Иосиф Латинский: До сих пор смотрю на Америку из России

Ося мой американский друг и замечательный художник. Он один из тех редких русских художников-иммигрантов, которые зарабатывают на жизнь искусством. Иосиф Латинский часто выставляется, его картины можно увидеть во многих галереях и частных коллекциях. Узнав, что я хочу о нем написать, художник передал мне два листика бумаги: «Из моей биографии. Прочти на досуге». С этого я и решил начать.

Из автобиографии Иосифа ЛАТИНСКОГО
Родился я в Ленинграде за год до войны. Сейчас мне уже далеко за 25. И город уже не Ленинград, а Санкт-Петербург. Детство мое, как мне сообщили, было золотое. Я пошел в школу на год позже: на двоих с сестрой была всего пара ботинок. На семейном совете решили отправить сначала сестру. Когда впервые взялся за карандаш, не помню, но одно из моих первых изображений мать сохранила. Наш зеленый чайник был нарисован на пачке от макарон тремя цветными карандашами.
В школе докатился до того, что стал рисовать на всех уроках, в тетрадках и учебниках. Учителей это раздражало, и мне пришлось поступить в художественное училище. Отец очень переживал за меня и советовал получить нормальную профессию – слесаря или сварщика, на худой конец - вагоновожатого. Но тут я неожиданно для себя поступил в Академию художеств. Как выяснилось потом, этому успеху я был во многом обязан своему внешнему сходству с сыном преподавателя по фамилии Каганович (не соратника Сталина, а его однофамильца, известного искусствоведа).
После академии я сидел дома, иллюстрировал книги и журналы. И все это время мечтал о путешествиях. Однажды мне все же повезло, я съездил в Венгрию. Но в основном ездил на электричках в Лугу. А как-то раз мы всей семьей (я уже женился и родилась дочь Аня) решили съездить в Америку. Дело было в 80-е годы. Мы зашли в туристическое бюро, чтобы купить билеты, а нам предложили сходить сначала в ОВИР. В ОВИРе билеты были, но нам почему-то отказали. И так отказывали десять лет. А мы терпеливо ждали. Когда же ждать стало совсем невмоготу, мы с женой решили выйти на демонстрацию на Дворцовую площадь (как до революции ходили на маевки – с плакатами на шее и в руках).
В ОВИРе нас не поняли и почему-то очень рассердились. И решили, что мы еще не все места посетили в России, даже в Сибири не побывали. Вначале на 15 суток посадили меня, а потом и жену. Тринадцатилетнюю дочь, правда, не сажали, хотя она стояла плечом к плечу с нами. Сказали: пусть подрастет маленько, а там посмотрим.
В конце концов билеты в ОВИРе нашлись, и мы купили сразу три, взяв с собой три чемодана. В аэропорту было много друзей и слез, и вот уже свыше десяти лет мы в Америке...
Как видите, Ося – очень остроумный человек. И здесь, в Америке, часто находит довольно остроумный выход из непростых житейских ситуаций. Как-то, например, припарковавшись во втором ряду, он рассыпал в кабине своего джипа пакет с клубникой. Нагнулся и стал собирать ягоду за ягодой. А когда распрямился, увидел, что ему выписывают штраф за неправильную парковку. «Да вот же он – я! Из машины никуда не уходил»! «Ничего не поделаешь, я уже заполнила квитанцию». Опасаясь, что в суде у него не хватит английского, чтобы объясниться, Ося сделал для судьи три рисунка, юмористически изображающих происшедшее. Судья взглянул на них и сказал – «О’key, я могу оставить их себе на память?» Так Иосиф избавился от несправедливого штрафа и приобрел нового поклонника своего таланта.
– Иосиф, Вы пишете маслом, рисуете, работаете в различных графических техниках, я уже не говорю о широком жанровом разнообразии произведений. Откуда это?
– Еще до художественного училища я мечтал писать огромные полотна маслом, как передвижники. И вдруг на выставке дипломников Академии художеств увидел работы студентов-графиков: книжные иллюстрации и станковые графические произведения. Просто потерял голову, когда осознал, какое разнообразие техник, способов выражений дает графика! До сих пор помню книжку дипломника Ясинского «Гранатовый браслет». Она меня поразила тем, как тонко художник видит и чувствует писателя. Какими изумительными картинами можно рассказывать книгу! А монументальная живописная картина - лишь один сюжет. И хотя в училище я занимался на факультете живописи, в Академию художеств поступил на графический именно потому, что захотел иллюстрировать книги. И не пожалел. «Зеленый фургон», «Красные дьяволята», сказки Одоевского, «Чук и Гек», «Мистер Твистер»! Я сам задумывал книжку, делал ее и предлагал издательству в качестве творческой заявки. К художникам, работающим не по заказу, а по своим идеям в издательствах раньше относились чуть ли не с пиететом. Я уже не говорю о том, что подобная творческая разносторонность здорово помогла мне как художнику выжить здесь, в Америке.
– Прожив здесь свыше десяти лет, вы все еще считаете себя русским художником?
– Конечно. На Америку я до сих пор смотрю из России. Пишу американские пейзажи, одухотворенные грустью по родной природе. Еду в Вермонт, а там такие же точно озера и камни, как в Карелии. Я действительно не американский, а русский художник в Америке, с русским взглядом на природу, цветы и людей. И таким останусь, сколько бы я здесь ни прожил. Кстати, в моих итальянских зарисовках можно запросто разглядеть Ленинград, потому что на Италию я смотрел глазами художника замечательной ленинградской школы.
На своих выставках я иногда делаю экспресс-портреты, своеобразные скетчи. Подходит к тебе человек c широкой американской улыбкой. How are you, ты о нем ничего не знаешь и не разглядишь за этот миг - американцы-то другие люди, к себе в душу не пускают. Садится на стул, и все эти 30 минут старается держать улыбку, что меня повергает в ужас! У него и анатомия лица другая, чем у россиянина... Я с ним разговариваю, а иногда и прямо говорю - расслабьтесь... Стараюсь поймать его суть, а потом выразить на бумаге. Интересна первая реакция: оторопь. Мол, откуда ты все узнал. Чаще всего так реагируют люди пожилые. Помню рисовал женщину лет 50-ти из Венесуэлы, вид у нее был немного рекламный. Рядом стоял муж. Я на ее рекламный вид не обращал никакого внимания, мне было важно, что под ним или за ним... А за ним была обыкновенная красивая крестьянка... Рисовал одним цветом, без подкраски, хотя они любят с подкраской. И когда муж увидел результат, пожал мне руку.
– Из России картины удалось вывезти?
– Мне разрешили взять с собой два десятка работ. Американцы, встретившие нас здесь, сразу пригласили меня с ними на выставку в Нью-Йорк. Когда мы сидели в отказе, двое американцев попытались вывезти ряд моих картин. Одного задержали на таможне в Ленинграде и конфисковали сорок моих работ. Он сделал ряд неудачных попыток их вызволить. Где они сейчас – не знаю. Другому удалось вывезти полтора десятка полотен, и их показали на выставке в Чикаго. Там хорошо продались пять картин. Приехав в Бостон, я очень кстати получил чек на довольно приличную сумму. Вот так и осознал, что с американцами можно работать, веря им на слово.
– Вы зарабатываете на жизнь только творчеством?
– В последнее время - да. Но на средства от продажи картин все равно не проживешь. Еще я работаю художником-дизайнером на небольшой мебельной фабрике. Расписываю мебель по мотивам популярных сказок разных народов (русские пользуются особым успехом), оформляю интерьер детских комнат. Все работы авторские, в одном экземпляре. Пишу маслом, замечательными виндзорскими английскими красками. Приобрести такую мебель могут только очень обеспеченные люди. Несколько лет назад у нас заказал мебель Дастин Хоффман для своего внука, а также Арнольд Шварценеггер, когда у него после трех девочек родился, наконец, мальчик. Сенатор Тед Кеннеди недавно купил для внука набор мебели, а также заказал оформление интерьера в загородном доме.
– Не тяжело работать на заказ?
– Ко всему нужно подходить творчески. Как-то прочел объявление о том, что издательство ищет художника, умеющего рисовать лошадей, шерифов и ковбоев. Мне предложили прислать образцы своих работ. Я послал конницу Буденного. Когда-то меня очень интересовала романтика революции, даже дипломную работу делал по «Зеленому фургону». Изобразительно это та же романтика, что и двести лет назад в Америке: что ковбои-бандиты, что буденновцы...
– Какой заказ вы считаете самым интересным?
– Известный предприниматель Клод Рейсигер из штата Нью-Хемпшир предложил мне написать портрет одной очаровательной канадки в манере американского художника Сарджента. Девушка была моделью, производя при этом впечатление на удивление скромной, почти тургеневской барышни. Казалось, что ей неловко позировать в роскошном бриллиантовом колье, которое она получила в подарок. Заказчику работа очень понравилась, и через год он опять приехал с этой девушкой ко мне и попросил сделать несколько рисунков для рекламного проспекта. А потом заказал еще и портрет обнаженной модели. Думаю, это не последний его заказ.
– Возможно, этот вопрос покажется вам банальным, но он интересует многих. Как складываются отношения художника и обнаженной модели?
– Настоящий художник всегда предпочтет искусство банно-пляжному реализму. В этот момент ты уже не просто созерцатель женских прелестей. И дама тоже не вполне женщина, а как бы соучастница творческого процесса. Особенно когда она видит, что получается на мольберте, а я этого никогда не скрываю. Словом, гормоны здесь дремлют. Некоторые из моих коллег признаются, что это волшебство совместного творчества иногда нарушается, но это уже такая тайна живописи, которую я не могу раскрыть.
– Иосиф, в самом ли деле ваша эмиграция в США вызвана лишь противоборством советских властей?
– Можете смеяться, но это так. Когда нам отказали, я понял, что обречен на безвыездное проживание в России. А мне хотелось побывать в Италии, в Испании, в других интересных для художника странах.
– У вас ведь и фамилия для путешествий подходящая...
– Кстати, это никакой не псевдоним. В общем, я стал бороться. Одно время мне казалось, что стену не прошибить. Тем более что у высокопоставленных родителей моей жены Оли (а они, как и мои родители, были категорически против нашего отъезда) оказались друзья в КГБ. В ход пошли шантаж, угрозы. Нас действительно посадили в кутузку за участие в демонстрации отказников. Помню, потом ко мне подошел американец и попросил рассказать, как выглядит камера в русской тюрьме. Я по-английски практически не говорил, а потому нарисовал... Говорят, этот рисунок попал к Рейгану, и нас включили в список десяти семей диссидентов, которых Горбачев выпустил из страны по настоянию американцев.
– Что для Вас Россия?
– Душа моя в России, в Ленинграде - для меня города с названием Санкт-Петербург не существует. Третий раз уже съездил на воссоединение с душой. На этот раз на международный арт-фестиваль «Мастер-класс». В России вышел замечательно изданный каталог по итогам фестиваля, там есть и мои работы. Две недели я жил в этом чудесном городе на Неве, общался с однокашниками, писал этюды, выставлял свои работы. И в какой-то момент показалось, что я никуда отсюда не уезжал. Как я понял на фестивале, в изобразительном искусстве России доминирует прежняя реалистическая школа, хотя и появились новые, довольно любопытные направления. Очень ценю реализм как в жизни, так и в искусстве.
– А вернуться не хочется?
– Здесь у меня дом, обставленный в русском стиле, полный русских книг. У нас с Ольгой русская кухня и русские гости. Здесь появился на свет Даник, мой внук. Но жизнь и работа его родителей Артура и Анечки - прочно связана с Америкой. А значит, и наша жизнь тоже. Но с удовольствием и впредь буду приезжать в Ленинград. На воссоединение с душой.