Мы и традиции

Дела житейские

Мы чтим американские праздники и традиции. Во-первых, потому, что это теперь и наши традиции. Во-вторых, мы просто соскучились по праздникам, которые можно чтить. Ведь чтить праздники бывшей родины было как-то не с руки. Ну, скажем, Первое мая или День космонавтики всерьез праздновали только те, кому нужен был повод. Приличные люди в этом смысле отличали только Новый год и дни рождения. А вот местные праздники — Четвертое июля или День благодарения — чтить и приятно, и не совестно. Хотя почему именно в День независимости так уж необходимо, напившись пива, палить из всех видов хлопушек и запускать петарды, равные по мощности ракетам «земля-воздух», ежегодно калеча при этом и себя, и соседей? Чувствуется в этом разгуле стихийного веселья контрабандой пробравшаяся сюда из России бесшабашная удаль, когда и плечо раззудись, и назло теще глаз себе вон...
А в День благодарения вся Америка затихает, прислушиваясь и принюхиваясь к тому, что творится за кухонными кулисами, где жертвенная индейка готовится сыграть свою короткую, но яркую роль королевы праздника.
Мы и тут, конечно, не остаемся в стороне. Садимся за накрытый белой скатертью стол, берем ее, такую коричневую, всю глянцевую от политого сверху жирка, отрезаем серьезный кусок, сверху поддаем темно-красного клюквенного соуса, сбоку — румяной начиночки, которая пропиталась внутри индейки всеми ее соками, и еще немного картофельного пюре, и кусочек сладкого ярко-желтого батата — так, исключительно для завершенности картины. И вот лежит все это и ждет, пока мы неторопливо — обязательно неторопливо! — наливаем себе в хрустальную стопку хорошо охлажденной прозрачной водочки и пьем за...
Мы ведь и сами пилигримы, мы понимаем, как дорого вовремя оказанное гостеприимство. Мы никогда не отплатим за него так, как в свое время новоприбывшие европейцы отплатили доверчивому коренному населению этой страны.
Но все же наш самый любимый американский праздник — Хэллоуин. Потому что в этот день можно безнаказанно вернуться в детство и вволю подурачиться. И никто не решит, что мы сошли с ума, увидев нас на улице в костюме и маске Мэрилин Монро, Микки Мауса или президента США. Для нас это особенно важно, потому что те советские праздники, наоборот, требовали от детей побыстрее становиться взрослыми — пионерами, комсомольцами, ударниками производства — и, главное, всем, как одному, поскорее умереть в борьбе за это...
В общем, мы чтим и любим наши новые традиции. Даже наши старики молодеют и, поднявшись с места, вместе со всеми поют песню «Америка, Америка», слова которой подозрительно напоминают другую — «Широка страна моя родная». А то, что всем этим праздникам и традициям без году неделя, делает их для нас еще более привлекательными. Ведь это означает, что и мы тоже можем внести свою лепту в их становление.
Так, например, одна моя знакомая, работавшая переводчицей, рассказывает, что однажды ей пришлось переводить принесенную клиентом бумагу, озаглавленную так — «Начальнику КГБ города Нью-Йорка». Мы вжились, мы стали совсем своими в этой стране.

Мы и дырка от бублика

Бублики любят все. Помните, с поджаристой корочкой, с маком или без него, всего пять копеек штука?.. Их, бублики, любят и в Америке, только называются по-другому — бейгл. Эти бейглы — настоящие американские бублики, смело отринувшие главный бубличный постулат — дырка должна быть больше, чем само румяное бубличное тело. А ведь он казался нам таким же незыблемым, как хамство продавцов и наличие пятой графы.
— Но почему, собственно, должно быть так? — как бы спрашивают свободные от условностей местные бейглы. — Дырка от бублика относится к тем метафизическим изыскам, которые свойственны недоразвитому социализму, но уж никак не обществу победившего потребителя.
Поэтому местные бублики мясисты, полнокровны, почти монументальны, и только их дырка съежилась и стыдливо прячется, скрытая выползающей со всех сторон начинкой — маслом, мягким сыром, малосольной лососиной, салатом из тунца и еще Бог знает чем.
Помните детскую загадку — куда девается дырка от бублика, когда он съеден? Наивная попытка подменить любознательностью сожаление о том, что он, бублик, так быстро закончился. Попытка отвлечь ребенка философскими вопросами бытия, раз уж нет возможности достойно поддерживать это самое бытие...
При поедании бейгла таких глупых вопросов не возникает никогда. Перед вами встает только проблема выбора — что бы еще намазать на этот самый бейгл. А потом остается жевать и глотать, жевать и глотать...
А если произносить слово «бейгл» без привычного слюноотделения, то в нем слышатся подозрительно знакомые нотки. Бейгл... Да, это беженцы из России и Польши в начале двадцатого века привезли с собой на новую родину такое замечательное хлебобулочное изделие. Худые, чудом избежавшие погромов, с кучей полуголодных детишек, они осмотрелись, прикинули-подсчитали и стали открывать маленькие магазинчики-пекарни, где и продавали бублики — благо теперь их было из чего печь и чем намазывать. Постепенно бублики стали поправляться и толстеть вместе с пекарями, честно подавляя всякую метафизику своим полноценным естеством.
Откусите добрый кусок бейгла, прожуйте и откусите еще раз. Какая разница, куда девается дырка! Это очень здорово, что нам нет нужды смешивать всякую метафизику с едой. Не за тем, как говорится, ехали.

Мы и наши дети

Проблема наших американских родителей и их еще более американских детей, кажется, уже давно надоела и детям, и родителям. Дети под споры и крики о том, как их, американцев в первом поколении, следует воспитывать, умудрились подрасти и обзавестись своими собственными детьми. А родители, наспорившись и накричавшись, махнули рукой на этих иродов с высшим американским образованием и обратили все свое внимание на внуков. Кстати, перед ними, уже стопроцентными американцами, мы почему-то робеем и чуточку заискиваем. Внуки, знаете ли, дело такое. Они и русского-то почти не знают... что с них возьмешь, американцы!
Да что там американцы. Моя внучка живет в России. Так уж получилось. Но во время ее летних визитов я с изумлением понимаю, что дело вовсе не в гражданстве и разности языков. Например, моя восьмилетняя внучка не знает, кто такой дедушка Ленин! А я, помнится, в классе третьем или четвертом должен был писать невыносимо скучную работу страниц эдак на десять о детстве этого кудрявого малыша. Причем добро бы писать самому! А то ведь пришлось тупо переписывать все из книжки — любая самостоятельная мысль на такую «святую» тему, как детство вождя, категорически возбранялась. В общем, я внучке завидую и, наверное, поэтому даже и не пытаюсь найти общий язык. Нам с ней и так хорошо вдвоем.
Тем не менее я, кажется, догадываюсь, что именно не могут или не хотят понять американские детки русскоязычных родителей: им не понять нашей гордости собой. Ведь мы приехали с незнакомую страну и сделали ее своей. И теперь втихомолку чувствуем себя конкистадорами, ставшими чуть ли не верховными вождями империй майя, ацтеков и инков, вместе взятых. А дети не могут оценить нашего подвига во всей полноте... Точно так же, как, например, не могут представить себе, что такое коммуналка или коммунистический субботник. Не знаю, как вас, а меня это непонимание даже радует. Кроме того, у них, у детей, успели образоваться свои проблемы и заботы, которые не всегда доступны нашему пониманию. Так что мы квиты.