Клад на чердаке

Литературная гостиная
№46 (342)

Было около 10 утра - время наших встреч с дядей Мишей, я пересек линию ворот парка Кольберта. На нашей скамейке сидел другой старик. Я замедлил было шаг: знакомиться ни с кем не хотелось. Не хотелось, вернее, тратить время на начальную фазу знакомства, на обязательное «заполнение анкеты», на междометия, на разговор о том, что... лето было душное, а осень вроде как осень. Хотя...
Я хотел уже повернуть назад, но вдруг услышал со скамейки знакомый, немного скрипучий голос:
- Идите сюда! - Старик махал мне рукой. - Что вы идете, как стоите?
Я неуверенно подошел. Этого старика я видел, конечно, за доминошным столом, но мы даже не обменялись с ним взглядами. Впрочем, в парке Кольберта вообще не принято смотреть на проходящих мимо, глаза устремлены либо на игровой столик, либо внутрь, где всё давно уже переполнено людьми и событиями, где свободных мест, так сказать, нет. А если и проходит рядом с доминошниками молодая женщина, она, как правило, с коляской, в чепце и широкой и длинной юбке.
- Я имею для вас сегодня такую историю, а вы топчетесь, будто не знаете, выключили вы дома утюг или нет. Так вы его да - выключили?
- Выключил, - ответил я и сел рядом со стариком.
- Тогда слушайте со спокойным сердцем.
Я ничего не понимал. Меня разыгрывают? От этих многомудрых стариков всего можно ожидать.
- Как вас зовут?
- Михаил Яковлевич. Если короче - дядя Миша. Я вам расскажу сегодня историю про еврейский клад.
- Слушаю, дядя Миша, - машинально ответил я. И тут же, тряхнув головой, чтобы освободиться от наваждения, спросил: - Что-то про древний свиток?
- У каждого клада, - назидательно произнес новый дядя Миша, - как и у человека, есть национальность. Есть русский клад, есть французский, египетский, скифский... Но есть и чисто еврейский, со всеми его делами, как сейчас говорят, и своим счастьем.
Разыгрывают, разыгрывают!
- Так вот, в Кишиневе...
- Вы из Кишинева? Я там какое- то время жил.
- Тогда вы должны знать, где находится 4- я горбольница. Когда- то она называлась еврейской и ее построил Мойше Кацап - такие были интересные имена в Кишиневе. В вестибюле висел его бородатый портрет. Сейчас об этом никому не известно, люди, наверно, думают, что больница выросла сама по себе.
Откуда у Кацапа такие деньги? Он держал в центре города большой кашерный ресторан и считался богатым человеком. Кишинев тогда принадлежал Румынии и был вполне капиталистическим городом. А в 1940 году Гитлер перевязал Бессарабию вместе с Кишиневом красной ленточкой и подарил Сталину. На время, как это бывает у детей: подарил, а после забрал...
Когда по Кишиневу понеслась весть, что скоро в город войдет Красная Армия вместе с Советской властью, так называемая буржуазия (этот термин знали из советских газет, по радио и от беженцев оттуда, которые переплывали пограничный Днестр) так эта буржуазия переполошилась. Она была наслышана, что «богачей» НКВД сажает на бесплатный поезд с табличкой «Кишинев - Сибирь».
И Мойше Кацап перевел имеющиеся у него деньги в драгоценности, а те решил спрятать до лучших времен. Если б его спросили, что такое «лучшие времена», он бы долго чесал бороду.
У Мойши был верный друг Изя, он с ним посоветовался насчет места для клада. Эти два умника не придумали ничего лучшего, как понести тяжелый сверток на чердак и заложить его поглубже под балку, на которой держалась черепичная крыша.
А Красная Армия уже гремела танками на северных и восточных дорогах близ Кишинева. Кто был побогаче, тот тикал в Румынию, а остальные не знали - плакать им или смеяться.
Когда войска занимали город, Мойшу хватил удар. Его парализовало, и у него отнялась речь. Здоровой рукой и глазами он что- то хотел сообщить своей жене Молке, но та ничего не поняла. Мойше Кацап скончался в неполных 50 лет, так и не сумев рассказать жене о кладе.
А друг семьи Изя был уже к этому времени в Румынии, а оттуда он переехал на поиски счастья в Америку.
Что было дальше. Ресторан Молке пришлось закрыть, чтобы ее не отнесли к разряду богачей, в его помещении разместилась какая- то контора, в дом «подселили» бедные семьи, жене ресторатора оставили одну комнатку.
Потом началась война, Гитлер забрал к себе свой подарок. Бессарабские евреи знали, что их ждет при немцах и, по возможности, эвакуировались подальше. Молка с семьей своей приемной дочери, чей муж был хирургом, оказалась в зауральском Прокопьевске, где был госпиталь для тяжелораненых. Как они там все жили - это другая история.
В 1945 году семья вернулась в Кишинев. Дом дочери был занят новыми жильцами, дом Кацапов - тоже. Семью на время приютили друзья, потом талантливый хирург (образование он, кстати, получил в Италии и это ему припомнят) удостоился отдельной квартиры.
О кладе на чердаке старого дома никто ничего не знал.
То, се, то, се... Замужества дочерей хирурга, раздел большой квартиры, отъезд одной из дочерей в Америку...
Это все хроника, но даже хроника не бывает без улыбки. Улыбку нельзя вычеркивать из текста, а то текст будет похож на учебник истории. Но что это была за улыбка, судите сами. В стране шло Время Доносов. На хирурга, который учился в Италии и у которого в руках был волшебный скальпель, тоже написали донос. Почему не написать донос, если есть бумага и ручка и есть люди, которые ждут доносов, как другие ждут писем от любимой?
Было написано, что этот хирург - враг народа и вообще племянник фашиста Муссолини (я не сочиняю, этого слова из той «песни», что пели тогда, не выкинешь).
Хирург на минуточку - он уже сидел у «товарища из органов» - рассмеялся. Скорее, усмехнулся. «Как может еврей быть племянником фашиста Муссолини? Разве Муссолини потерпел бы для себя такое унижение - иметь в племянниках еврея? Это уже перебор». Он рассмеялся и был прав: в МВД тоже подумали, что этот донос - как сочинение семиклассника на заданную тему, но по содержанию (написано оно было грамотно) больше чем на «тройку» не тянет. С хирурга взяли обещание, что он тут же доложит Куда Надо, если узнает о каком-нибудь заговоре, врач это пообещал и поспешил на операцию, потому что больные, как известно, не ждут...
День для меня начался нелегко: розыгрыш? Но слишком уж много в рассказе того, что называется жизненной правдой. А какие детали! Но для чего этот старик назвался дядей Мишей? И где, кстати, сам дядя Миша? Мой дядя Миша?!
А новый собеседник, войдя уже в роль рассказчика, причмокивая даже от удовольствия, не обращал на мое озадаченное лицо внимания и продолжал:
- В результате всей этой круговерти, которую принято называть у нас жизнью, бабушку Молку с ее пожилой уже дочерью, внучкой, правнучкой и зятем забросило на пятый этаж пятиэтажного дома в однокомнатную квартиру...
Дядя Миша из Кишинева с минуту помолчал, опуская, должно быть, неинтересные слова, которые так и просились на язык, снова причмокнул от пока непонятного мне предстоящего удовольствия, глянул на голубя у скамейки, прогнал его, надоеду, ногой и продолжил:
- И к ней в гости, к старенькой бабе Молке, как снег на голову сваливается из Америки - вы не поверите - тот самый Изя, друг покойного мужа, который уехал сорок лет назад! Как поднялся на пятый этаж без лифта престарелый американец со своей тоже немолодой женой - это из области бытового альпинизма. Для них это был Эверест. Они забрались на самую вершину и увидели оттуда свою Америку.
Стол был накрыт по молдавской и по еврейской традициям широко. Как можно ударить лицом в грязь, когда такие гости?! Американец, тактичный человек, и вида не показал, что ужаснулся (мурашки по коже не в счет), когда увидел, что в одной комнатке живет пять человек. О себе он постарался рассказать поскромнее, но все- таки пришлось признаться, что он бизнесмен, живет в Лос-Анджелесе, имеет кое- какую недвижимость (с пяток домов и еще что- то), что разъезжает на старости лет по всему миру и вот решил навестить Кишинев. Разговор этот, к счастью, был затруднен: дядя Израиль почти позабыл русский язык, а его жена вообще на нем не говорила. Она сидела молча и куталась от какого- то холода в шаль (после она ее будто бы забыла здесь).
Гость отыскал все же в своем забытом словаре нужные созвучия. Он вдруг - переводя глаза от черно- белого телевизора на хорошо накрытый стол - спросил:
- А клад, который мы спрятали с Мойше на чердаке, ты нашла, Молка?
- Какой клад?!
Все пять пар глаз уставились на дядю Израиля...
Новый дядя Миша покосился на меня. Я слушал.
- В этой семье, - продолжил он удовлетворенно, - если когда- нибудь произносили слово «клад», то оно было из «Острова сокровищ» писателя Стивенсона. За этот клад, если вы помните, перестреляли человек двадцать...
После вопроса дяди Израиля в семье начался очень интересный разговор. Я не Стивенсон, я вам его не передам, скажу только, что 80-летняя бабушка Молка в это время вдруг стала что- то беспрерывно шептать на идиш и качать головой, как китайский маятник.
Поля, так звали приемную дочь, спросила:
- Что ты все качаешь головой, мама?
- Я боюсь, что из- за этого клада, будь он неладен, меня могут послать в Сибирь.
Старушка продолжала качаться, но на нее уже не обращали внимания. Все, забыв о вине и закусках, говорили о том, как - как? как? - можно в наше время пройти на чердак чужого дома и достать там сверток с драгоценностями - дядя Израиль, оказывается, хорошо запомнил, куда они с Мойше его спрятали.
Жена американца все интересовалась у мужа, отчего это семья так переполошилась, но он от нее только отмахивался.
В маленькой комнате на пятом этаже пятиэтажного дома разрабатывались детективные сюжеты, один другого круче. Распределялись роли. Дядя Израиль в ажиотаже вспомнил даже язык, на котором он говорил до 1940 года. Зять заговорил на английском. Поля и ее дочь курили сигарету за сигаретой. Американка все сильнее куталась в шаль. Правнучка бабы Молки играла на диване с куклой.
Договорились: американца переоденут в местные одежды и он будет изображать старого кишиневского печника, специалиста по печам и трубам. Зять - представитель жэка. Они должны осмотреть печную трубу на предмет ее целости и во избежание пожара. Пожар, напомнили дяде Израилю, на румынском incendiu, труба - hogeac, печь - sobe. Это чтобы вас, не дай бог, не приняли за американского шпиона. Документ из жэка они напечатают на чистом листе с печатью, запас которых был на всякий случай у Поли. Но что делать с человеком, а то и двумя, что наверняка увяжутся с комиссией на чердак?
Тут нашлась роль для самой Поли, которая, объяснил зять, способна говорить ни о чем целыми сутками. Она заговорит - желательно еще внизу, до лестницы на чердак - ненужных свидетелей на те полчаса, что понадобятся на поиски клада.
Уф!
Когда обо всем договорились и когда дядя Израиль и Поля приняли по ложке корвалола, а старенькую наследницу неожиданного богатства отправили спать, назначили срок операции: она должна начаться, когда американский бизнесмен обрастет седой щетиной, чтобы больше походить на кишиневского печника. Зять за это время изучит подходы к объекту. Старая одежда в доме найдется: мудрая бабушка Молка любила повторять: «Кто не имеет ношеного, тот не имеет нового».
- Что вам сказать! - знакомо подвел итог мой новый рассказчик. - Что вам сказать!.. Операция была готова. Она была разработана до мелочей, но ее участники почти не спали по ночам, хотя что, скажите, за сложность - попасть на когда-то собственный чердак и взять там некий пыльный сверток, тоже вроде бы собственный...
Маялся в гостиничном номере дядя Израиль, трогая седую щетину на щеках и видя перед собой только чердак и их двоих, Мойше и себя, прячущих сверток за балку. За какую, кстати, по счету - за шестую от двери или за седьмую? И он покрывался холодным потом. А его старенькая жена всплескивала ручками и говорила:
- Израиль, ты сейчас похож на банкрота! Тебе не поверит ни один солидный человек!
Нервничал зять, представляя уже встречу с капитаном, предположим, милиции, который будет обвинять его... в чем? Да, в покушении на государственную собственность: все клады принадлежат государству! Поля раскладывала пасьянсы и курила. Ее дочь была на работе, и мы не знаем, давали ли ей там время на нервы. Бабушка Молка все качала и качала головой, и Поля (она-то и рассказала мне всю эту историю) начала уже беспокоиться за нее.
А город жил в это время своей жизнью. Ходила по главной улице праздная молодежь, выискивая свои половинки. В ресторане «Кишинэу» наяривал оркестр, и Боря Шор - вы случайно не знали его? - пел наперсточникам, кидалам и щипачам с вокзала про «миллион алых роз», про то, что «жизнь невозможно повернуть назад, еврея ни на миг не остановишь...» и про «атамана, с которым не приходится тужить», - за «атамана» вскорости весь оркестр разогнали. В республиканской типографии линотиписты набирали из металлических строк газетную полосу, пристукивая строки деревянной ручкой шила и набирая заголовки отдельными литерами; в полосе все было в зеркальном отражении, но линотиписты читали ее, как первоклассник читает букварь.
- Смотри- ка, Ион, - сказал один из наборщиков, - кто- то опять пролетел.
- Где?
- Да вот, на четвертой полосе, внизу.
- У- тю-тю- у-у!
И вечер пошел дальше - то праздными шагами молодежи, то полупьяными - наперсточников, кидал и щипачей в ресторане, то он цокал копытами конной милиции, то постукивал деревянными ручками шильцев, вбивающих металлические строки в газетную полосу...
- Что вам сказать! - повторил новый дядя Миша. - Что вам сказать!.. Зять пришел со своей работы и сказал теще: «Успокойтесь, Полина Алексанна, вам завтра никому не придется заговаривать зубы! И позвоните дяде Израилю, чтобы он побрился. Читайте!»
Поля отложила карты, взяла газету, которую ей кинул зять, и стала читать заметку на четвертой полосе «Советской Молдавии». Она читала и повторяла одну и ту же фразу, качая головой, как качала ею в эту же минуту, сидя на кухне, ее старенькая мама:
- Аидише мазел! Аидише мазел!
В газете, кроме сообщения, что, разваливая старый дом, рабочие нашли на чердаке клад, завернутый в «Кишиневские въдомости» за май 1940 года, говорилось и о том, что в него входило. Входило в него много. Бывшие владельцы драгоценностей, было там сказано еще, не обнаружены...
Дядя Миша к этому моменту своей истории тоже покачивался, словно сидел в кресле-качалке. Он еще немного покачался и повернулся ко мне.
- Итог всей кишиневской катавасии начала 80-х подвела, как ни странно, бабушка Молка. Хотите услышать, что она тогда сказала семье?
- Слава богу, что так. Значит, и на этот раз меня не упекут в Сибирь. А насчет денег - пусть их не будет. Лишь бы все были здоровы!
Дядя Миша облегченно вздохнул.
- Вот вам и конец заварушки. Теперь вы согласны, что это был еврейский клад? И второй вопрос: вам было интересно? А вы говорите: «Дядя Миша, дядя Миша!» Мы все здесь, - он повел рукой по парку Кольберта, - мы все здесь немного дяди миши, и у каждого есть что рассказать. Только ему повезло больше. Знаете в чем? У него нашелся слушатель, который не машет рукой на стариковские байки и еще - не перебивает!


comments (Total: 1)

Молодец! Смешно и интересно...

edit_comment

your_name: subject: comment: *

Наверх
Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir