя узнал: кажется, так называется женский бюстгальтер. Гарри хмыкнул: шутит пацан, службы не понял. Ничего, сейчас разберемся.
— Как стоишь, раздолбай? — рявкнул он. — Пистолет держать не умеешь, на человека направляешь! А если заряжен? Кто вам до присяги оружие выдал, а?!
Гарри расправил плечи и глубоко задышал. И сразу куда-то исчезли все дурацкие языковые барьеры. Остался только один всем доступный и правильный язык — армейский. Начальственной рукой Гарри отобрал у оторопевшего салаги пистолет и аккуратно поставил на предохранитель. Теперь все было правильно.
— Смотри, воин! В следующий раз туалеты драить пойдешь!
Раздвинув ноги на ширину плеч и заложив левую руку за спину, Гарри вытянул правую и прицелился в кроны деревьев в ближайшем скверике. Двое других «новобранцев» захихикали.
— Отставить смех! — гаркнул на них Гарри. — Р-равняйсь! Вот таким манером нужно целиться. А ты, — он повернулся к тому, у которого отобрал пистолет, — встань пока в строй, понял? Рано тебе оружие доверять. Строевой сначала займемся! Ногу попрошу, с оттяжечкой. И носок тянуть! Тянуть, бойцы! Я из вас быстренько человеков сделаю! Р-раз и-и, р-раз!..
...До приезда полицейских, пожарников и врачей Бабака сидел рядом с ним на заплеванном тротуаре и поддерживал ему голову.
— Товарищ капитан, — позвал он Гарри, стараясь унять нервную дрожь, — а, товарищ капитан...
Гарри застонал, зашевелил губами. Бабака наклонился к нему и прислушался.
— Генерал, — шепнул Гарри, — генерал-майор...
И закрыл глаза.
Потом потянулись однообразные, почти армейские будни. Года через три, освоившись на Брайтоне и перестав путаться в метро при переходе с линии «F» на линию «Q», Гарри почувствовал, что пора присваивать себе звание ефрейтора. А потом произошло много всяких событий, может быть, не очень интересных для постороннего, но наполненных глубоким смыслом для самого Гарри. Например, поездка в городском автобусе, набитом бушующими старшеклассниками, или объяснение с югославом-суперинтендантом по поводу протекающего крана... всего и не упомнишь. Поднявшись до прежнего звания «прапорщик», он, собрав всю волю в кулак, съездил в Манхэттен, в магазин «Мэйсис», где спросил у продавщицы по-английски, нет ли в продаже одеколона «Шипр». И продавщица его поняла! За что Гарри, получивший отрицательный ответ, произвел себя в лейтенанты прямо там, на Тридцать четвертой улице.
Он часто раздумывал о том, доберется ли когда-нибудь до генерала. Получалось, что вряд ли успеет: поздненько начал расти в званиях. Конечно, можно было махнуть рукой на привычный порядок и присвоить себе внеочередной чин. Но это был бы обман, Гарри перестал бы себя уважать. Для этого должно было произойти что-нибудь из ряда вон выходящее. Например, война. По фильмам Гарри знал, что на войне бывает всякое. Лейтенанты запросто выбиваются в генералы. Но вот в мирное время... Гарри вздыхал и терпеливо, как положено солдату, тянул свою эмигрантскую лямку.
Однажды летом, прогуливаясь по знаменитому Брайтонскому променаду, Гарри нос к носу столкнулся с бывшим сослуживцем — прапорщиком по фамилии Бабака. Обнялись, разговорились. Выяснилось, что Бабака всего лишь пару месяцев назад прилетел в Нью-Йорк к дочке с мужем. На Гарри он смотрел с уважением и даже некоторым подобострастием. Хотя понятия не имел, что его бывший дружок — без пяти минут майор. Ага, подумал тогда Гарри, все правильно: салага он и в Америке салага. И так уж получилось, что слово за словом Гарри рассказал Бабаке про свои звания. Ошеломленный, Бабака сначала решил, что Гарри работает то ли на КГБ, то ли на ЦРУ. Только с третьего раза сообразил, что речь идет о чинах, так сказать, эмигрантских. И загрустил, глядя в небо, где скупо и недоступно помаргивали вечерние генеральские звезды. Ему-то еще было служить и служить! А годы, понятно, уже не те...
— Послушай, Игорек... — вдруг заговорил он и сразу же сам себя перебил, — извини, товарищ капитан. А не съездишь ли ты со мной посмотреть квартиру в Старетт-Сити? Предложили ее мне по какой-то программе. Решать нужно срочно, а дочка, понимаешь, работает. Ну а сам я... по-английски ни бум-бум и метро здешнее не знаю. Помоги, капитан, а?
Конечно, Гарри согласился помочь молодому бойцу. Хотя, честно говоря, и сам слегка растерялся от такой просьбы. Дело в том, что, несмотря на свои многочисленные подвиги первых американских лет, Гарри так и не освоил немыслимый и совершенно неуловимый на слух местный язык. Поначалу он старательно пытался затвердить незнакомые слова и даже фразы. Самые общеупотребительные, без которых просто никак. Но каждый говорящий по-английски человек, казалось, специально издевался над ним, потому что говорил исключительно не то, что выучил Гарри. От напряжения Гарри переставал что-либо понимать. «Это потому, что это все сленг, местная феня, — убеждал он сам себя, — у нас в части солдаты, бывшие зеки, тоже говорили так, что хрен поймешь». Но на всякий случай задержал на пару месяцев присвоение себе очередного звания...
До Старетт-Сити Гарри с Бабакой добрались почти без приключений. Не считать же приключением то, что в метро Бабаку слегка придавило турникетом? Или их неудавшуюся попытку зайти в автобус через заднюю дверь...
Гарри одобрил Старетт-Сити, узкую полоску земли между двумя океанами — одним, знакомым со школьной скамьи, Атлантическим и другим, никем не изведанным океаном Ист-Бруклина. Выстроившиеся вдоль широкой улицы под названием «Пенсильвания» высокие дома, которые, казалось, перенеслись сюда прямо из российского спального района, понравились Гарри своей подтянутостью и армейским однообразием. И хотя предстоявшие переговоры на малознакомом языке навевали уныние, здесь Гарри почувствовал себя значительно бодрее и даже ускорил шаг, оторвавшись от вертевшего по сторонам головой и спотыкавшегося Бабаки.
Подростки появились как будто ниоткуда. Их было трое — высоких, узкогрудых, в широченных спадающих штанах и одинаковых курточках с нелепыми капюшонами. Один из них шагнул вперед и острым кулаком толкнул Гарри в грудь. Гарри не испугался. Он только оглядел нелепого паренька с головы до ног и представил себе, как бы тот выглядел в нормальной армейской форме: в хэбэ, прохарях, пилотке и при ремне. Его можно было бы даже не стричь: под капюшоном отливала сизым оружейным блеском гладко выбритая голова. В самом деле, пару неделек погонять, подтянуть — и получился бы вполне толковый боец. Гарри много раз наблюдал такое преображение: приходит расхристанный призывник, а через месяц-другой...
— Йоу! — воскликнул тем временем «призывник», сверля Гарри тяжелым взглядом. И заговорил быстро и невнятно, словно его рот уже был набит тяжелой армейской кашей-«шрапнелью». Гарри оглянулся на окаменевшего Бабаку. Терять лицо в присутствии младшего по званию нельзя. Поэтому Гарри напряг память и принялся переводить. Хорошо еще, что призывник сопровождал свою речь понятными взмахами рук с огромными золотыми перстнями на пальцах. Но все равно в переводе получалось что-то несусветное... Блин, подумал Гарри, в армии, бывало, присылали к нам ребятишек из Туркмении. Те тоже по-русски ни слова, но как-то же разбирались... Гарри строго покачал головой и уже хотел произнести что-то типа «шайтан-арба» и «саксаул», с добавлением для связки общеупотребительных эпитетов, но не успел. «Призывник», сверкнув зубами, оскалился, достал большой черный пистолет, протянул длинную руку и направил его на Гарри, продолжая что-то быстро бормотать.
Гарри и сам не понял, что произошло дальше. Он снова оглянулся на Бабаку, поймал растерянный взгляд и в ту же минуту почувствовал, как скрипнула всеми пряжками портупея, на ногах вместо кроссовок засияли в закатном солнце хромовые офицерские сапоги, а плечи ощутили привычную жесткость новеньких погон.
— Йоу! — опять воскликнул «новобранец» и зачем-то повернул пистолет боком, глупо и неумело вывернув кисть. — Йоу, бро!
Последнее слово Гарри неожиданно для себя узнал: кажется, так называется женский бюстгальтер. Гарри хмыкнул: шутит пацан, службы не понял. Ничего, сейчас разберемся.
— Как стоишь, раздолбай? — рявкнул он. — Пистолет держать не умеешь, на человека направляешь! А если заряжен? Кто вам до присяги оружие выдал, а?!
Гарри расправил плечи и глубоко задышал. И сразу куда-то исчезли все дурацкие языковые барьеры. Остался только один всем доступный и правильный язык — армейский. Начальственной рукой Гарри отобрал у оторопевшего салаги пистолет и аккуратно поставил на предохранитель. Теперь все было правильно.
— Смотри, воин! В следующий раз туалеты драить пойдешь!
Раздвинув ноги на ширину плеч и заложив левую руку за спину, Гарри вытянул правую и прицелился в кроны деревьев в ближайшем скверике. Двое других «новобранцев» захихикали.
— Отставить смех! — гаркнул на них Гарри. — Р-равняйсь! Вот таким манером нужно целиться. А ты, — он повернулся к тому, у которого отобрал пистолет, — встань пока в строй, понял? Рано тебе оружие доверять. Строевой сначала займемся! Ногу попрошу, с оттяжечкой. И носок тянуть! Тянуть, бойцы! Я из вас быстренько человеков сделаю! Р-раз и-и, р-раз!..
...До приезда полицейских, пожарников и врачей Бабака сидел рядом с ним на заплеванном тротуаре и поддерживал ему голову.
— Товарищ капитан, — позвал он Гарри, стараясь унять нервную дрожь, — а, товарищ капитан...
Гарри застонал, зашевелил губами. Бабака наклонился к нему и прислушался.
— Генерал, — шепнул Гарри, — генерал-майор...
И закрыл глаза.
