ИГРА С ПРОШЛЫМ • Вечер Михаила Барышникова
До 1990 года он играл роли. И в репертуаре последних лет ему приходилось на балетной и драматической сцене создавать образы в спектаклях. Но теперь он чаще всего выступает только от своего лица, как это делает поэт, которому «нестерпимо больно» душевное молчание.
Программа, показанная в конце прошлой недели в Jerome Robbins Theater (Baryshnikov Arts Center), называлась «Unrelated solos». Двое артистов, которые участвовали в этом вечере вместе с Барышниковым, действительно казались пришельцами не только из других программ, но и из других жанров искусства. Но все три номера, которые танцевал Барышников, были между собой в непосредственной связи и развивали одну и ту же тему. Барышников играл с прошлым.
ИГРА ПЕРВАЯ
Первым номером программы стала миниатюра “Years later”, хореография которой создана Бенжамином Миллепье на музыку Филиппа Гласса. Номер начинается с небольшого хореографического монолога, как бы представляет себя зрителю.
Суть миниатюры заключается в следующем: «много лет спустя» танцовщик вспоминает прошлое. Сначала – свои школьные годы. На заднике сцены демонстрируются сохранившиеся кадры, в которых ученик Ленинградского хореографического училища Барышников делает в классе балетный экзерсис: заноски, заканчивающиеся мягким приземлением в идеальную пятую позицию, туры, прыжки.
Дух захватывает от чистоты и красоты исполнения. Барышников на сцене время от времени приближается к экрану, повторяя некоторые позы и движения, и делает это так же прекрасно, как тот мальчик на экране.
Правда, и сам танцовщик и его тень, проецируемая на экран, являются сильно уменьшенными изображениями того юного, идеального исполнителя классического танца, который так старательно и безмятежно выполняет на экране упражнения: он полон сил, он делает это лучше других, и жизнь перед ним лежит бесконечная, и он еще сам не знает до конца своих блистательных возможностей. Идет только подготовка к взлету. Но когда мальчик на экране начинает делать пируэты, Барышников сегодня не может повторить это бешеное вращение, он раздраженно машет рукой на экран - изображение исчезает. Зал смеется.
Сцена действительно задумана и сыграна актером в хороших традициях комедийной игры. И печальная нотка в отношениях с прошлым еще только угадывается...
Затем на экране появляется Барышников в расцвете сил, танцующий монолог уже в стиле танца модерн. И вновь артист не может его полностью повторить... а когда на экране изображение удваивается и танцуют уже «два Барышникова», танцовщик на сцене прекращает соревнование, сердится, делает в сторону своих «двойников» из прошлого жест, недвусмысленно посылающий этих двух по известному адресу, и уходит в кулису. Оба изображения на экране застывают с рукой, протянутой в сторону ушедшему. Дескать, почему же ты прервал игру? почему уходишь?!
Прекрасная комедийная миниатюра (с оттенком грусти).
Великий танцовщик не может сегодня повторить классическую вариацию, возможности его и в танце модерн ограничены возрастом. Но осталась вся та же магия уникальной личности, которая завораживает зал на протяжении всей его творческой жизни.
Только с этой высоты можно публично смеяться над собой и открывать себя зрителю.
ИГРА ВТОРАЯ.
ВЕСТРИС
Вторая миниатюра «Вальс-фантазия» М.Глинки поставлена Алексеем Ратманским. Номер отчетливо создан на основе классического танца и хореография очень музыкальна. И танцовщик как будто «выпевает» хореографические фразы. Но в целом номер скорее пантомимный. Содержание сообщается зрителю заранее: Глинка писал вальс в тот период, когда был влюблен в дочь Анны Керн, которая не отвечала ему взаимностью. Композитор уехал, чтобы забыть свою любовь, а когда вернулся, обнаружил, что его любовь кончилась.
И вновь – номер комедийный, это забавная пародия на старомодную балетную пантомиму, которую ученик хореографического училища Барышников изучал на уроках актерского мастерства, а теперь с преувеличенной серьезностью пользуется ею, разыгрывая сюжет.
Но самое главное: эта миниатюра – прямая аллюзия, отсылающая нас к одному из ярких моментов творческой биографии Барышникова. Это продолжение той линии его творчества, которая открылась нам в 1969 году, когда Л.Якобсон поставил для него номер «Вестрис». Молодой Барышников поразил тогда зрителей своим высоким актерским мастерством, умением на глазах «менять маски», мгновенно перевоплощаться в разные образы.
Это искусство перевоплощения зрелый Барышников демонстрировал нам и сегодня, вновь вызывая в памяти того, юного, только начинающего завоевывать балетный мир, блистательного танцовщика и актера.
ИГРА ТРЕТЬЯ
И ПОСЛЕДНЯЯ
«For You» - одноактное танцевальное представление, созданное хореографом Сюзан Маршал совместно с Барышниковым на музыку Питера Уайтхэда.
Начинается представление с того, что Барышников сидит на стуле в профиль к зрителю. К сожалению, я видела этот вечер один раз, поэтому могу не точно воссоздать последовательность представления. Но суть от этого не изменится. Встав со стула, Барышников пригласил из зала на сцену одну за другой двух женщин (одну из них – совсем молоденькую) и мужчину. Усадив их на стулья, он танцевал для этих зрителей.
Я особенно выделю показанные им пор-де-бра – обязательный для классического танцовщика набор упражнений для рук, правильное движение их в основных позициях с наклоном и поворотом корпуса. Артист продемонстрировал ту идеальную форму, которую должны иметь руки классического танцовщика и которая, к сожалению, сегодня потеряна выпускниками русской школы: красивая линия от плеча до кончика пальцев, округлые линии рук, «собранные» кисти... Это было выполнение упражнений, поднятое Барышниковым до уровня высокого искусства.
Барышников демонстрировал нам истинную красоту классического танца. И не было в его исполнении ни тени насмешки.
Новым для меня, по сравнению с другими программами Барышникова, которые я видела, оказалось возвращение артиста к истокам своего творчества, к классическому танцу, к утверждению его неизбывной красоты.
Затем Барышников танцевал перед каждым из зрителей на сцене (“for you”), как будто вспоминая свои прежние роли (например, рядом с молоденькой девушкой он вспоминал «Видение розы» М.Фокина).
А вот в этих воспоминаниях и общении с «партнерами» было много самоиронии... Как будто танцовщик хотел внушить нам, что он шутя расстается с прошлым: да, были и молоденькие девушки, и знойные красавицы, и друзья... танцевал он и «видения», и коленопреклоненного принца – и классический танец и танец модерн – мало ли что было в жизни артиста... но он защитился от прошлого и от нашего сочувствия иронической улыбкой... пока не остался наедине с самим собой.
Поставив спинкой к зрителю пустой стул, на котором сидел в начале, Барышников танцевал перед ним монолог. И не было больше в его исполнении насмешки над собой, лицедейство кончилось. Наедине с самим собой артист танцевал темпераментный, эмоциональный, даже агрессивный монолог.
Можно трактовать его по-разному. Я увидела в этом танце мгновенное обнажение души, которая страдает по утерянному прошлому. Утерянному навсегда, в чем он и признается на наших глазах самому себе и в чем-то самого себя обвиняет. Оказывается, он, «раненный насмерть», разыгрывал свои комедийные миниатюры.
Затем танцовщик садится на стул спиной к зрителю и замирает. Приоткрыв себя, он вновь закрылся для постороннего взгляда и сочувствия. Он – Барышников. И мы ничего на самом деле о нем не знаем.
А, может, этот страстный порыв – только очередная маска Вестриса?
