Прогулка по главному художественному музею

Как всегда, осенью гигантский Метрополитен-музей, самый крупный и самый богатый музей мира обрушивает на любителей искусства каскад новых выставок, поражающих своим разнообразием, оригинальностью и высочайшей ценностью представляемых собраний и редкостей. Именно в этом великолепном музее можем мы познакомиться с искусством лучших мастеров всех времен и народов.
Наша газета всегда оперативно сообщает вам о самых значительных выставках в ведущих музеях Нью-Йорка. Вот и сейчас Метрополитен открывает в своих залах четыре новые экспозиции, о которых мы коротко расскажем.

1. Ричард Аведон,
ас фотопортрета
Фотохудожник Ричард Аведон известнейший. Это не просто фотограф. Это гений фотоискусства. Мастер света и тени. Волшебник аксонометрии, умеющий непостижимым образом придавать фигурам на плоской фотографии скульптурную объемность, выпуклость барельефа. В фотографии он живописец, скульптор, график. Но прежде всего, портретист и жанрист. Открывая выставку его фотопортретов, директор музея Филиппе де Монтебелло сказал, что единственный фотохудожник, с которым можно сравнить Аведона, - это великий французский портретист Надар, достигший в искусстве таких же высот и давший ему так же много. Практически за полтора века.
Ричард Аведон - истинный американец. И дело не только в том, что он родился, учился и большую часть жизни прожил в Нью-Йорке. Он несет в себе американский дух, глубинность Ирвинга Шоу, понимание человеческой души и человеческих поступков, сдобренное грустным юмором О’Генри, мудрую насмешливость Марка Твена плюс блеск, специфику и скорость подачи газетной иллюстрации. Он ветеран журнала «Ньюйоркер», работал в «Вог», в «Харпер Базар». Он не только ас фотопортрета, он еще и ас газетного фоторепортажа.
Аведона прославила его работа в Голливуде. Тогда, в пятидесятых, был он молод, но, как мастер, состоялся сразу и определенно. Делал фотографии не звезд, но артистов. Каждый такой портрет - это и персонаж, и актер, и личность - Бастер Китон, Мэриен Андерсон, но особенно Мерилин Монро, словно провидевшая ужасную, таинственную свою смерть.
Тогда же сделал Аведон очень сложный психологически портрет физика Роберта Оппенгеймера, десять лет спустя - постаревшего художника-дадаиста Марселя Дюшампа (увядшего великого любовника - печальное зрелище, боже, как снял его Аведон!), а еще двадцатью с лишним годами позже (в 1991 году) создан был портрет Иосифа Бродского.
Мне приходилось видеть много хороших портретов Бродского. Выделить могу два. Портрет Нины Аловерт, теперь рядом с ним - работу Ричарда Аведона. Тут истинно шагаловское «копание в естестве», проникновение в душу. До дна
И брови, как крылья
известных птиц,
Над взором, которому
нет границ
В мире огромном ни вспять,
ни впредь,
Который Незримому дал
Смотреть.

У Аведона множество фотографий американских политических деятелей, газетных, радио - и телемагнатов, банкиров, актеров, писателей - совокупный портрет эпохи. Он делал и отличные панорамные групповые снимки - знаменитую свою «Семью», серию фото «Роллинг стоунс», ряд характерных жанровых картинок. Некоторые из них удивляют: обнаженные парни - сложены отлично, красивы, но как-то невеселы, все, что дала природа, как говорится, без фиговых листочков, рядом некто с нежным личиком наивной провинциалки, густой гривой длинных кудрей, девичьей грудью, женственными изгибами тела и тем, что Бог ввинтил Адаму в причинное место, сотворяя его. Что это? Кто это? Гермафродит? Транссексуал? (впрочем, были ли они в 60-х)? Или это какая-то извращенная шутка, не понятая мною? Дальше в развернутой этой фотопанораме уже одетые художники знаменитой студии великого американского журналиста, художника Энди Уорхола и сам он.
И самое интересное, наверно, все же то, что приходит с годами. Это последние работы Аведона. Жизнь поубавила оптимизма, добавила горечи и скепсиса в работы мастера, стал он прозорливее, мудрее и тоньше. Еще мудрее? Еще тоньше? Еще мастеровитей? Да лучшему (как и худшему) нет предела. Сделанные в 90-х портрет Роя Лихтенштейна, в 2001-м - Гарольда Блума, в 2002 - Ли Фридландер - это шедевры.
Но по-прежнему вершиной творчества великого американца можно считать два портрета - предсмертную фотографию его отца Джейкоба Израэля Аведона и портрет пасечника, как символ национального американского характера и силы духа: жизнь сложна, но, несмотря на каждодневные и ежечасные ее укусы, на наскакивающие на нас и больно жалящие проблемы, мы остаемся стойкими, а потому побеждаем. Всегда и везде. Как бы ни было трудно.
2.Набег
кочевников
...Нас тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами.
Да, скифы мы, да, азиаты мы
С раскосыми и жадными очами.
Александр Блок

Снова в музее веют ветры, снова стелются ковыли, и вдыхаем мы вольный дух степей: здесь открылась выставка тех произведений искусства, что украшали трудный быт кочевников, и речь здесь идет о самых разных народах - от южно-русских степных сарматских и скифских племен, потом Южный Урал, Южная Сибирь, Тянь-Шань, Северный Китай, Монголия. Мы оперируем сегодняшними географическими и этнографическими понятиями, не все из которых в ту отдаленнейшую пору, от VII, скажем, века до н. э. до II века н. э., существовали.
Это были племена разных языковых групп (так, скифы относились к протоиранской) да и генетически были они разных корней, но кочевой образ жизни диктовал им общность обычаев, быта и нравов, даже общность мировоззренческих систем, чему есть многочисленнейшие «вещные» доказательства и бережно передаваемые как реликвии из поколения в поколение в кочевьях их потомков, и найденные археологами, главным образом, в разного рода могильниках - степных курганах, каменных завалах, горных пещерах, среди лесных буреломов, где таились кладбища далеких предков под спаянным льдом грунтом. Сокровища древних кочевых племен евразийских степей увлеченно и кропотливо собирал, посвятив многосложному этому делу всю жизнь, Юджин Соу. И теперь представлена она в музейных залах.
Для нас это не только знакомство с уникальными тончайшей ручной работы поделками, это еще и увлекательнейшее путешествие сквозь время, пространство и чужую, полную тайн, давным давно отлетевшую жизнь через весь гигантский материк к Тихому океану.
Степи, пустыни, предгорья, горы, леса. Каспий и Арал, Байкал и Балхаш, реки, куда более полноводные, леса, полные зверья. Нужно было жить, выживать. Представьте себе эту жизнь - в зной и в стужу, в шатрах, где рожали, растили детей, играли свадьбы, варили, шили, болели, умирали, прислушивались к каждому шороху. Где каждый куст был другом - мог скрыть, но и врагом, потому что за ним мог прятаться зверь или враг, и побеждал тот, кто был искусней в бою. С детских лет - охотник, воин, мастеровой, умеющий все. А тот, кто не умел, кто слаб, трус, болен, - обречен. Впрочем, прошли тысячелетия, а ситуационно все, увы, в общем-то, пусть не столь буквально, но осталось в наших нью-йоркских кочевьях - точно.
Но вернемся на выставку. Что во все века утешало, лечило, отражало жизнь во всех ее проявлениях? Ну, конечно же, искусство! И мы видим все - от примитива до сложнейшего узорочья. То, чем кочевники жили: война и мир, мифы и быт, праздники и будни, свадьбы и похороны...
Все народы, и оседлые, и кочевые, почитали умерших предков, оттого в их гробницах, а уж особенно в усыпальницах царей, вождей, полководцев, а иногда и прославленных своими подвигами воинов, скрыты захороненные вместе с ними боевое оружие, посуда, конская сбруя, кони, а подчас и рабы, и даже любимые жены. Найдено и множество всяческих украшений. Вот тор - тяжелое, изукрашенное чеканкой кольцо, за которое цеплялись покрывало невесты и подвески. Бронзовые, золотые, керамические украшения. Разнообразные пряжки с виртуозно выполненными сценами охоты и битв. И грозный скифский меч с превосходно отделанной рукоятью - наверняка греческая работа. Стало быть, издавна развита была торговля.
В V веке до н. э. греческий историк Геродот совершил путешествие в Скифию и подробно рассказал о быте, обычаях, боевом вооружении различных племен, обитавших на территории нынешних южноукраинских и южнорусских степей, и отметил их храбрость, мастерство наездников и воинскую выучку. Те же качества отмечали китайские купцы и путешественники, посещая стойбища других кочевых народов юго-восточной Сибири, Северного Китая и Монголии.
Удивительно, но ни одно из кочевых племен не оставило никаких письменных документов, даже неизвестно, была ли письменность хоть у одного из их народов. Потому еще более ценны лепные и литые свидетельства их жизни. А скульптура, кузнечное и литейное дело были у них развиты не хуже, чем у оседлых соседей.
Века, века вас старый горн ковал
И заглушал грома лавины, - писал о скифах Блок. Как образно и как верно! Великолепное кованое оружие, мечи, литая тяжеленная чаша с крышкой - колдрон. Такую с костра ветер не перевернет.
Кувшин для вина, ритон - рог с головой оленя: органические остатки на их стенках говорят, что ставили их в захоронение не пустыми, а чтобы мог знатный и отважный муж и на том свете наслаждаться пьянящим священным напитком, из далеких краев привезенным.
Диадемы, браслеты с превосходной чеканкой говорят о мастерстве художников и тонком вкусе заказчиков. Они перед нами, словно живые - их лица, фигуры, их одежда, убранство, оружие и их кони, друзья, от быстроты и смекалки которых часто зависел и исход битвы, удача на охоте, а порой и жизнь хозяина. Вот он - конь, неизменный спутник, помощник кочевника, главный персонаж его жизни и его искусства. Ух, какой конь - сила, ветер, огонь! Сколько динамики в его фигурках, сколько любви и почитания вложили в свою работу безвестные мастера.
И конь, и баран, и в пружину сжавшийся горный козел, и олень с неправдоподобно ветвистыми рогами - все это родовые и племенные тотемы. Их рога сплетены в сложный орнамент, для каждого племени, для каждой местности свой. Динамичность поразительная, они прекрасны - символ силы, быстроты и неуязвимости. Тотем, оберег - значение этих фигурок не исчезло, они были унаследованы потомками тех народов, которых много столетий тому назад поглотила река времени.
Они проходят перед нами - сильные, ловкие, суровые люди. Знающие, что такое опасность и умеющие противостоять ей. И знающие, что такое подлинное мужество. А на вазах и барельефах, на узорах пряжек, шлемов видим мы рядом с воинами изображения отважных всадниц - молодые женщины зачастую сражались и охотились рядом с мужьями и братьями, а то и становились на место погибших. Немало находили женских черепов, рассеченных мечом, пробитых стрелой или копьем.
Но славили древние не только воинскую доблесть своих соплеменниц, но и красоту, изящество, гибкость и, конечно же, невероятную сексуальность. Взгляните, сколь эротична молодая охотница, борющаяся с леопардом. Не правда ли, ее поза скорее напоминает томительное ожидание поцелуя?

3.Ландшафты
в китайской
живописи
Из диких степей, из скромных, продуваемых всеми ветрами юрт кочевников совершаем мы прыжок в изысканные дворцы китайской знати с их утонченным, тысячелетиями выпестованным искусством. В том крыле Метрополитен, что отдано восточным искусствам от времен древнейших до наших дней, открылись две весьма любопытные выставки. Не предполагала даже, насколько это интересно, а главное, успокаивающе. Для меня это важно. А для вас?
Нет, спутать китайское ландшафтное искусство с каким бы то ни было другим просто невозможно. Это удивительный, вдохновенный, особенный симбиоз живописи и графики, всегда сопровождаемый иероглифическим стихотворным текстом. Очень жаль, что не даны переводы, так что мы можем их лишь примысливать. Вообще коллекция Марии-Хэлен и Ги Вейль считается одной из самых полных, тем более что обнимает их собрание искусство практически почти целого тысячелетия и нескольких сменивших друг друга династий, а соответственно, философских концепций и художественных стилей. Словом, даже те, кого китайские пейзажи, кимоно, вышивки и каллиграфия раньше не волновали, найдут для себя массу нового и интересного так же, как и в раскинувшейся по соседству очень своеобразной выставке.

4. Письменные образы
Их целые полсотни образцов на этот раз японской вершинной каллиграфии плюс дюжина живописных и скульптурных шедевров. Тут уже потревожено несколько коллекций - экспонаты ценнейшие, самому старому около полутора тысяч лет. Ловлю взгляд загадочных раскосых глаз из глубины веков. Удивительное искусство.
Его строгая, ненавязчивая красота, его немногословие, четкость линий, устремленность ввысь, виртуознейшее мастерство, какая-то особая пластика, особые интерьеры, место картины или вазы в этом интерьере - все это нам, вероятно, недоступно. Мне кажется, я уже и постичь не смогла бы. Совершенно неизвестные имена сверхталантливых художников. Торийи Кийомасу (XVII век), умерший в 20 лет, но успевший создать школу графиков, Окумура Масанобу, Кайгетсудо Анчи.
Прекрасные женские фигуры, эротичные сцены, но рядом - самурайский меч, как символ мужского начала, ибо мужчина, прежде всего, - воин, женщина в его жизни вторична, она его вдохновляет, о нем заботится, готовит его к подвигу. Подвиг - главное его предназначение, воспеваемое поэтами и художниками. Но любовь всевластна везде и всегда, и о ней японские хокку
Прозрачная волна у белых берегов,
Раскинутых, как белоснежный шарф,
Порой бурлит, но к берегам не подойдет.
Так ты - ко мне. И полон я тоски...
Какая тончайшая графика! Выписанные на листах лотоса иероглифы - это и искусство, и невероятный труд, терпение, упорство, достойные лучшего применения. Какого? Какого? Кто знает...

Добраться до музея Метрополитен, который расположен на углу 5 Авеню и 82 улицы в Манхэттене, проще всего поездами метро 4,5,6 до остановки «86 Street». Выходной день - понедельник. Плата - по желанию, т.е. можно положить доллар или даже 25 центов и получить билет. Дополнительной платы за посещение выставок нет. А посещать их нужно непременно - это ваше духовное и душевное здоровье и доброе настроение.