Литейное
как непарная обувь с ноги Творца,
ревностно топчут шпили, пилястры, арки,
выражение лица.
Все помножено на два, кроме судьбы и кроме
самоей Н2О. Но, как всякое в мире “за”,
в меньшинстве оставляет ее и кровли
праздная бирюза.
Иосиф Бродский
Конец апреля. Чудная погода - ни холодно, ни жарко. Прохладные ветра ласково продувают Венецию, и еще не возникло неприятное явление, которое, говорят, превращает летом ее в “Вонецию”. Изредка с моря спонтанно набегает клуб темных туч, моросит дождик, но это ненадолго. Четверть часа - и все! Солнце в полном свете.
Идем маршрутом, которого нет на картах популярных гидов и турагентств, стыдливо (а, может, брезгливо?) обходящих стороною венецианское гетто. На “вапоретто” - речном трамвае, доплыли до “Стационе Маркуола” и оттуда, следуя за итальяно-ивритскими указателями, пошли в северном направлении - к Гетто Ново - первому еврейскому гетто в Европе, венецианскому ноу-хау XVI века. До этого, судя по названию южного острова Джиудека, обращенного к лагуне, местные евреи, компактно проживали на нем. Венеция издавна принимала евреев. Их, как правило, впускали в трудные для Республики годы, случалось, даже приглашали на временное жительство. Но когда евреи, ссудив от своих капиталов местное хозяйство и население, и приняв на себя его ненависть, теряли, по мере улучшения экономического положения Республики привлекательность для дожей, те их изгоняли. Через какое-то время все повторялось, пока, наконец, в середине XVI века Сенат не разрешил евреям постоянно проживать в Венеции.
“Гетто” - по-итальянски - “литейка”. О причине поселения евреев в район литейных производств я ничего в подручных мне книгах не читал, ибо книги эти переведены с итальянского или английского и рассчитаны на русских туристов, которых этот вопрос вряд ли заботит. Быть может, литейка, оказавшаяся чуть ли не в центре постепенно разраставшегося города, стала бельмом на глазу тогдашним “зеленым”, и они добились ее перевода куда подальше, подобно тому, как экологически вредное и пожароопасное стекольное производство концентрированно перебросили на отдаленный остров Мурано.
Думаю, что загаженное производством и относительно изолированное место бывшей литейки стояло заброшенным и неиспользованным, когда на Венецию накатилась волна беженцев-сефардов, изгнанных из Испании в 1492 году и кочевавших по всей Европе. Вход в папские владения для этих несчастных был закрыт все той же инквизицией, что уничтожала их в Испании, и они кочевали на восток, оседая в Венеции, на Балканах и в Турции. Малая толика их добралась до самой Эрец Исраэль.
Я полагаю, что венецианцы создали гетто не столько для ущемления местных Шейлоков, а, может, и вовсе не для них, а как изолированный лагерь для сефардских беженцев. Очень вероятно, что нашествие десятков, а может, сотен тысяч разоренных, обездоленных и, наверняка, озлобленных представителей ненавистного христианам Иудина племени представляло в глазах благополучных венецианцев реальную опасность, и они, приняв испанских евреев, все же создали закрытую зону для их поселения в заброшенной, экологически опасной зоне. Возможно, что впоследствии туда же вытеснили мистера Шейлока и компанию...
Сегодня Гетто Ново - часть венецианского музейного комплекса под открытым небом, предназначенная для туристов, по той или иной причине интересующихся еврейской историей. Мы шли маленькими узкими улочками, переходя с островка на островок по горбатым мостикам над узкими периферийными каналами, лишенными набережных и тротуаров и обрамленными стенами высоких, до семи-девяти этажей, домов, торчащих прямо из воды. Мимо магазинчиков, куда с пришвартованных грузовых моторок подавали привезенные для продажи продукты, мимо рыбных лавок, заваленных всевозможными дарами моря и соответственно благоухавших. Над каналами между окнами или балконами противоположных домов натянуты загруженные бельевые веревки. Живой неореализм полвека спустя!
И вот мы у цели, на Кампо (т.е. “Лагере”!) Гетто Ново. На некоторых домах - памятные доски с именами евреев, нынешних спонсоров этого мемориала.
Главная синагога, в это раннее время еще закрытая, небольшая, хотя и называется громко “Скуола Гранде Тедеска” - “Большая немецкая Синагога”, основана в 16-м веке ашкеназами из Германии.
Есть еще пара синагог - Кантональная и Итальянская, но они тоже закрыты. Читаю в путеводителе, что в Венеции сейчас практически не осталось еврейского населения, последних соплеменников немцы отправили в Заксенхаузен еще в 1943 году. На старинных стенах, ограждавших гетто, несколько мемориальных досок, посвященных этому событию: поминальная молитва-кадиш, имена жертв, барельеф, изображающий высадку несчастных из теплушки...
Толпа буйных подростков, которых с утра пораньше привели на каникулярную экскурсию. Хорошо, что итальянским школьникам не забывают рассказывать о Холокосте...
В окне одного из домов плакат ХАБАДа с равом Шнеерсоном, умершим в 1994 году и объявленным его последователями новым царем-Машиахом. Это уже почти, как в Иерусалиме. Для полного комплекта откуда-то появляется типичный молодой хабадник в лапсердаке и шляпе, надетой поверх кипы, с пейсами до плеч и с чудным огненно-рыжим ребеночком лет пяти, тоже с длинными пейсами и в кипе. Не местные - разговаривают по-английски. Небось, откуда-нибудь из Нью-Йорка?..
А вот и кошерный магазинчик. Продукты итальянские, но есть и израильские, вина, например. Как говорится, в Тулу с самоваром, а в Италию - с вином... Рядом сувенирный магазин - иудаика и венецианская технология - стекло, в основном. Всевозможные подсвечники, кубки, другая посуда с еврейской символикой, маген-давиды, хамсы.
В витрине смешные фигурки, изображающие сефардских и ашкеназийских религиозных евреев в типичных традиционных одеждах. Интересно, как согласуется характерная для Италии традиция натуралистического ваяния с галахическим запретом на изображение человека и животных? Впрочем, и в Иерусалиме, в очень религиозном районе, в сотне метров от Стены Плача до недавнего времени был магазинчик сувенирных еврейских кукол...
По мосту Понте Гетто Нове переходим очередной канал и по лабиринту улочек, каналов, неожиданно обрывающихся набережных и через множество мостов продвигаемся к туристическому центру города в направлении Пьяцца Сан Марко.
Мрачноватая жилая неореалистическая окраина северного побережья постепенно сменяется улицами “нон-стоп”, где непрерывно (относительно, конечно - с “мертвым часом” от 2 до 5 часов пополудни) работает туристская индустрия - эти многочисленные “ристоранте”, “траттории”, кафе, бары, сувенирные и продуктовые магазины и лавки, живущие за счет кошельков неиссякаемого потока любопытствующих со всех концов света, приезжающих узреть мировое чудо - Венецию.
...К концу дня, потеряв счет мостам и каналам, добредаем постепенно до юго-восточной оконечности Венеции, стрелкой внедренной в лагуну. Вдалеке слева над низкой спокойной водой виднеются очертания острова Мурано, знаменитого стекольными производствами. А поближе - городское кладбище, “остров мертвых” Сан-Микеле. Среди многих знаменитостей, там похороненных, есть на протестантской карте и могила Иосифа Бродского. В молодости он написал: “На Васильевский остров я приду умирать”. Чуть-чуть ошибся. Оказалось, что на Михайловский, Сан-Микеле.
Венеция для Бродского в его западной половине жизни стала одним из любимейших мест, он многажды бывал там, писал о ней стихи и прозу. Низкие берега над широкими каналами, симметрия отражений береговых построек в воде, вероятно, напоминали ему родной Питер, где он жил в десятках шагов от Литейного проспекта... И там же, на Литейном, в “Большом доме” “шили” ему дело “искусствоведы в штатском”.
Этот человек с ярко выраженной еврейской внешностью, “второй рыжий Йоська”, как называла его А.Ахматова, которой он напоминал О.Мандельштама, был чисто русским поэтом-классиком, наследником, скорее всего, именно Анны Андреевны... Он не замкнулся в некоем Литейном Гетто, а стал типичным продуктом ассимиляции, стремившимся укорениться в западной культуре и очень ее любящим, хотя, в глубине души понимающим, что она его не приемлет. И иногда это знание у него прорывалось. А западная культура и не могла его принять по той простой причине, что он языком, этим нашим чужим-родным русским языком, пропитанным православием, его символикой, образами принадлежал культуре “к востоку от Карпат”. Для русского человека, которым он не был, и которым ему быть не давали, постоянно напоминая о еврействе, настрой его мыслей был слишком прозападным, а оболочка их была русской... Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток!..
Духовное еврейство не коснулось его. Но именно ему судьба назначила пережить совершенно открытое юдофобское преследование по “пятому пункту”... И, пострадав ни за что в молодости, он не ушел в гетто, а, покинув свое природное еврейство, обрел последний покой в сени крестов, на низких берегах Сан-Микеле, на конце Венеции, противоположном еврейской “литейке”.
Реувен МИЛЛЕР
