На русской улице столицы искусства

...Хорошо, что юные вьюги
К нам летят из дальней
округи,
Как стеклянные бубенцы.
Давид Самойлов

Донатас Банионис вспоминал, что его учитель, знаменитый литовский режиссер Мильтинис, говорил, что люди приходят в театр летать - гаснет свет, и начинается полет, полет души во времени и пространстве. А я в поиске ощущения полета и душевного подъема, очищения от копоти иду в музеи, в галереи, в студии художников. Нахожу ли? Не всегда. Но каждая находка дает так много радости, делает жизнь осмысленной и значимой, позволяет сохранять веру в Человека, в Художника, в Искусство, что в наше страшное, непредсказуемое, мутирующее время особенно важно.
Сегодня мой поиск на русской улице художественного Нью-Йорка, сегодня мы с вами встретимся с нашими земляками, воспитанными великой русской художественной школой, с теми, кого время и судьба бросили через океан, собрав со всех городов и весей, со всех концов бывшего Союза. Бывшего - очень страшное слово, ведь это земля, где мы родились, жили, любили, земля, где остались родные могилы. И как бы мы ни бодрились, как бы ни утверждали, что значения мерзопакостного слова «ностальгия» знать не знаем, но тоска нет-нет да заденет сердце серым своим крылом, и никуда-никуда от прошлого и от себя не уйти.

Меня не трогайте, я занемог
Недугом русским - чаяньем,
надеждой
Я, как и Давид Самойлов, занемогла надеждой увидеть среди работ наших соотечественников нечто по-настоящему интересное, живое, новое, значительное. И увидела! Об этих своих находках я и расскажу вам, дорогие читатели.
Итак, начнем наш поход. Откуда? Да, пожалуй, отправимся в ближнюю точку Лонг-Айленда, в зеленый уютный Розлин Хайтс в галерею Борэ, которую называют маленьким русским музеем. Интересных новинок там немало, но, кроме полотен самого Рубена Борэ, огромное впечатление произвели на меня удивительные, говорящие, возносящие пейзажи Вячеслава Шевченко, пейзажи особые, потому «что дарят они зрителю высокую поэтику гор. «Лучше гор могут быть только горы...».Каждый горный ландшафт Шевченко - гимн природе, создавшей эту величественную и грозную красоту. И каждое полотно, каждая панорама показывают нам горы так, будто любой пик, любой отрог имеют свой характер и свое лицо. И мы понимаем: эти картины писал художник, влюбленный в горы, умеющий слушать и слышать и угрожающий их рык, и нежный шепот, и суровое молчание, человек, любящий землю, на которой родился.
Для Шевченко - это Узбекистан, а для замечательного живописца Иосифа Зисмана - Петербург. Любимый свой «многоводный темный город» (похитим этот образ у Анны Ахматовой), негромкую красоту драгоценного кольца его окрестностей с любовью и нежностью отображает старый мастер так, что рождает эффект присутствия, ощущение, что ты сам стоишь под ветвистыми деревьями, вдыхаешь запах трав, слышишь, как тихо лепечет, поет, зовет тебя небыстрая и неширокая речка. И ты ощущаешь, как в душу твою входит нечастый гость - покой. А это, как говорится, дорогого стоит. Но Зисман не только превосходный пейзажист, он и портретист отличный, знающий, как до дна раскрыть характер и духовный строй того, кого пишет (может, глагол «исследует» был бы здесь более уместен?) Взгляните на автопортрет художника: перед нами человек, который не сдался, не отступил ни перед какими трудностями, прошедший суровую жизнь. Но - гордый, уверенный в себе, умеющий любить, преданный своему делу.
Мы побывали уже в горах Малого Чимгана и в Питере. Но где же мой единственно любимый, мой родной город, где мой Киев? Да вот он, древний и юный, прекрасный в удивительном своем многообразии, звенит (прислушайтесь, и вы услышите его звон, его песню) на чудесных, мастерских акварелях Романа Юсима. Царство сирени в Киевском ботаническом, Днепр в сказочном зимнем наряде, а вот, одна за другой, старые, но все еще живые, заселенные, духом человеческим проникнутые, «служивые», как говаривали в старину, т.е. людям служащие горбатые, сбегающие к Подолу улицы: Глубочица и все эти спуски - обжитой нарядно-парадный Андреевский и совсем уж ветхие, но такие киевские, такие неповторимые, такие родные - Вознесенский, Кияновский, Кудрявский...
Очень здорово сказал драматург Марк Розовский, что не родину можно сменить, а место жительства. Уж кто-кто, а художники это знают лучше всех - сердцем.
Но мы, друзья, уже в Чэлси, в нижнем Манхэттене, в старом, по нью-йоркским меркам, районе богемных кафе и художественных галерей, В одной из них и увидела я полотна, от которых просто дух захватило - это молчаливая музыка оригинальной живописи Карена Самунджяна, льющаяся, стекающая с его картин и сразу, снайперски зрителя настигающая, достигающая - и слуха его, и души. Я знала Карена юным, но теперь он возмужал - как человек и как мастер. Прекрасные, словно озвученные его полотна наполнены смыслом и болью, явственными для каждого, кого они властно заставили остановиться - необычные эти, узнаваемые, носящие печать яркой индивидуальности молодого художника - «Арфа», «Виолончелист», «Маэстро», «Пианист» и, конечно же, «Ева» - чудо, которое удалось сотворить Самунджяну.
В Чэлси в русской галерее «Интерарт» я встретила опять работы Дмитрия Яковина. Снова Ленинградская школа мощно заявляет о себе. «Городок» Яковина - будто отзвук сегодняшних бурь, вызванных злой волей нелюдей, на зеленом знамени которых начертано два страшных слова - ненависть и смерть. Маленький, чьим-то гением и старанием возведенный город- с башнями, с красивыми, наверняка уютными домами, светлый, радостный - спускается к морю. Не ведая тревог! И вдруг... Внезапно родившаяся огромная страшная волна несется на город. Надвигается на него, догоняет. Как судьба, оборотившаяся громадой взбесившейся воды. Мы не видим разрушения, но ощущаем грозную слепую силу цунами, от которой, казалось бы, не уйти, не спрятаться, не спастись. Откуда же решимость - выплыть, взлететь, сломить волю неизбежности? Победить. Непременно победить. Художник дарит нам эту решимость, заряжает неведомой энергетикой, делает сильными. Сейчас это сверхзадача искусства - образно и внятно показать, рассказать, объяснить, заразить идеей, воззвать...
От Чэлси до Сохо рукой подать. В Сохо и ресторанчиков, и магазинчиков, и галерей побольше, да и толпа погуще - привлекает музейность самого района, декор его зданий с металлической арматурой, аромат, опять же в американском измерении, старины, крепкий богемный дух, но, главное, обилие этих самых галерей, галереек, студий художников - едва ли не в каждом доме. Нашенские мастера в чести, есть галереи, на современном русском искусстве специализирующиеся. В русской галерее Татьяны Грант большая экспозиция работ Семена Пастуха, очень интересных работ, в которых так много нашей расейской грусти и нашего острого понимания и оценки происходящего, того, что есть, и провидения того, что будет. Этой цели служат все его полотна - притчи, в том числе, блистательный с позиций сюрреализма, парафраз «Женщины с попугаем», и цирковая серия, и даже библейская Далила, трансформировавшаяся в нынешнюю накрашенную девку - такой богатыря Самсона не обольстить, так - ловить мелкую рыбешку в мутной водице бродвейских водоемов. И - одно из лучших полотен Пастуха - «Арлекин», воплощение агрессии, злобы и жестокости, отнюдь не персонаж комедии-дель-арте, скорее, одна из масок трагикомедии нынешней, название которой - «Наша жизнь».
Самуил Каплан, родной Киев не отринувший, не забывший и воспоминания в душистой своей живописи материализующий (достаточно сказать о впечатавшейся в память, душу пронзающей картине «Глаза и розы») день сегодняшний и землю, куда занесла судьба, принял как данность. Вписался сам и многотемье своих разносюжетных полотен вписал в круг бурной и изменчивой жизни гигантского мегаполиса, в котором всем нам довелось жить. Но вот все ли мы смогли вот столь глубинно познать и понять Нью-Йорк, объять его, разглядеть, анатомировать так, как это сделал Каплан. Может, по-настоящему и дано это лишь всевидящему оку большого художника?
От Сохо до площади, где совсем недавно высился великолепный архитектурный ансамбль Всемирного торгового центра и где сейчас зияет страшный провал гигантской братской могилы, совсем недалеко. Вы, наверно, запомнили воистину потрясающий «Реквием», картину Самуила Каплана, репродукцию которой видели в нашей газете.
В площадь упирается короткая Мюррей-стрит, а на ней в глубоком подвале одного из баров, в «Артяме», устраивают свои вернисажи самые разные, большей частью совсем молодые художники. Побывать там интересно, увидеть можно немало любопытного. Поразила меня одна картина: «Дитя Кибелы» Юрия Иванова, мастера, думающего, наделенного оригинальным художническим видением мира. Сюжеты его превосходно выполненной графики парадоксальны и необычны. Это сюрреализм чистой воды - взгляд сверху, взгляд собственный и оценка ситуации тоже абсолютно самостоятельная. Лаконичный, полный трагизма рисунок Ground Zero - это клеймо терроризма как знамения нашего времени. Дитя Кибелы не столь многогрудо, как шемякинская статуя Матери Богов, которая украшает Сохо. Милое дитя уютно устроилось на блюде (полотно Иванова - это оригинальнейший натюрморт), в нем, в дитяти, уже чувствуется и грозная сила Реи Кибелы, и агрессивная сексуальность, и жажда власти над людьми. Но нет, это не издержки древних верований, это наше времечко, со всей его атрибутикой - тяжелый чайник, будто плавильный котел, в котором все мы варимся, а выпрыгнуть не можем, Носик его взметнулся, как фаллический символ. Космический корабль, волчий оскал мерзавцев, способных взорвать мир и косящихся на красное яблоко, на наш город, и человек, в ужасе скорчившийся и по-улиточьи заползший в раковину. Словно можно в бешеном этом мире найти убежище.
Последний марш-бросок, и, не покинув Нижний Манхэттен, мы оказались на углу 5-й авеню и 19-й улицы в престижнейшей King’s FineArts Gallery, т.е. Королевской художественной галерее. Вернисаж тут тоже королевский, ретроспектива десятилетия (единственного десятилетия - художница молода) творчества Елены Тилькиной. Невольно вспоминаются слова бессмертного Шолом-Алейхема: «Талант? Если он есть, так он есть...». Талантом Бог Леночку не обидел, отпустил полной мерой. А уж в сочетании с высоким профессионализмом, личностными качествами творца, имеющего, как говаривал Ккант, мужество жить собственным умом - собственными чувствами, ощущениями, видением мира и жизни! Тилькина - уже состоявшийся, признанный в Америке мастер, ее имя на страницах газет и журналов, ее картины ценимы, популярны и, что немаловажно, раскупаемы, а это тоже знак таланта. Картины самые разные, условно можно обозначить несколько линий в творчестве художницы: это дивные, благоуханные, прекрасные в своем природой подаренном многообразии, радостные цветы и натюрморты, запечатленные в прозрачных, летящих акварелях; это столь же мастерски выполненные пастели - своеобразные архитектурные фантазии, интерьеры старых каменных домов и храмов; но главное... Главное-ее женская серия, исповедальный рассказ о себе и своих современницах. По глубочайшему психологизму, по проникновению в особый, сугубо женский мир забот, треволнений, надежд и безнадежности, по накалу бушующей сексуальности не имеющий себе равных. Зашифрованность ее полотен, ее пиктограммы, ее эмоциональнейший рассказ о времени и о себе не просто понятны, они вызывают ответную реакцию, бурю чувств, эффект сопереживания. Ее героиня - это она сама, в ее полотнах - обнаженность души, не отвергнутые, не зарытые воспоминания о родной Орше, до дна понятая и принятая новая жизнь и ее реалии. И Время - обязательный персонаж любой ее работы. И снова строчки Давида Самойлова:
И, отрешась от распрей
и забот,
Мы слушаем в минуту
просветленья
То долгое и медленное пенье
И узнаем в нем высшее
значенье,
Которое себя не узнает.

Мы рассказали о девяти наших земляках, златоустах живописи. Рассказ не окончен, продолжать его можно бесконечно.