ЕВРЕЙСКИЕ ДРУЗЬЯ НИКИТЫ БОГОСЛОВСКОГО

История далекая и близкая

С Никитой Владимировичем Богословским мне довелось в Израиле встречаться дважды - в 1993-м, когда ему исполнилось 80 и в 2002-м после концерта в Петах-Тикве, где он выступал вместе с композитором Оскаром Фельцманом
Что же заставило меня несколько дней упорно искать номер телефона, по которому я мог бы договориться об интервью с Богословским. Вопросов было много, но главный - почему все ближайшие друзья у него - евреи? Прославленные Леонид Утесов и Исаак Дунаевский, Марк Бернес и Александр Цфасман, братья Покрасс и Ян Френкель, а менее известных и не счесть... Уж не еврей ли он сам?
Услышав этот вопрос, он улыбнулся:
- Не вы первый спрашиваете об этом... Но я потомственный русский дворянин. Родился в Петербурге. Не знаю почему, но с юных лет тянет меня к евреям. Когда мне было восемь, первый свой вальс я сочинил и ноты подарил... Кому, как вы думаете? Дочери Леонида Утесова Эдите.
Я вспомнил слухи о том, что композитор Дунаевский покончил жизнь самоубийством. Даже в Краткой еврейской энциклопедии об этом написано. Уж он-то, Богословский, должен об этом знать.
- Чушь, - категорическим тоном заявил Никита Владимирович. - Я был на квартире у Исаака Осиповичв через час после его кончины. И он, и я тогда уже жили в Москве. Он умер от сердечной недостаточности. Только накануне он прилетел из Риги, где давал авторские концерты. Домработница мне рассказала: сидел на кухне, пил кофе. Почувствовал себя плохо, пошел за лекарством. Упал в коридоре, сердце остановилось.
- Откуда же противоположные слухи?
- Знаете, это все придумали столичные сплетники. Никакого самоубийства не было. Так что можете позвонить в редакцию Еврейской энциклопедии. Если они будут ее переиздавать или выпускать дополнительные тома, пусть внесут изменения, ссылаясь на меня.
Мы заговорили о сыновьях Исаака Осиповича. Тогда. При жизни композитора, в 50-х годах, шли разговоры, что все неприятности у Дунаевского начались из-за сына Евгения.
Богословский уточняет:
- У Исаака Осиповича двое сыновей. Младший Максим от второй жены пошел по стопам отца. Очень способный композитор. А старший Женя, был художником. Вот у него и случились какие-то неприятности. Но не на политической почве, а на бытовой. Как сложилась его судьба - не знаю. Мне говорили, что внук Дунаевского живет в Израиле.
Еще Богословский мне рассказал о том, что несмотря на огромную популярность композитора в народе, Сталин недолюбливал Дунаевского. Он был зол на него за два проступка. Во-первых за то, что композитор не сумел (а может быть, не захотел) справиться с сочинением песни во славу вождя. Со свойственным юмором Никита Владимирович, пародируя Сталина, с грузинским акцентом произнес слова кремлевского властелина обращенные на одной из встреч с деятелями искусств непосредственно композитору: “Товарищ Дунавски прыложил вес свой замечателный талант, чтобы эту пэсну о таварыще Сталинэ нихто не пэл... “
В зале стояла мертвая тишина. Я был на этой встрече, - продолжал Богословский, - и подумал, как Исаак выпутается из такого положения? А он встал и как ни в чем не бывало развел руками. И вождь вдруг молча за ним этот жест повторил. У всех отлегло от сердца: “Пронесло!” А Сталин тогда же поручил написать кантату о великом вожде своему любимому придворному композитору Борису Алесандрову.
Иосиф Висарионович невзлюбил Дунаевского и за второй случай: композитор посмел отказаться от подписи под письмом известных советских евреев, которые просили Сталина защитить их от народного “гнева”... Это когда возникло инспирированное вождем “дело врачей” и готовилась депортация евреев.
Во время первой встречи с Никитой Владимировичем я собирал материалы для очерка о Марке Бернесе. И естественно, спросил о том, как родилась самая популярная его песня “Темная ночь”, путевку в жизнь которой дал Бернес. Композитор почему-то ответил на мой вопрос скупо и однозначно:
«Это было в 42-м, на киностудии в Ташкенте. Я сел за рояль и сам исполнил песню. Мелодия всем понравилась, только со словами вышла морока.
И я вспомнил рассказ об этом моего московского приятеля (увы, теперь уже покойного) Виктора Винникова. Он был поэтом и драматургом, писал либретто для оперетт Дунаевского, дружил с Богословским, и они даже в одной концертной бригаде вместе выезжали на фронт. И вот однажды Никита Владимирович сказал Винникову:
- Помоги Витя. Женя Габрилович написал сценарий “Два бойца”. А Леонид Давидович Луков взялся снимать художественный фильм о судьбе этих бойцов. Действие происходит в Ленинграде и на фронте. Нужна хорошая песня. На главные роли приглашены Борис Андреев и Марк Бернес. Сочини что-нибудь душещипательное, а я напишу музыку... Идет?
Винников с просьбой Богословского не справился. Он привык работать с оптимистом Дунаевским, а Никита уж очень был к словам привередлив, к тому же сам сочинял стихи... Между тем в Ташкенте уже шли съемки. Услышав песню, которую сочинил и привез на киностудию Богословский, Винников изрек:
- Никита вспомнишь мои слова, эту песню ждет долгая жизнь...
- Винников оказался прав. Такой же успех выпал моим песням “Шаланды, полные кефали”, “Любимый город”, “Спят курганы темные”, “Лизавета”, даже “Песенка старого извозчика”, которую неподражаемо исполнил Леонид Осипович Утесов...
Разговор наш происходил в холле небольшой тель-авивской гостиницы у моря. На следующий день мы встретились с композитором снова. Когда я вошел к нему в номер Никита Владимирович познакомил меня с находившейся там симпатичной женщиной. Я сразу обратил внимание - она была намного моложе его.
- Это моя супруга, Алла Николаевна, тоже композитор - без тени иронии представил Богословский свою даму. - Знаете, это редчайший случай, когда муж и жена - оба композиторы.
- А вашему творчеству, Никита Владимирович, это не мешает?
- Отнюдь! У Аллы хороший вкус. В моих сочинениях она даже находит погрешности, и я благодарен ей за это... Правда, не всегда. Порой на этой почве возникают даже... конфликты.

И вот почти через десять лет мы встретились снова. Увидев его, я невольно подумал: “Сдал Никита Владимирович, сдал...” На сцену он вышел шаркающей походкой в сопровождении Аллы Николаевны. Хорошо, что рядом преданный человек. Теперь уже она садилась за рояль и играла его популярные мелодии.
А концерт прошел с успехом. И его друг и напарник Оскар Борисович Фельцман тоже был в ударе. Хотя ему уже пошел девятый десяток, он старался изо всех сил: на “бис” были исполнены хорошо знакомые нашей аудитории песни “Венок Дуная” и “Огромное небо”.
Во время антракта я не без колебаний решил пойти за кулисы, засвидетельствовать Никите Владимировичу свое почтение.
- А-а, старый знакомый, - улыбнулся Богословский, увидев меня. - Помню, помню... Вы задавали мне “еврейский вопрос”... Вот я привез в Израиль еще одного чистокровного иудея. Знакомьтесь. Оскар Борисович Фельцман.
Мы обменялись рукопожатием. А Богословский тут же выдал очередную забавную историю:
- Вскоре после войны я, как председатель общества “Франция-СССР” пригласил в Москву группу французских композиторов и шансонье. На встречах со мной были Дунаевский, Утесов и Бернес. А я, кроме роли концертмейстера, выступал как переводчик, французским владею с детства. За кулисами мои друзья замучили меня: “А что Он сказал? А что ты ему ответил? Переведи, Никита, что они хотят”? К счастью, отвлек меня директор ЦДРИ Борис Филиппов. Не помню, что он предложил, по какому поводу пошли мы к нему в кабинет...
Возвращаюсь. И вдруг вижу, в коридоре стоят трое французов и без переводчика беседуют с Дунаевским, Утесовым и Бернесом. Прислушался. Говорят на непонятном мне языке. Шутят, смеются! Вот так номер! “Что он тебе сказал?” - спрашиваю у Марка, когда услышал вопрос молодого шансонье Джо Дассена.
- Ага! - воскликнул Бернес. - Теперь ты у нас попляшешь. Переводить буду я!
- На каком языке вы говорите? - вскричал я. - Почему я ничего не понимаю?
Дунаевский расхохотался и шепнул мне на ухо:
- На идише! Все трое французов - евреи!
Так закончил свой рассказ Богословский.   

Григорий РОЗИНСКИЙ