Случайный бомж • Из цикла “Суд и дело”
Дела житейские
Две телевизионные студии Германии пять раз в неделю транслируют заседания судов по уголовным, семейным и молодежным делам. Предлагаем вашему вниманию краткое изложение новых “телепроцессов”
Это дело вызвало большой ажиотаж, прежде всего в прессе. Представьте сами: по мнению обвинения, солидный предприниматель, лесопромышленник Йенс фон Гладбах (54 года), лично убил молодого бомжа Алекса Брюгге (23 лет). Причем как убил - ударом полена по голове. Такое преступление и в самом “крутом” детективе не придумаешь. Потому, когда судейская коллегия под председательством Александра Хольда начала рассматривать данное дело, зал заседаний был заполнен “зрителями”.
Обвинение основывалось на показаниях двух школьниц четырнадцати лет. Они видели, как Гладбах вошел под бетонный мост на реке Эмс, на южной окраине прирейнского города Камбург, и в руках у него было полено.
У этого моста три пролета. Река в летнее время года - мелкая, но осенью и ранней весной превращается в полноводную. Бомжи ночуют под мостом в сухое время, когда вода течет по среднему пролету. Убийство произошло в половине седьмого вечера 15 августа. Бездомного бродягу Алекса Брюгге, занесенного в черный список полиции из-за многочисленных мелких краж для приобретения “травки”, то есть марихуаны, нашли мертвым. Увесистое полено, забрызганное кровью, валялось рядом с одеялом, на котором он спал. То есть преступник и не пытался избавиться от столь важной улики.
Адвокат обвиняемого заявил, что после шести вечера под мостом достаточно темно, девочки видели бизнесмена с довольно большого расстояния, притом они стояли на мосту и опознать его не могли. В полиции они сказали, будто видели Гладбаха, потому что у того, кто внес полено под мост, была шляпа с пером, как у тирольцев, но такие шляпы продаются во многих магазинах, и утверждать, что именно Гладбах вошел под мост, - нельзя. Тем более что на полене не было найдено каких-либо отпечатков, а дело было в теплое время, когда люди не носят перчатки.
Прокурор Бенита Шранк коварно улыбнулась. Она припасла для всех сюрприз. Господин Гладбах живет в доме с двумя каминами. Он использует поленья, чтобы в гостиной стоял приятный запах, ведь известно - сосны обладают целебными свойствами. Несчастный бомж был убит сосновым поленом. Точно таким же, что хранятся у лесоторговца во дворе под навесом.
Обвиняемый возмутился:
- Справа от господина Хольда лежит то самое полено. Огромное, широкое. Такие поленья в камины не кладут. Они сильно дымят. В каминах сжигают тонкие поленья.
К словам подсудимого присоединился его адвокат Кристиан Форлендер:
- Мой дедушка был лесником и иногда валил сосны. То полено, которое якобы внес под мост господин фон Гладбах, должно весить килограммов пятнадцать, если не больше. Девочки заметили человека с поленом в руках, но он шел пешком. Никакой тележки или велосипеда у него не было. Мой клиент мог сойти к мосту только с шоссе, где можно оставить автомобиль, то есть шел с тяжеленным поленом в руках больше двухсот метров. Посмотрите на него. Он человек высокого роста, но не широкоплечий. Не представляю себе, как такой мог тащить бревно от шоссе до моста - да ему это просто физически не по силам!
Шранк снова вызвала девочек к столу свидетелей и потребовала от них говорить только правду. Девочки повторили свои показания. Под мост зашел человек в плаще и шляпе с пером и нес в руке толстое полено. Одна из девочек внезапно вспомнила: полено находилось в его левой руке.
Судья заглянул в протокол и заявил:
- Господин фон Гладбах - не левша.
Обвинитель сказала, что преступник мог устать и переложить полено в другую руку.
- Это не более чем предположение! - возразил Форлендер.
- Мы не видели, чтобы тот человек перекладывал полено из одной руки в другую! - сказала одна из девочек. Подружка ее поддержала.
- Я верю девочкам. Они могут идти домой! - объявил судья Хольд и попросил пристава пригласить в зал Доминика Краузе.
Доминик, высокого роста блондин с клинообразной бородкой, давно не бритый, в поношенной куртке синего цвета и пятнистых брюках десантника, вошел в зал и сказал:
- Господин судья, господа присяжные, дамы и господа, доброе утро всем присутствующим! - и занял место за столиком с микрофоном.
Хольд спросил, правда ли, что Доминик был первым, увидевшим тело Алекса Брюгге.
- Да, это был я. Он лежал и вроде спал на матраце, который я одолжил ему вместе с моим одеялом. Дело в том, что горничная моей матушки пришла ко мне под мост и сообщила, что маму увезли в больницу и мне следует спешить, если я хочу видеть ее живой. Я помчался на автобусную остановку на въезде на мост и прибыл в больницу, когда матушка была еще в сознании. Она не стала терять время на бесполезные слова и сразу сказала, что у нее давление 220 и мерцательная аритмия, долго ей не протянуть и завещала мне фирму моего покойного отца и все деньги. Завещание лежит у нотариуса. Сказала и умерла. Мы были в раздоре. Теперь я в этом раскаиваюсь...
Просто у меня характер покойного дедушки графа фон Шенбрюнна. После ранения на русском фронте он заперся в своем доме, удалившись от всех. После его смерти, в 1986 году, папа обнаружил блокнот деда и нашел там такие строчки: “Если бы я при Гитлере открыл рот, меня затолкали бы в концлагерь, а у вас отняли бы все”. У него была незаживающая рана на правом предплечье, железный крест второй степени, и в шкафу - зеленый мундир Waffen-SS. Незадолго до смерти дед сказал мне, двенадцатилетнему мальчишке: “Если тебя станут убеждать, что Waffen-SS был своеобразным родом войск, значит, солгут. Мы сжигали деревни, истребляли евреев, расстреливали пленных и убивали кинжалами коммунистов. Кто не был в России, ничего не поймет. А мне все это снится по ночам. Твоя мать, к сожалению, всю молодость провела в рядах нацистского Союза девуше и думает, что тогда был порядок, а теперь - сплошной балаган”.
- Вы ушли из родительского дома и поселились под мостом по идейным соображениям? - спросила прокурор Шранк.
- Я ушел из-за любви. Вбил себе в голову, что жить не могу без одной стервы. Она меня любила, пока не ушла к богатому вдовцу. Тогда я понял, каким был идиотом, и подался в бомжи из-за непрерывных нравоучений бабушки, матери, тети и прочей родни. Мне было девятнадцать лет, но они не прекращали воспитывать меня, точно малыша в детском саду.
- Если я не ошибаюсь, Алекс Брюгге обчистил ваши карманы? - спросила Шранк.
- Не отрицаю.
- Все ясно! - восторжествовала представительница обвинения. - Вы отдали ему свой матрац и свое одеяло, а он отблагодарил вас, как настоящий бродяга. Вы с ним подрались и в состоянии аффекта убили.
- Возражаю! - заявил адвокат подсудимого. - Перед нами - всего лишь умозаключения, а суду нужны веские доказательства. Причем смею напомнить, обвинение усадило на скамью подсудимых моего клиента, а не Доминика Краузе.
- Но это он нашел убитого на своем матраце, и никого, кроме свидетеля Краузе и Алекса Брюгге, в момент убийства под мостом не было! Он убил его и ушел, а не побежал к телефону вызывать “скорую помощь”, - утверждала прокурор.
- Я служил в армии. Нас обучали, как, не притрагиваясь к человеку, определить - жив он или нет. Алекс был мертв! - ответил Краузе. - Надо было известить других, ночевавших под мостом, о случившемся, и я пошел в пивную, где они ужинают перед сном. У нас в группе есть староста, следовало найти именно его. А мертвец никуда не уйдет.
Адвокат Форлендер был доволен:
- Парень привел под мост товарищей по “квартире”, они вызвали полицию, та не нашла улики, указывающие на кого-то из бомжей. Я докажу, что Гладбах тут ни при чем, а Доминик и вовсе не имел причин убивать Алекса, да еще на своем матраце, залитом кровью. Никто же не будет наводить след на самого себя!
- Я еще и куртки лишился! Она тоже в крови! - добавил Краузе. - Ведь я носил почти новую, а Брюгге ходил в комбинезоне. Мне стало жалко его, и я отдал ему куртку, в которой ушел из дома.
- И матрац тоже? - спросила Шранк. - Вы такой добрый, что отдали Алексу матрац и спали на мешках из-под муки?
- Я сплю у Аниты, кухарки закусочной на бензозаправочной станции.
- И она, конечно, предоставит вам “железное” алиби?!
- Аниту Мальден проверила полиция. Она к нашему процессу дела не имеет, - сказал судья и попросил пристава вызвать из коридора Карла Форста, старосту бомжей, ночующих под мостом.
Форст выглядел на все шестьдесят, но в паспорте, предъявленном суду, значилось, что ему всего сорок девять. Одет староста был в видавшую виды кожаную куртку, к тому же отрастил себе усы и бакенбарды, срочно требовавшие парикмахера.
- Давно вы живете под мостом? - спросил Хольд.
- С 15 ноября 2001 года. В тот день господин Гладбах выбросил меня с работы. Я, по его мнению, напился как свинья, а свиньи не пьют. Мы пообщались так, что весь склад слышал, и я ушел под мост. Там с меня денег за квартиру не требуют.
- И что вы можете сообщить суду по делу об убийстве Алекса Брюгге?
- Хм... О покойниках плохо говорить не принято, даже если ничего хорошего сказать нельзя.
- На суде говорят все, что относится к делу! - Парень был вороватый и довольно скрытный. - В полиции меня спрашивали, где искать его родню. А я не знал, и никто в нашей компании не знал. Потом уже следователи рассказали, что Брюгге - родом из Ганновера.
Судья спросил, где бомжи из-под моста на реке живут зимой. Форст ответил, что каждый устраивается, как может. Одни идут в муниципальные ночлежки, другие - в церковные богадельни. Он лично одну зиму провел в Израиле, а еще одну - в Австралии. Там и зимой лето. В Израиле нет мостов, под которыми можно спать. Зимой тепло, и бомжи ночуют в парках или недостроенных домах, а до Австралии - далеко, надо наниматься на теплоход под начало боцмана, но его уже не берут - слишком старый для подобной работы.
Хольд спросил, было ли такое, чтобы господин Гладбах заходил под мост.
- Гладбах?! - изумился Форст. - Такой барин - под мост? Он не заглядывал к нам. Мы заходили к нему на склад через пролом в заборе и тащили топливо.
- Это полено тоже оттуда?
“Староста” бомжей подошел к вещественному доказательству, на которое ссылалось обвинение, и категорически заявил:
- Да ни за что! Такое бревно выдает столько дыма, что за километр видно. Но мне оно встречалось! Разрази меня гром! Такое точно бревно тащила по мосту одна дама с зеленым пером на тирольской, мужской, заметьте, шляпе, и что меня еще удивило: дамочка была в сапожках на высоком каблуке, но плащ на ней был мужской, пуговицы слева направо!
- И как вы успели все это заметить? - с иронией спросила прокурор.
- А я - наблюдательный, иначе бы не дожил до своих лет! Шел в город за запасом пива, а на мосту вижу: богатая дама волочит инвалидную коляску, а в коляске - бревно. Только позвольте мне заступиться за честь господина графа, у него такие дрова сваливают за воротами. Он работает с чехами и поляками, а они ловкачи: пытаются сбыть Гладбаху бревна вместо поленьев. Я так полагаю, что дамочка заходила не к нему во двор, а взяла полено снаружи. На свалке.
- Дамочка на высоких каблуках? - внезапно насторожился Доминик Краузе. - Позвольте мне, господин судья, разглядеть фотографию Алекса поближе.
Хольд разрешил. Краузе подошел к стенду с фотографиями, сделанными полицией, и воскликнул:
- Алекса убили по ошибке! Его приняли за меня из-за подаренной мной желтой куртки.
- Кого вы подозреваете? - спросил судья.
- Сестру моей матери. Фредерику Ламберт.
- Почему ее?
- Тут вся суть в наследстве. Покойная бабушка получила фабрику скобяных изделий после смерти своего мужа, то есть моего дедушки. У них с бабушкой были две дочери. Моя мать и Фредерика. Дед терпеть ее не мог, сдал в интернат, когда поймал при попытке взломать ящик своего письменного стола. Бабушкина экономка Дорис годами причитала, как, мол, это возможно - так поступить с шестнадцатилетней дочкой. И моя мать заступалась за сестру. Но дедушка Альфред никаких доводов слушать не хотел. “Я давал паршивке каждый месяц такие деньги на карманные расходы, что другие не получают и за семестр. И вырастил воровку”. Потом Рика, то есть Фредерика, сбежала из института медсестер с испанским танцором. Ясное дело, дедушка Ламберт перед смертью передал дело своей жене, и в завещании запретил допускать Рику к фабрике. Бабушка передала дело моей матери, а Рика получала 15.000 евро каждый месяц. Моя мать, как я уже сказал, простила мой побег и завещала мне фабрику и счета. Тетка несколько раз разыскивала меня и уговаривала отдать ей фабрику, утверждая, что я еще слишком молод, чтобы владеть таким капиталом. Она готова выплачивать мне десять тысяч марок каждый месяц при условии, что я переберусь в Испанию к Долорес, ее дочери от того танцора, и женюсь на ней. Мне, господин судья, 23 года. Долорес - 28, и у нее два сына неизвестно от кого. Ну, я и послал Рику куда подальше, и мы не виделись с того дня, когда меня призвали в армию. Служить, как и всем, пришлось восемнадцать месяцев. Дома после армии я не жил. Потому, если убрать меня с дороги, то наследницей автоматически становится Фредерика. Других претендентов нет.
- Очень сомнительная история! - заявила Бенита Шранк.
- А я скажу: “Все очень просто!”. Эта Фредерика давно не видела племянника, но помнила, что он приходил в больницу, когда его мать слегла, и на нем была желтая куртка с черным орлом на правом рукаве. Я посмотрел на фото. Брюгге лежит на левом боку, из-под одеяла видно правое плечо с нашивкой черного орла. Голова не стрижена. Матрац - из дома. Удар по голове бревном - и проблема решена. Кого убили? Бомжа. Кому он нужен? Для богатых бездомные из-под моста - мусор, бандиты. Они прикончили племянничка в пьяной драке и - концы в воду, - сказал староста бомжей Форст.
- Домыслы! - отрезала прокурор Шранк.
Судья решил иначе. Прервал заседание и попросил полицию разыскать и доставить в суд Фредерику Ламберт.
Это дело вызвало большой ажиотаж, прежде всего в прессе. Представьте сами: по мнению обвинения, солидный предприниматель, лесопромышленник Йенс фон Гладбах (54 года), лично убил молодого бомжа Алекса Брюгге (23 лет). Причем как убил - ударом полена по голове. Такое преступление и в самом “крутом” детективе не придумаешь. Потому, когда судейская коллегия под председательством Александра Хольда начала рассматривать данное дело, зал заседаний был заполнен “зрителями”.
Обвинение основывалось на показаниях двух школьниц четырнадцати лет. Они видели, как Гладбах вошел под бетонный мост на реке Эмс, на южной окраине прирейнского города Камбург, и в руках у него было полено.
У этого моста три пролета. Река в летнее время года - мелкая, но осенью и ранней весной превращается в полноводную. Бомжи ночуют под мостом в сухое время, когда вода течет по среднему пролету. Убийство произошло в половине седьмого вечера 15 августа. Бездомного бродягу Алекса Брюгге, занесенного в черный список полиции из-за многочисленных мелких краж для приобретения “травки”, то есть марихуаны, нашли мертвым. Увесистое полено, забрызганное кровью, валялось рядом с одеялом, на котором он спал. То есть преступник и не пытался избавиться от столь важной улики.
Адвокат обвиняемого заявил, что после шести вечера под мостом достаточно темно, девочки видели бизнесмена с довольно большого расстояния, притом они стояли на мосту и опознать его не могли. В полиции они сказали, будто видели Гладбаха, потому что у того, кто внес полено под мост, была шляпа с пером, как у тирольцев, но такие шляпы продаются во многих магазинах, и утверждать, что именно Гладбах вошел под мост, - нельзя. Тем более что на полене не было найдено каких-либо отпечатков, а дело было в теплое время, когда люди не носят перчатки.
Прокурор Бенита Шранк коварно улыбнулась. Она припасла для всех сюрприз. Господин Гладбах живет в доме с двумя каминами. Он использует поленья, чтобы в гостиной стоял приятный запах, ведь известно - сосны обладают целебными свойствами. Несчастный бомж был убит сосновым поленом. Точно таким же, что хранятся у лесоторговца во дворе под навесом.
Обвиняемый возмутился:
- Справа от господина Хольда лежит то самое полено. Огромное, широкое. Такие поленья в камины не кладут. Они сильно дымят. В каминах сжигают тонкие поленья.
К словам подсудимого присоединился его адвокат Кристиан Форлендер:
- Мой дедушка был лесником и иногда валил сосны. То полено, которое якобы внес под мост господин фон Гладбах, должно весить килограммов пятнадцать, если не больше. Девочки заметили человека с поленом в руках, но он шел пешком. Никакой тележки или велосипеда у него не было. Мой клиент мог сойти к мосту только с шоссе, где можно оставить автомобиль, то есть шел с тяжеленным поленом в руках больше двухсот метров. Посмотрите на него. Он человек высокого роста, но не широкоплечий. Не представляю себе, как такой мог тащить бревно от шоссе до моста - да ему это просто физически не по силам!
Шранк снова вызвала девочек к столу свидетелей и потребовала от них говорить только правду. Девочки повторили свои показания. Под мост зашел человек в плаще и шляпе с пером и нес в руке толстое полено. Одна из девочек внезапно вспомнила: полено находилось в его левой руке.
Судья заглянул в протокол и заявил:
- Господин фон Гладбах - не левша.
Обвинитель сказала, что преступник мог устать и переложить полено в другую руку.
- Это не более чем предположение! - возразил Форлендер.
- Мы не видели, чтобы тот человек перекладывал полено из одной руки в другую! - сказала одна из девочек. Подружка ее поддержала.
- Я верю девочкам. Они могут идти домой! - объявил судья Хольд и попросил пристава пригласить в зал Доминика Краузе.
Доминик, высокого роста блондин с клинообразной бородкой, давно не бритый, в поношенной куртке синего цвета и пятнистых брюках десантника, вошел в зал и сказал:
- Господин судья, господа присяжные, дамы и господа, доброе утро всем присутствующим! - и занял место за столиком с микрофоном.
Хольд спросил, правда ли, что Доминик был первым, увидевшим тело Алекса Брюгге.
- Да, это был я. Он лежал и вроде спал на матраце, который я одолжил ему вместе с моим одеялом. Дело в том, что горничная моей матушки пришла ко мне под мост и сообщила, что маму увезли в больницу и мне следует спешить, если я хочу видеть ее живой. Я помчался на автобусную остановку на въезде на мост и прибыл в больницу, когда матушка была еще в сознании. Она не стала терять время на бесполезные слова и сразу сказала, что у нее давление 220 и мерцательная аритмия, долго ей не протянуть и завещала мне фирму моего покойного отца и все деньги. Завещание лежит у нотариуса. Сказала и умерла. Мы были в раздоре. Теперь я в этом раскаиваюсь...
Просто у меня характер покойного дедушки графа фон Шенбрюнна. После ранения на русском фронте он заперся в своем доме, удалившись от всех. После его смерти, в 1986 году, папа обнаружил блокнот деда и нашел там такие строчки: “Если бы я при Гитлере открыл рот, меня затолкали бы в концлагерь, а у вас отняли бы все”. У него была незаживающая рана на правом предплечье, железный крест второй степени, и в шкафу - зеленый мундир Waffen-SS. Незадолго до смерти дед сказал мне, двенадцатилетнему мальчишке: “Если тебя станут убеждать, что Waffen-SS был своеобразным родом войск, значит, солгут. Мы сжигали деревни, истребляли евреев, расстреливали пленных и убивали кинжалами коммунистов. Кто не был в России, ничего не поймет. А мне все это снится по ночам. Твоя мать, к сожалению, всю молодость провела в рядах нацистского Союза девуше и думает, что тогда был порядок, а теперь - сплошной балаган”.
- Вы ушли из родительского дома и поселились под мостом по идейным соображениям? - спросила прокурор Шранк.
- Я ушел из-за любви. Вбил себе в голову, что жить не могу без одной стервы. Она меня любила, пока не ушла к богатому вдовцу. Тогда я понял, каким был идиотом, и подался в бомжи из-за непрерывных нравоучений бабушки, матери, тети и прочей родни. Мне было девятнадцать лет, но они не прекращали воспитывать меня, точно малыша в детском саду.
- Если я не ошибаюсь, Алекс Брюгге обчистил ваши карманы? - спросила Шранк.
- Не отрицаю.
- Все ясно! - восторжествовала представительница обвинения. - Вы отдали ему свой матрац и свое одеяло, а он отблагодарил вас, как настоящий бродяга. Вы с ним подрались и в состоянии аффекта убили.
- Возражаю! - заявил адвокат подсудимого. - Перед нами - всего лишь умозаключения, а суду нужны веские доказательства. Причем смею напомнить, обвинение усадило на скамью подсудимых моего клиента, а не Доминика Краузе.
- Но это он нашел убитого на своем матраце, и никого, кроме свидетеля Краузе и Алекса Брюгге, в момент убийства под мостом не было! Он убил его и ушел, а не побежал к телефону вызывать “скорую помощь”, - утверждала прокурор.
- Я служил в армии. Нас обучали, как, не притрагиваясь к человеку, определить - жив он или нет. Алекс был мертв! - ответил Краузе. - Надо было известить других, ночевавших под мостом, о случившемся, и я пошел в пивную, где они ужинают перед сном. У нас в группе есть староста, следовало найти именно его. А мертвец никуда не уйдет.
Адвокат Форлендер был доволен:
- Парень привел под мост товарищей по “квартире”, они вызвали полицию, та не нашла улики, указывающие на кого-то из бомжей. Я докажу, что Гладбах тут ни при чем, а Доминик и вовсе не имел причин убивать Алекса, да еще на своем матраце, залитом кровью. Никто же не будет наводить след на самого себя!
- Я еще и куртки лишился! Она тоже в крови! - добавил Краузе. - Ведь я носил почти новую, а Брюгге ходил в комбинезоне. Мне стало жалко его, и я отдал ему куртку, в которой ушел из дома.
- И матрац тоже? - спросила Шранк. - Вы такой добрый, что отдали Алексу матрац и спали на мешках из-под муки?
- Я сплю у Аниты, кухарки закусочной на бензозаправочной станции.
- И она, конечно, предоставит вам “железное” алиби?!
- Аниту Мальден проверила полиция. Она к нашему процессу дела не имеет, - сказал судья и попросил пристава вызвать из коридора Карла Форста, старосту бомжей, ночующих под мостом.
Форст выглядел на все шестьдесят, но в паспорте, предъявленном суду, значилось, что ему всего сорок девять. Одет староста был в видавшую виды кожаную куртку, к тому же отрастил себе усы и бакенбарды, срочно требовавшие парикмахера.
- Давно вы живете под мостом? - спросил Хольд.
- С 15 ноября 2001 года. В тот день господин Гладбах выбросил меня с работы. Я, по его мнению, напился как свинья, а свиньи не пьют. Мы пообщались так, что весь склад слышал, и я ушел под мост. Там с меня денег за квартиру не требуют.
- И что вы можете сообщить суду по делу об убийстве Алекса Брюгге?
- Хм... О покойниках плохо говорить не принято, даже если ничего хорошего сказать нельзя.
- На суде говорят все, что относится к делу! - Парень был вороватый и довольно скрытный. - В полиции меня спрашивали, где искать его родню. А я не знал, и никто в нашей компании не знал. Потом уже следователи рассказали, что Брюгге - родом из Ганновера.
Судья спросил, где бомжи из-под моста на реке живут зимой. Форст ответил, что каждый устраивается, как может. Одни идут в муниципальные ночлежки, другие - в церковные богадельни. Он лично одну зиму провел в Израиле, а еще одну - в Австралии. Там и зимой лето. В Израиле нет мостов, под которыми можно спать. Зимой тепло, и бомжи ночуют в парках или недостроенных домах, а до Австралии - далеко, надо наниматься на теплоход под начало боцмана, но его уже не берут - слишком старый для подобной работы.
Хольд спросил, было ли такое, чтобы господин Гладбах заходил под мост.
- Гладбах?! - изумился Форст. - Такой барин - под мост? Он не заглядывал к нам. Мы заходили к нему на склад через пролом в заборе и тащили топливо.
- Это полено тоже оттуда?
“Староста” бомжей подошел к вещественному доказательству, на которое ссылалось обвинение, и категорически заявил:
- Да ни за что! Такое бревно выдает столько дыма, что за километр видно. Но мне оно встречалось! Разрази меня гром! Такое точно бревно тащила по мосту одна дама с зеленым пером на тирольской, мужской, заметьте, шляпе, и что меня еще удивило: дамочка была в сапожках на высоком каблуке, но плащ на ней был мужской, пуговицы слева направо!
- И как вы успели все это заметить? - с иронией спросила прокурор.
- А я - наблюдательный, иначе бы не дожил до своих лет! Шел в город за запасом пива, а на мосту вижу: богатая дама волочит инвалидную коляску, а в коляске - бревно. Только позвольте мне заступиться за честь господина графа, у него такие дрова сваливают за воротами. Он работает с чехами и поляками, а они ловкачи: пытаются сбыть Гладбаху бревна вместо поленьев. Я так полагаю, что дамочка заходила не к нему во двор, а взяла полено снаружи. На свалке.
- Дамочка на высоких каблуках? - внезапно насторожился Доминик Краузе. - Позвольте мне, господин судья, разглядеть фотографию Алекса поближе.
Хольд разрешил. Краузе подошел к стенду с фотографиями, сделанными полицией, и воскликнул:
- Алекса убили по ошибке! Его приняли за меня из-за подаренной мной желтой куртки.
- Кого вы подозреваете? - спросил судья.
- Сестру моей матери. Фредерику Ламберт.
- Почему ее?
- Тут вся суть в наследстве. Покойная бабушка получила фабрику скобяных изделий после смерти своего мужа, то есть моего дедушки. У них с бабушкой были две дочери. Моя мать и Фредерика. Дед терпеть ее не мог, сдал в интернат, когда поймал при попытке взломать ящик своего письменного стола. Бабушкина экономка Дорис годами причитала, как, мол, это возможно - так поступить с шестнадцатилетней дочкой. И моя мать заступалась за сестру. Но дедушка Альфред никаких доводов слушать не хотел. “Я давал паршивке каждый месяц такие деньги на карманные расходы, что другие не получают и за семестр. И вырастил воровку”. Потом Рика, то есть Фредерика, сбежала из института медсестер с испанским танцором. Ясное дело, дедушка Ламберт перед смертью передал дело своей жене, и в завещании запретил допускать Рику к фабрике. Бабушка передала дело моей матери, а Рика получала 15.000 евро каждый месяц. Моя мать, как я уже сказал, простила мой побег и завещала мне фабрику и счета. Тетка несколько раз разыскивала меня и уговаривала отдать ей фабрику, утверждая, что я еще слишком молод, чтобы владеть таким капиталом. Она готова выплачивать мне десять тысяч марок каждый месяц при условии, что я переберусь в Испанию к Долорес, ее дочери от того танцора, и женюсь на ней. Мне, господин судья, 23 года. Долорес - 28, и у нее два сына неизвестно от кого. Ну, я и послал Рику куда подальше, и мы не виделись с того дня, когда меня призвали в армию. Служить, как и всем, пришлось восемнадцать месяцев. Дома после армии я не жил. Потому, если убрать меня с дороги, то наследницей автоматически становится Фредерика. Других претендентов нет.
- Очень сомнительная история! - заявила Бенита Шранк.
- А я скажу: “Все очень просто!”. Эта Фредерика давно не видела племянника, но помнила, что он приходил в больницу, когда его мать слегла, и на нем была желтая куртка с черным орлом на правом рукаве. Я посмотрел на фото. Брюгге лежит на левом боку, из-под одеяла видно правое плечо с нашивкой черного орла. Голова не стрижена. Матрац - из дома. Удар по голове бревном - и проблема решена. Кого убили? Бомжа. Кому он нужен? Для богатых бездомные из-под моста - мусор, бандиты. Они прикончили племянничка в пьяной драке и - концы в воду, - сказал староста бомжей Форст.
- Домыслы! - отрезала прокурор Шранк.
Судья решил иначе. Прервал заседание и попросил полицию разыскать и доставить в суд Фредерику Ламберт.
* * *
Долго искать ее не пришлось. Фредерика вселилась в отцовский дом и, когда к ней явились полицейские, сразу выдала себя. Гости не успели и слова сказать, как Ламберт закричала:
- Господи, что стряслось с моим племянником?
Узнав, что ее вызывают в качестве свидетельницы по делу графа фон Гладбаха, Фредерика сказала, что полиция напрасно тратит время.
- Понятия не имею, кто он, я и в глаза никогда не видела этого господина!
Она вошла в зал судьи Хольда и - надо же! - в дверях столкнулась с Домиником, но не узнала его.
- Доброе утро, тетя Рика! - сказал Краузе.
- Кто это? Ты?! Не может быть...
Ясное дело, Фредерика категорически отрицала свою причастность к убийству Алекса Брюгге, но забыла выбросить из своей увесистой сумочки билет на ночной поезд в Малагу и авиабилет в Мексику. Тем временем в судебной лаборатории проверили кровь на полене и обнаружили, что во время убийства преступница вонзила в свою руку довольно большую занозу, и ее кровь просочилась через перчатку, смешавшись с кровью убитого. Исследование ДНК подтвердило, что убийцей является Фредерика Ламберт. Все дальнейшие вопросы отпали сами по себе.
* * *
Приговор судейской коллегии гласил: пожизненное лишение свободы. В Германии так наказывают преступников за умышленное убийство.
Георг МОРДЕЛЬ
