Ветер ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ
Досуг
Конечно, мы с моей спутницей по жизни и путешествиям – люди разные. Относится это и к гастрономическим вкусам. Где еще, как не в штате Мейн (в русской неверной транскрипции «Мэн»), можно полакомиться морепродуктами – свежей рыбой, крабами, морскими гребешками и конечно же лобстерами, которые язык не поворачивается назвать здесь, в Америке, омарами. Лобстеры и есть лобстеры. В самом тупичке Бас-Харбора, где паром регулярно курсирует между материком и загадочным Лебединым островом, куда мы так и не удосужились съездить, примостился ресторан, где лобстеры в полтора-два раза дешевле, чем в остальной части Национального заповедника Акадия, а там – и дальше на севере - мы ежегодно спасаемся от изнуряющей нью-йоркской жары без никакого чувства дежа-вю, открывая все новые и новые, незнакомые места. Место это шикарное, с роскошными отелями, машины, судя по номерам, со всех штатов США и провинций Канады, но мы и тут ухитряемся пользоваться теми же благами и достопримечательностями почти задаром – благодаря палатке, надувным матрацам и спальникам, располагаясь в самых живописных местах этого прославленного заповедника, что и не снилось клиентам дорогих отелей и мотелей. Плюс у нас немалое преимущество – 24 часа в день на свежем воздухе!
Так вот, погоревав каждый раз – немного лицемерно – о судьбе бедного лобстера, которого варят живьем, мы приступаем к трапезе: каждый съедает обе клешни и хвост, а лапки от своего лобстера я отдаю Лене Клепиковой, мне лень с ними возиться, зато взамен получаю панцырь со всеми его потрохами, включая ставшую после варки зеленой печенью, на которую Лена даже смотреть не может без отвращения, но многие лобстероеды, вроде меня, считают это самым лакомым - цимес! Зато мы с Леной сходимся, что лобстер, как и любой, впрочем, морепродукт, должен быть сравнительно небольшим: один с четверью паунд – классический лобстер. Чуть меньше – он еще не обрел свой настоящий вкус, чуть больше – становится мускулистее и жилистее. Великий знаток меры Аристотель, к примеру, полагал, что слишком большой или слишком маленький корабль кораблями не являются. Как бы он отнесся к «Титанику»? Шутка. А это уже не шутка: мы едим только самцов, потому что самки в эти разбросанные по прибрежным водам клетки не попадаются – в минус нашему мужескому племени. Вот и сравнивай теперь IQ – по крайней мере, у лобстеров.
В чем мы с моей спутницей безусловно сходимся, так это в главном - в любви к Акадии. И отнюдь не только как гурманы. В конце концов, перехватить где-нибудь по пути дешевый гамбургер с бизонным мясом или сосиску, поджаренную в пиве, мы тоже не прочь. На нашем Восточном побережье Америки Акадия – лучший национальный заповедник, по знаменитости вровень с Йосемите и Йеллостоун. Наплыв туристов, тем более в сезон, сюда огромный, но перенаселенной Акадию не назовешь: она слишком велика, разнообразна и рассасывает гостей по своим скалистым океанским берегам, очаровательным маленьким городкам, бесконечным, на любой вкус, дорогам и тропам, озерам, болотам и горам, из которых самая высокая Кадиллак, а с нее, как на ладони, виден весь этот чудесный край, стараниями энтузиастов и филантров действительно превращенный в райский уголок на земле – в Акадию.
Вот уж, как говорится, «с корабля на бал» - «из дальних странствий возвратясь» (привет еще одному русскому поэту!), я включил ТВ и опять оказался там, откуда приехал. Что лучше: увидеть в натуре или на экране? Тем более снятым признанным мастером Кеном Бёрнсом, автором таких шедевров-сериалов, как «Гражданская война», «Джаз», «Война», «Бейсбол». На этот раз для своего 12-часового «документари» он выбрал неожиданную тему: «Национальные заповедники: лучшая американская идея». Подзаголовок полемический и провокативный, но фильм убеждает, что лучшей идеи американский народ не придумал: сберечь природу, организовав огромные национальные заповедники. Правда, я бы добавил сюда и штатные лесопарки – скажем, секвойный имени Джона Мюира в Калифорнии, которому посвятил свой номер великолепный журнал “National Geographic”. Или тотемный парк в Ситке, бывшей столице русской Аляски, где живет мой сын. Я объездил многие из них – и национальные, и штатные, ставя палатку в комфортных кемпингах: бесплатный шаттл-автобус, чистенькие душевые, крытые шале на случай дождя, музеи локальной флоры и фауны, амфитеатры, где читают лекции и показывают диапозитивы или фильмы о местной природе. Объявления предупреждают об опасности медведей, с которыми я сталкивался не раз (в заповеднике Йосемите в Сьерре-Неваде, Калифорния, еду надо прятать в специальные железные ящики на замке, потому что торопыги срывают двери и крыши с машин, если там оставить что-нибудь съедобное), но нет ничего хуже комаров, на которых не действуют даже спреи. Точнее, комарих, потому что кусаются только самки. А ты и этого не знал, читатель?
В юго-западных заповедниках тебя еще поджидают мохнатые тарантулы, от укуса которых на пару часов сходишь с ума, и смертельно ядовитые скорпионы и «черные вдовы». Поэтому стоянки на дорогах устраивают на высоких сваях. Есть, однако, народное противоядие: «Вовремя пописать на укус», - объяснил мне хозяин мотеля мексиканец, который неоднократно испробовал это средство на своих постояльцах. Мы побывали во всех этих экзотических национальных и штатных заповедниках – в Аризоне, Нью-Мехико, Колорадо, Юте, Неваде и Калифорнии – как Алиса в стране чудес. Забирались на высоченные горы, спускались в подземные пещеры, спугивая летучих мышей, на нас низвергались каскады водопадов высотой почти в километр, но все равно роднее нашего мейнского заповедника Акадии ничего не знаю.
Как Пушкин называл Летний сад «мой огород», так мы зовем Акадию нашей дачей, хотя вся наша «дача» - это просторная палатка. Любимый наш кемпинг – Sea Wall, на берегу океана, с выносной каменной платформой, откуда мы наблюдаем огромные волны во время прилива и закат солнца. В прошлом году гигантская, выше горизонта, волна смыла двадцать таких, как мы, зевак - спасательным вертолетам и лодкам удалось спасти семнадцать, два тяжело ранены, один погиб. Я вовремя оттащил свою спутницу, которая в ответ на мои предостережения отвечала, что здесь не Индонезия.
У нас с ней есть заветные места. Например, дикий океанский пляж, где мы всегда одни, плаваем голышом, едим сырьем мидии, раскалывая их камнями и запивая соленой водой из раковины, а потом отправляемся к ближайшему понду и бросаемся в пресную воду, чтобы смыть океанскую соль. Короче, кайфуем. Спасибо великому филантропу Джону Рокфеллеру-младшему, который вложил в этот заповедник миллиарды, пробив дороги и тропы, построив мосты, сделав эту дикую красу доступной всем и всякому. В том числе - нам.
Короче, приехав, вижу на телеэкране, как в августовский полдень, на просторной веранде рокфеллеровского дома с чудным океанским видом, недалеко от нашего кемпинга Sea Wall, собрались богатейшие люди Америки, чтобы поболтать о своей филантропической деятельности с Кеном Бёрнсом. Филантропы не меньше заинтересованы в этой встрече, чем режиссер-документалист, который оказался на мели после того, как его самый популярный, несмотря на несколько кислых снобистских рецензий, фильм «Война» (наибольшая за десятилетие аудитория на общественном ТВ – 37.8 миллиона зрителей только при первом прогоне) потерял (отчасти из-за финансового кризиса) своего главного спонсора – General Motors, и он вынужден был искать других меценатов для нового проекта. Но и филантропы, которые поддерживают 53 национальных заповедника в Америке, в свою очередь, были заинтересованы в пропаганде своего благородного дела и привлечении к нему новых благодетелей.
Десять лет ушло у Кена Бёрнса на создание этого фильма, который время от времени прокатывают по всем американским паблик ТВ. Кен Бёрнс словно доказывает этим своим путешествием-марафоном главный тезис нового фильма: как изумительна наша страна, которая сохраняет, сберегает и лелеет столько природных богатств, красот и чудес. Нет, это не травелог, а скорее объяснение в любви, подкрепленное изумительными вистами и увлекательным текстом. По совпадению, именно так называется мое эссе в книге «Как я умер», но там речь не об американских национальных заповедниках, а об Италии. Парадоксально, но, живя в Америке, я много лет кряду летал через океан в Европу перед тем, как купить палатки и начать объезжать новообретенную родину, если пристало так выразиться ее натурализованному гражданину.
Почему от личных впечатлений меня на этот раз потянуло на впечатления от телеискусства? По ближайшей ассоциации – я всё это видел собственными глазами, а теперь вижу на экране. К тому же я давно зарекся брать с собой фотокамеру – все равно лучше снять, чем это делают профессионалы, мне не удастся. Единственное орудие, которым я пользуюсь и сейчас, – слово. Но ведь и борьба за американскую природу началась со слов - упомянутый натуралист Джон Мюир еще в позапрошлом веке написал ей страстный, вдохновенный панегирик, а в конце того же столетия число национальных заповедников перевалило за полсотни. История каждого – это целая драма с конфликтующими интересами. Ведь даже за такой знаменитый национальный заповедник, как Большой каньон, шла, оказывается, ожесточенная и долгая борьба между экологами и юзерами. Помню, в этом каньоне прыгают пятнистые, как форель, белки и попрошайничают у туристов, но не дай бог: кормить их запрещено под угрозой 500-долларового штрафа, потому что эти попрошайки тогда разучатся сами добывать пищу и умрут с голоду. Другая надпись перед спуском в каньон к реке Колорадо предупреждает, что если кто сорвется и сломает себе шею или ногу, должен будет сам оплачивать вызов вертолета “скорой помощи”. В самом деле, дорога крутая и опасная – на свой страх и риск.
Среди прочего Кен Бёрнс показывает в своем сериале восход солнца в 4:45 с горы Кадиллак в Акадии, где я, не такая ранняя птаха, наблюдал закат солнца – тоже незабываемое зрелище. Себя автор фильма считает прозелитом – человеком, обретшим новую веру и всеми силами старающимся обратить в нее других. А историк Джуди Голдстайн, глава частного центра Сомс понда (упомянутый фьорд) и спонсор встречи на рокфеллеровой веранде в Акадии, отмечает, что редко кинематографисты бывают такими артикуляционными, как Кен Бёрнс. Впрочем, она – не только их фанат, но и сама активный участник фильма. Тексты в этом фильме не менее интересны и интригующи, чем видеоряд.
За свою жизнь я много где был и много чего повидал и прочувствовал. Книги, женщины, путешествия – я даже не знаю теперь, что на каком месте. Где я только не побывал! Раньше я предпочитал культурные маршруты – Италия, Испания, Греция, Франция, Турция, Камбоджа, Бирма. А последние годы восполняю упущенное за счет экологических, природных, пейзажных. Регулярно смотрю «природные» телепередачи, чтобы путешествовать, не сходя с места. Обожаю рассматривать карты, готовясь к новому путешествию и прочерчивая фломастером маршрут. И с нетерпением жду не дождусь, чтобы, загрузив машину путевыми аксессуарами, сесть за руль.
Так вот, погоревав каждый раз – немного лицемерно – о судьбе бедного лобстера, которого варят живьем, мы приступаем к трапезе: каждый съедает обе клешни и хвост, а лапки от своего лобстера я отдаю Лене Клепиковой, мне лень с ними возиться, зато взамен получаю панцырь со всеми его потрохами, включая ставшую после варки зеленой печенью, на которую Лена даже смотреть не может без отвращения, но многие лобстероеды, вроде меня, считают это самым лакомым - цимес! Зато мы с Леной сходимся, что лобстер, как и любой, впрочем, морепродукт, должен быть сравнительно небольшим: один с четверью паунд – классический лобстер. Чуть меньше – он еще не обрел свой настоящий вкус, чуть больше – становится мускулистее и жилистее. Великий знаток меры Аристотель, к примеру, полагал, что слишком большой или слишком маленький корабль кораблями не являются. Как бы он отнесся к «Титанику»? Шутка. А это уже не шутка: мы едим только самцов, потому что самки в эти разбросанные по прибрежным водам клетки не попадаются – в минус нашему мужескому племени. Вот и сравнивай теперь IQ – по крайней мере, у лобстеров.
В чем мы с моей спутницей безусловно сходимся, так это в главном - в любви к Акадии. И отнюдь не только как гурманы. В конце концов, перехватить где-нибудь по пути дешевый гамбургер с бизонным мясом или сосиску, поджаренную в пиве, мы тоже не прочь. На нашем Восточном побережье Америки Акадия – лучший национальный заповедник, по знаменитости вровень с Йосемите и Йеллостоун. Наплыв туристов, тем более в сезон, сюда огромный, но перенаселенной Акадию не назовешь: она слишком велика, разнообразна и рассасывает гостей по своим скалистым океанским берегам, очаровательным маленьким городкам, бесконечным, на любой вкус, дорогам и тропам, озерам, болотам и горам, из которых самая высокая Кадиллак, а с нее, как на ладони, виден весь этот чудесный край, стараниями энтузиастов и филантров действительно превращенный в райский уголок на земле – в Акадию.
Вот уж, как говорится, «с корабля на бал» - «из дальних странствий возвратясь» (привет еще одному русскому поэту!), я включил ТВ и опять оказался там, откуда приехал. Что лучше: увидеть в натуре или на экране? Тем более снятым признанным мастером Кеном Бёрнсом, автором таких шедевров-сериалов, как «Гражданская война», «Джаз», «Война», «Бейсбол». На этот раз для своего 12-часового «документари» он выбрал неожиданную тему: «Национальные заповедники: лучшая американская идея». Подзаголовок полемический и провокативный, но фильм убеждает, что лучшей идеи американский народ не придумал: сберечь природу, организовав огромные национальные заповедники. Правда, я бы добавил сюда и штатные лесопарки – скажем, секвойный имени Джона Мюира в Калифорнии, которому посвятил свой номер великолепный журнал “National Geographic”. Или тотемный парк в Ситке, бывшей столице русской Аляски, где живет мой сын. Я объездил многие из них – и национальные, и штатные, ставя палатку в комфортных кемпингах: бесплатный шаттл-автобус, чистенькие душевые, крытые шале на случай дождя, музеи локальной флоры и фауны, амфитеатры, где читают лекции и показывают диапозитивы или фильмы о местной природе. Объявления предупреждают об опасности медведей, с которыми я сталкивался не раз (в заповеднике Йосемите в Сьерре-Неваде, Калифорния, еду надо прятать в специальные железные ящики на замке, потому что торопыги срывают двери и крыши с машин, если там оставить что-нибудь съедобное), но нет ничего хуже комаров, на которых не действуют даже спреи. Точнее, комарих, потому что кусаются только самки. А ты и этого не знал, читатель?
В юго-западных заповедниках тебя еще поджидают мохнатые тарантулы, от укуса которых на пару часов сходишь с ума, и смертельно ядовитые скорпионы и «черные вдовы». Поэтому стоянки на дорогах устраивают на высоких сваях. Есть, однако, народное противоядие: «Вовремя пописать на укус», - объяснил мне хозяин мотеля мексиканец, который неоднократно испробовал это средство на своих постояльцах. Мы побывали во всех этих экзотических национальных и штатных заповедниках – в Аризоне, Нью-Мехико, Колорадо, Юте, Неваде и Калифорнии – как Алиса в стране чудес. Забирались на высоченные горы, спускались в подземные пещеры, спугивая летучих мышей, на нас низвергались каскады водопадов высотой почти в километр, но все равно роднее нашего мейнского заповедника Акадии ничего не знаю.
Как Пушкин называл Летний сад «мой огород», так мы зовем Акадию нашей дачей, хотя вся наша «дача» - это просторная палатка. Любимый наш кемпинг – Sea Wall, на берегу океана, с выносной каменной платформой, откуда мы наблюдаем огромные волны во время прилива и закат солнца. В прошлом году гигантская, выше горизонта, волна смыла двадцать таких, как мы, зевак - спасательным вертолетам и лодкам удалось спасти семнадцать, два тяжело ранены, один погиб. Я вовремя оттащил свою спутницу, которая в ответ на мои предостережения отвечала, что здесь не Индонезия.
У нас с ней есть заветные места. Например, дикий океанский пляж, где мы всегда одни, плаваем голышом, едим сырьем мидии, раскалывая их камнями и запивая соленой водой из раковины, а потом отправляемся к ближайшему понду и бросаемся в пресную воду, чтобы смыть океанскую соль. Короче, кайфуем. Спасибо великому филантропу Джону Рокфеллеру-младшему, который вложил в этот заповедник миллиарды, пробив дороги и тропы, построив мосты, сделав эту дикую красу доступной всем и всякому. В том числе - нам.
Короче, приехав, вижу на телеэкране, как в августовский полдень, на просторной веранде рокфеллеровского дома с чудным океанским видом, недалеко от нашего кемпинга Sea Wall, собрались богатейшие люди Америки, чтобы поболтать о своей филантропической деятельности с Кеном Бёрнсом. Филантропы не меньше заинтересованы в этой встрече, чем режиссер-документалист, который оказался на мели после того, как его самый популярный, несмотря на несколько кислых снобистских рецензий, фильм «Война» (наибольшая за десятилетие аудитория на общественном ТВ – 37.8 миллиона зрителей только при первом прогоне) потерял (отчасти из-за финансового кризиса) своего главного спонсора – General Motors, и он вынужден был искать других меценатов для нового проекта. Но и филантропы, которые поддерживают 53 национальных заповедника в Америке, в свою очередь, были заинтересованы в пропаганде своего благородного дела и привлечении к нему новых благодетелей.
Десять лет ушло у Кена Бёрнса на создание этого фильма, который время от времени прокатывают по всем американским паблик ТВ. Кен Бёрнс словно доказывает этим своим путешествием-марафоном главный тезис нового фильма: как изумительна наша страна, которая сохраняет, сберегает и лелеет столько природных богатств, красот и чудес. Нет, это не травелог, а скорее объяснение в любви, подкрепленное изумительными вистами и увлекательным текстом. По совпадению, именно так называется мое эссе в книге «Как я умер», но там речь не об американских национальных заповедниках, а об Италии. Парадоксально, но, живя в Америке, я много лет кряду летал через океан в Европу перед тем, как купить палатки и начать объезжать новообретенную родину, если пристало так выразиться ее натурализованному гражданину.
Почему от личных впечатлений меня на этот раз потянуло на впечатления от телеискусства? По ближайшей ассоциации – я всё это видел собственными глазами, а теперь вижу на экране. К тому же я давно зарекся брать с собой фотокамеру – все равно лучше снять, чем это делают профессионалы, мне не удастся. Единственное орудие, которым я пользуюсь и сейчас, – слово. Но ведь и борьба за американскую природу началась со слов - упомянутый натуралист Джон Мюир еще в позапрошлом веке написал ей страстный, вдохновенный панегирик, а в конце того же столетия число национальных заповедников перевалило за полсотни. История каждого – это целая драма с конфликтующими интересами. Ведь даже за такой знаменитый национальный заповедник, как Большой каньон, шла, оказывается, ожесточенная и долгая борьба между экологами и юзерами. Помню, в этом каньоне прыгают пятнистые, как форель, белки и попрошайничают у туристов, но не дай бог: кормить их запрещено под угрозой 500-долларового штрафа, потому что эти попрошайки тогда разучатся сами добывать пищу и умрут с голоду. Другая надпись перед спуском в каньон к реке Колорадо предупреждает, что если кто сорвется и сломает себе шею или ногу, должен будет сам оплачивать вызов вертолета “скорой помощи”. В самом деле, дорога крутая и опасная – на свой страх и риск.
Среди прочего Кен Бёрнс показывает в своем сериале восход солнца в 4:45 с горы Кадиллак в Акадии, где я, не такая ранняя птаха, наблюдал закат солнца – тоже незабываемое зрелище. Себя автор фильма считает прозелитом – человеком, обретшим новую веру и всеми силами старающимся обратить в нее других. А историк Джуди Голдстайн, глава частного центра Сомс понда (упомянутый фьорд) и спонсор встречи на рокфеллеровой веранде в Акадии, отмечает, что редко кинематографисты бывают такими артикуляционными, как Кен Бёрнс. Впрочем, она – не только их фанат, но и сама активный участник фильма. Тексты в этом фильме не менее интересны и интригующи, чем видеоряд.
За свою жизнь я много где был и много чего повидал и прочувствовал. Книги, женщины, путешествия – я даже не знаю теперь, что на каком месте. Где я только не побывал! Раньше я предпочитал культурные маршруты – Италия, Испания, Греция, Франция, Турция, Камбоджа, Бирма. А последние годы восполняю упущенное за счет экологических, природных, пейзажных. Регулярно смотрю «природные» телепередачи, чтобы путешествовать, не сходя с места. Обожаю рассматривать карты, готовясь к новому путешествию и прочерчивая фломастером маршрут. И с нетерпением жду не дождусь, чтобы, загрузив машину путевыми аксессуарами, сесть за руль.
