НЕ УЙТИ, НЕ ВЫРВАТЬСЯ ИЗ ПРОШЛОГО...

“М. Кругликов - Коллективизация сельского хозяйства в СССР...О” - раскачиваясь на стуле, монотонно читала Шурка учебник истории.
 - Перестань качаться, стул сломаешь, - тихо сказала бабушка.
 - Не мешай, бабуля, мне еще про раскулачивание учить. А кроме истории есть еще и другие уроки.
 - Учи, учи, - сказала вошедшая мать, - а то опять двойку схватишь. Вот тогда не видать тебе нового платья.
 - Раскулачивание, - вдруг произнесла бабушка.- Когда-то нас тоже раскулачивали...
 - Мама, о чем это ты? Сколько себя помню, а я ведь дама пенсионного возраста, мы всегда жили в городе, - Нина Марковна с удивлением посмотрела на мать.
 - Это ты всегда жила в городе, а я родилась в деревне. Домик у нас был небольшой, сад, огород. Из детства в памяти сохранилась только одна картинка - мама срывает яблоки и кидает их в плетеную корзину, которую держит отец.
 Отдали меня замуж в пятнадцать лет за хорошего человека. В те годы ему было тридцать, а мне он казался стариком, - она улыбнулась своим воспоминаниям. - Нина, дай мне лекарства, что-то сердце покалывает.
 - Ну вот, разволновалась ты. Хватит вспоминать, - дочь подала лекарство, - приляг.
 - Пойдем. Ты посидишь со мной?
 - Конечно, посижу, не волнуйся.
 - Я никогда никому не рассказывала о том страшном периоде моей жизни. Наверное, время пришло, - старушка, кряхтя, улеглась. Дочь поправила подушку. - Муж оказался заботливым, ласковым, - вдруг сказала она, глядя в потолок. - Трудяга был, все у него в руках “горело”. Мне с ним было хорошо. Через год у нас родилась девочка. Ваня назвал ее Сашенькой. Она была очень похожа на него. Жили мы тихо. Хозяйство небольшое, но крепкое. Сашеньке было три года, когда у нас родился Федя. И мальчик тоже был похож на мужа.
 Время было смутное. Коллективизация до нас докатилась в тридцатых. Ваня был против колхозов.
 Однажды ночью к нам ворвались люди. Обшарили все углы, вынесли все до капли, а когда высокий вертлявый мужик с козлиной бородкой стал уводить корову со двора, муж не выдержал и набросился на него. К ним кинулись остальные. Единым клубком они катались по двору, когда вдруг раздался выстрел. Я дико закричала. Клубок рассыпался. Посреди двора лежал Иван. Вся грудь была ярко-красной, будто на рубашку плеснули краски.
 Когда я очнулась, солнце стояло высоко, плакал от голода Федя. Сосед помог занести Ваню в дом. Ночь я просидела около мужа. Стояла тяжелая тишина. Было слышно, как потрескивают свечи у его изголовья.
 Под утро забарабанили в окна, и кто-то крикнул:
 “Эй, кулаки, выходи, именем революции, выходи”.
 Я слышала, как сосед сказал, что в доме покойник. Человек в кожанке вошел и остановился у порога. Испуганные дети прижались ко мне.
 Потом, что было потом? Потом, нас вышвырнули из дома, не дав похоронить Ивана.
 Всю жизнь я тщетно пыталась вспомнить, сколько дней мы шли до сборного пункта. Дорога была узкая и пыльная. Федя сильно кашлял. Дети совсем ослабли. Однажды мы проходили мимо какого-то хутора. Из окна маленького домика смотрела женщина. Федя расплакался, за ним и Сашенька. Разгневанный конвоир крикнул, чтобы я утихомирила детей. От страха они заплакали громче. Он схватил их в охапку и побежал к домику. Постучав в окно, указал на детей и что-то сказал. Дети в испуге умолкли. Сашенька взяла Федю за руку и прижалась к стене. Я кинулась к ним. Конвоир поймал меня за волосы и бросил на землю. Кричала так, что надолго потеряла голос.
 - Мама, попей воды, отдохни. Потом дальше расскажешь.
 - “Потом” уже не будет, надо торопиться. Бог дал мне долгую жизнь, но и ей приходит конец, - она села в кровати. - Я не помню, сколько прошло времени, пока мы добрались до места. Рубили лес. Руки немели от мороза. Обматывали их тряпьем, чтобы не отморозить.
 На смену старому начальнику, зверю лютому, пришел молодой, спокойный человек. Носил он буденовские усы, которые ему совсем не шли. Наверное, ему казалось, что так он выглядит солидней. Нам выдали рабочие рукавицы, слегка улучшилось питание. Однажды меня придавило деревом. В больничку пришел начальник. Это посещение удивило всех, а меня особенно.
“Он на тебя глаз положил, - смеялась соседка, - парень какой, одни усы что стоят”.
 После выписки он направил меня в бухгалтерию. Так я всю жизнь бухгалтером и проработала.  Медленно оттаивала душа. Стали сниться сны, в которых всегда присутствовали мои дети. Изредка видела Ивана в окровавленной рубашке.  Начальника звали Марком.
 - Мой отец? - дочь удивленно смотрела на мать. - Он ведь никогда не работал в “органах”?
 - Как видишь, работал. Из моей прошлой жизни он знал только то, что я бывшая “кулачка”, у которой убили мужа. О детях нигде ничего не было написано, может потому, что в лагерь я прибыла одна. Вскоре он сделал мне предложение. На осужденной начальник жениться не мог, и мы скрывали наши отношения, как могли.
 Началась война, но ни его, ни меня на фронт не брали. Только в сорок третьем мы получили разрешение. После этого была свобода. Называлось это “искупить кровью”. Ты знаешь, что я прошла всю войну и трижды была ранена. Но мы остались живы, и я была свободна. В армии мы поженились.
 Когда родилась ты, я не находила себе места, так хотелось ринуться на поиски моих детей. Однажды решилась все рассказать мужу. Искупав тебя перед сном, он долго сидел у кроватки, мурлыкая что-то вроде колыбельной. По лицу блуждала счастливая улыбка. Глядя на тебя, он вдруг признался, что никогда не смог бы полюбить чужого ребенка. Исповедь замерла у меня на губах.
 Что делать? Что делать? Я больше не могла так жить. Ночью, лежа без сна, я пыталась вспомнить маршрут, по которому нас вели, но не могла. Единственное, что запечатлела память, это дом и лицо женщины выглядывающей из окна.
 Тебе было лет десять, когда я уговорила Марка отпустить меня на могилу Ивана. Проездила и прошла все вокруг, но так и не нашла могилы и следов моих детей. Они снова и снова приходили ко мне во сне, иногда крепко держа отца за руки.
 Вернувшись домой, я все рассказала мужу, потому что жить с таким камнем на сердце больше не могла. Мы молча сидели, не зажигая свет, потом он тихо сказал:
 - Живым надо жить. В том, что случилось, нет твоей вины. Когда-нибудь виновники ответят за все. Я почему-то верю в это.
 Нина Марковна смотрела на мать. Ее лицо было спокойно, глаза прикрыты.
 - Мам, ты спишь? - спросила она.
 - Ну, наконец-то, - вдруг произнесла мать, - идите ко мне детки мои, я так соскучилась, - ее пальцы сжались, как будто она взяла детей за руки. Губы растянулись в улыбке.
 Нина коснулась ее лба. Мать глубоко вздохнула и повернулась на бок. Она спала, крепко держа детей за руки.
 Амалия ФЛЁРИК-МЕЙФ