В ЧЕСТЬ ГАЛИНЫ УЛАНОВОЙ • САНКТ-ПЕТЕРБУРГ – МОСКВА
Культура
8 января исполнилось 100 лет со дня рождения великой русской балерины Галины Улановой.
Уланова родилась в Петербурге, ее отец был артистом и режиссером балета, мать, М.Ф.Романова - танцовщицей Мариинского театра, затем известным педагогом Хореографического училища. У нее в младших и средних классах занималась и Галина Уланова, пока не перешла в класс А.Я. Вагановой. После окончания школы в 1928 году Уланова была принята в труппу Театра оперы и балета им.С.М.Кирова (теперь театру возвращено его прежнее название – Мариинский театр). С 1944 по 1960 год Уланова – балерина Большого театра в Москве, а с 1960 года – репетитор театра. Она впервые выступала на Западе во время лондонских гастролей Большого театра в 1956 году, когда ей было уже 46 лет, танцевала Жизель и Джульетту и сразу получила мировое признание и любовь, именно в Лондоне ее впервые назвали гениальной балериной. Лондон не видел такого грандиозного успеха со времен гастролей Анны Павловой.
Нет смысла перечислять все ее звания и награды, российские и зарубежные, потому что не в них дело. Творчество Улановой – уникальное явление русского балета в советский период. Алексей Толстой назвал ее «обыкновенной богиней», известный английский критик Арнольд Л.Хаскелл писал в предисловии к книге Альберта Кана «Дни с Улановой», что она «не только чудо сцены, но и триумф человеческого духа».
Сколько бы ни писали об этом явлении – танец Улановой, – как бы ни старались в словах передать секрет ее гениальности, мне эти слова Хаскелла кажутся наиболее верными. Триумф человеческого духа! Она принадлежала к творцам, которых выбрало время, чтобы говорит людям о главном. В те самые страшные, бездушные годы советской власти, когда расцветал гений Улановой, балерина всем своим явлением на сцене в каждой роли утверждала этот триумф бессмертной души. Большинство героинь, которых танцевала Уланова, умирали, но всем своим творчеством Уланова доказывала, что нравственность – бессмертна и смертью побеждает насилие. Так Уланова несла надежду, сама не отдавая себе в этом отчета. Я не раз писала о значении Улановой как «голоса времени» в нашей газете.
В России в январе этого года оба театра, в которых танцевала балерина, Мариинский и Большой, показали балетные программы в честь столетия со дня рождения Улановой. Первый вечер состоялся в Мариинском театре 8 января, в день рождения балерины, – в этом театре она впервые вышла на сцену. В этом театре она впервые станцевала (среди прочих) роли, наиболее значительные в ее репертуаре, которые стали почти синонимами ее искусства: Жизель и Джульетту в балете «Ромео и Джульетта», 7-й вальс Шопена в «Шопениане» М.М. Фокина, Марию в «Бахчисарайском фонтане» Р.В. Захарова. В Мариинском театре была показана программа, состоявшая из отдельных актов тех балетов, которые она танцевала. Я не видела этого вечера, поэтому перейду к московской программе.
В Большом театре в честь Улановой 15 января давали «Жизель» в редакции Владимира Васильева и 16-го января – специально составленную программу. Этот вечер я видела, о нем и хочу рассказать.
Уланова в программке к спектаклю была названа «Моной Лизой русского балета». Главным инициатором создания этих юбилейных вечеров стал фонд Галины Улановой, то есть в первую очередь учредитель фонда великий русский танцовщик ХХ века Владимир Васильев. Когда-то, только придя в театр, молоденький танцовщик Васильев впервые выступил в сольной партии в балете «Шопениана», и его партнершей стала Уланова. Впоследствии, уже покинув сцену, она была долгие годы репетитором и другом Васильева и его жены и партнерши Кати Максимовой. После смерти Улановой Васильев, понимающий значение балерины для русской культуры, преданный ее памяти, как был предан великой балерине при жизни, создал Фонд ее имени. Для участия в гала-концерте, посвященном Галине Улановой, Васильев объединил обе труппы - петербургскую и московскую, поскольку творческая жизнь Улановой была связана с судьбой обоих театров. Об этом Васильев и говорил перед началом спектакля в своей речи, обращенной к зрителю.
Московская программа была создана по тому же принципу, что и петербургская: в нее вошли отрывки из тех спектаклей, которые танцевала Уланова. Мариинский театр показал первый акт «Бахчисарайского фонтана» и несколько сцен из первого акта «Ромео и Джульетты». В Большом театре премьер труппы Николай Цискаридзе возобновил для вечера балет «Шопениана» Фокина в редакции Екатерины Гейденрейх, премьеру которого в 1958 году в Большом театре и танцевала Уланова.
Балетные отрывки, которые танцевала труппа Мариинского театра, были тщательно отрепетированы, что имеет большое значение не только для данного выступления. Мне импонирует стремление театра хранить не только классическое наследие, но и наследие ХХ века. Главные роли танцевали молодые артисты, многих из которых я почти не знаю, например, Анастасия Коллегова и Владимир Шкляров – в «Бахчисарайском фонтане» (Мария и Вацлав) и Евгения Образцова в «Ромео и Джульетте» (Джульетта). Ромео танцевал любимый мною Андриан Фадеев, вернувшийся на сцену после серьезной травмы.
Поскольку я видела молодых танцовщиков только в отрывках, мое впечатление о них не было полным и я не буду о них и писать. Я с удовольствием отметила прекрасных солистов, танцевавших краковяк в «Бахчисарайском фонтане», особенно Елену Баженову. Я думаю, Баженова – последняя настоящая замечательная характерная танцовщица, которая еще достойно представляет этот вымирающий (увы!) жанр.
Что касается состава артистов в «Ромео и Джульетте», то здесь просто выделялись исполнители четы Капулетти: Александра Гронская, изящная, благородная, чуть ироничная, и величественный Владимир Пономарев. Они оба чувствовали стиль балета и свои актерские задачи.
Но я совершенно не могу понять назначения Дмитрия Пыхачева на роль Тибальда. Пыхачев, возможно, неплохой характерный танцовщик, но роль Тибальда – вне его амплуа. И в том же спектакле Ислом Баймурадов, темпераментный, яркий артист, танцует малозначительного в этом балете персонажа Бенволио, затмевая временами Александра Сергеева – Меркуцио (хотя Сергеев мне понравился в этой роли). Так и хотелось поменять Пыхачева и Баймурадова местами...
Но действительно сильное впечатление на меня произвела «Шопениана» в исполнении артистов Большого театра. В России существовала и существует не одна версия этого балета Фокина, на Западе хореограф сам создавал другие редакции. Большой театр решил возобновить постановку Гейденрейх в оформлении В.Ф.Рындина, которую, как я писала, на премьере в 1958 году танцевала Уланова.
Сама Гейденрейх в 1923 году, будучи в те годы балериной Петроградского (Мариинского) театра, исполняла мазурку и вальс во второй редакции Фокина. Постановка Гейденрейх сменила постановку Лавровского, в которой на премьере в 1946 году Уланова танцевала 7-й вальс, ноктюрн и мазурку.
«Шопениана» в разных редакциях «прошла» через всю творческую жизнь Улановой: в 1928 году она танцевала «Шопениану» (вальс и мазурку) на выпускном вечере Хореографического училища, в 1960 году «Шопениана» стала ее последним спектаклем,которым она закончила свою балетную карьеру.
Николай Цискаридзе возобновил «Шопениану» в очень сжатый срок, но балет произвел впечатление тщательно подготовленной постановки. Но самое главное – Цискаридзе и репетиторам удалось создать действительно премьерный спектакль, вдохнув в него новую жизнь, но сохранив при этом и стиль и аромат ушедшей эпохи, неизъяснимую красоту этого шедерва.
Прежде всего меня поразил кордебалет, который, казалось, «дышал» и трепетал, сплетая причудливые узоры – волшебные сильфиды танцевали в зачарованном лесу.
Конечно, не так часто рождаются такие истинные романтические балерины, какой была в Мариинском театре Жанна Аюпова, одна из лучших исполнительниц этого балета из тех, кого я видела (я никого не сравниваю с Улановой, высота которой недостижима).
Но надо отдать должное московским балеринам. Мария Александрова, амплуа которой в классическом балете, на мой взгляд, – Раймонда и Медора («Корсар»), то есть «гран балерина» императорского театра, а в романтическом репертуаре – Мирта, но не Жизель, превзошла саму себя, была точна во всех деталях и нюансах. Хотя балерина казалась больше на своем месте в Мазурке, чем в 7-м вальсе.
Более романтичной виделась мне Марианна Рыжкина (Прелюд). Но в основном романтическую тему воплощал Николай Цискаридзе, что, впрочем, и соответствовало смыслу балета: юный поэт, мечтающий лунной ночью, вызывающий своим воображением из лесной чащи прекрасных сильфид.
Танцовщик находится в прекрасной форме, но главное для меня в его исполнении не легкость прыжка или законченность поз, а осмысленность исполнения, музыкальность и выразительность. Не красота арабеска, а стремление к полету за ускользающей сильфидой, наполняющее каждое движение. И вдруг – остановка, тело вытянуто вверх, кисти рук скрестились над опущенной головой... Поэт задумался, сочиняя следующую строфу.
Хореографический монолог Юноши Цискаридзе танцевал как стих, рождаемый Поэтом на наших глазах. При таком исполнении мужской роли весь балет казался поэмой, созданной поэтом о сильфидах.
Единственное, чего не было на сцене, – это лунной ночи. Освещение было ярким на радость фотографам, снимавшим спектакль. Но все-таки лужайка в лесу, где Поэт мечтает и танцует с волшебными девами, не может быть залита солнечным светом. Но этот просчет поправим. Главное – это то, что в театре появился спектакль классического наследия, достойный Большого балета. С чем и поздравляю московскую труппу.
Но есть у этого вечера, созданного в память Улановой, достоинство, о котором стоит говорить отдельно.
В русской балетной среде – я имею в виду и критиков, и теоретиков балета, и даже хореографов и руководителей балетных трупп – существует геростратовская идея: разрушить храм балетного искусства, созданный в прошлом. Отрицание русской балетной культуры ХХ века, недооценка корней и традиций русского балета приводят к разным печальным последствиям, в том числе к стремлению принизить и даже осмеять тех, кто эту культуру создавал.
Презрительное название «советский балет», которое бытует в русской (и западной) балетной среде, на самом деле ничего не означает. Русский балет при советской власти был одним из немногих видов искусства, который меньше других поддавался идеалогизации и, напротив, хранил верность моральным ценностям и стремился к созданию красоты как одной из целей искусства.
Но это слишком большая тема, в связи с чем в честь Улановой я хочу сказать о другом. В московской газете «Театрал» появилась статья, в который написано – излагаю смысл, это не цитата, – что Уланова была чуть ли не «назначена» советской властью великой балериной в силу своего рабоче-крестьянского происхождения, и так далее и тому подобное.
Предположим, человек, написавший эту статью, неграмотен, биографию Улановой не читал и считает, что «великих» артистов можно назначать сверху (удивительно другое, как редактор пропустил такую статью).
Можно было бы не обращать внимания на статью малоизвестного критика. К сожалению, повторяю, судят пренебрежительно о прошлом и другие русские авторы статей и книг. Конечно, сейчас и профессиональное мастерство танцовщиков выросло, и стиль исполнения изменился, но все это не унижает мастеров прошлого.
Как хорошо, что мы никогда не видели никаких записей танцев Вацлава Нижинского! Какое разочарование ожидало бы нас! А ведь Нижинский – слава русского и мирового балета. И это – главное.
Каждое время выдвигает своих выдающихся танцовщиков и хореографов, они соответствуют своему времени, но именно они закладывают традиции, питающие дальнейшее развитие искусства.
Выступление труппы Большого театра в Лондоне оказало огромное влияние на развитие английского балета, не только «Русские сезоны» Дягилева открывали миру красоту русского балета ХХ века. Не могу себе представить, чтобы сегодня в Англии кто-нибудь насмехался над Марго Фонтейн оттого, что сегодня танцуют другие кумиры публики.
Устаревают некоторые балеты не только Макмиллана, но и Баланчина, все это в порядке вещей, новое время требует новых идей и способов выражения этих идей, от прошлого остаются отдельные шедевры. Но никто не будет из-за этого относиться к хореографам прошлого с издевкой, как это бывает сегодня в России.
И во Франции, и в Англии, и в Америке чтят тех, кто создавал искусство своей страны, даже если сегодня их балеты больше не исполняются. Почему же в России можно относиться к своему прошлому так недоброжелательно?
Я считаю, что Владимир Васильев и руководители балетных трупп Большого и Мариинского театра совершили благородный поступок, организовав вечера памяти великой балерины, напоминая зрителям о тех, кто создавал высочайшее балетное искусство России ХХ века.
Уланова родилась в Петербурге, ее отец был артистом и режиссером балета, мать, М.Ф.Романова - танцовщицей Мариинского театра, затем известным педагогом Хореографического училища. У нее в младших и средних классах занималась и Галина Уланова, пока не перешла в класс А.Я. Вагановой. После окончания школы в 1928 году Уланова была принята в труппу Театра оперы и балета им.С.М.Кирова (теперь театру возвращено его прежнее название – Мариинский театр). С 1944 по 1960 год Уланова – балерина Большого театра в Москве, а с 1960 года – репетитор театра. Она впервые выступала на Западе во время лондонских гастролей Большого театра в 1956 году, когда ей было уже 46 лет, танцевала Жизель и Джульетту и сразу получила мировое признание и любовь, именно в Лондоне ее впервые назвали гениальной балериной. Лондон не видел такого грандиозного успеха со времен гастролей Анны Павловой.
Нет смысла перечислять все ее звания и награды, российские и зарубежные, потому что не в них дело. Творчество Улановой – уникальное явление русского балета в советский период. Алексей Толстой назвал ее «обыкновенной богиней», известный английский критик Арнольд Л.Хаскелл писал в предисловии к книге Альберта Кана «Дни с Улановой», что она «не только чудо сцены, но и триумф человеческого духа».
Сколько бы ни писали об этом явлении – танец Улановой, – как бы ни старались в словах передать секрет ее гениальности, мне эти слова Хаскелла кажутся наиболее верными. Триумф человеческого духа! Она принадлежала к творцам, которых выбрало время, чтобы говорит людям о главном. В те самые страшные, бездушные годы советской власти, когда расцветал гений Улановой, балерина всем своим явлением на сцене в каждой роли утверждала этот триумф бессмертной души. Большинство героинь, которых танцевала Уланова, умирали, но всем своим творчеством Уланова доказывала, что нравственность – бессмертна и смертью побеждает насилие. Так Уланова несла надежду, сама не отдавая себе в этом отчета. Я не раз писала о значении Улановой как «голоса времени» в нашей газете.
В России в январе этого года оба театра, в которых танцевала балерина, Мариинский и Большой, показали балетные программы в честь столетия со дня рождения Улановой. Первый вечер состоялся в Мариинском театре 8 января, в день рождения балерины, – в этом театре она впервые вышла на сцену. В этом театре она впервые станцевала (среди прочих) роли, наиболее значительные в ее репертуаре, которые стали почти синонимами ее искусства: Жизель и Джульетту в балете «Ромео и Джульетта», 7-й вальс Шопена в «Шопениане» М.М. Фокина, Марию в «Бахчисарайском фонтане» Р.В. Захарова. В Мариинском театре была показана программа, состоявшая из отдельных актов тех балетов, которые она танцевала. Я не видела этого вечера, поэтому перейду к московской программе.
В Большом театре в честь Улановой 15 января давали «Жизель» в редакции Владимира Васильева и 16-го января – специально составленную программу. Этот вечер я видела, о нем и хочу рассказать.
Уланова в программке к спектаклю была названа «Моной Лизой русского балета». Главным инициатором создания этих юбилейных вечеров стал фонд Галины Улановой, то есть в первую очередь учредитель фонда великий русский танцовщик ХХ века Владимир Васильев. Когда-то, только придя в театр, молоденький танцовщик Васильев впервые выступил в сольной партии в балете «Шопениана», и его партнершей стала Уланова. Впоследствии, уже покинув сцену, она была долгие годы репетитором и другом Васильева и его жены и партнерши Кати Максимовой. После смерти Улановой Васильев, понимающий значение балерины для русской культуры, преданный ее памяти, как был предан великой балерине при жизни, создал Фонд ее имени. Для участия в гала-концерте, посвященном Галине Улановой, Васильев объединил обе труппы - петербургскую и московскую, поскольку творческая жизнь Улановой была связана с судьбой обоих театров. Об этом Васильев и говорил перед началом спектакля в своей речи, обращенной к зрителю.
Московская программа была создана по тому же принципу, что и петербургская: в нее вошли отрывки из тех спектаклей, которые танцевала Уланова. Мариинский театр показал первый акт «Бахчисарайского фонтана» и несколько сцен из первого акта «Ромео и Джульетты». В Большом театре премьер труппы Николай Цискаридзе возобновил для вечера балет «Шопениана» Фокина в редакции Екатерины Гейденрейх, премьеру которого в 1958 году в Большом театре и танцевала Уланова.
Балетные отрывки, которые танцевала труппа Мариинского театра, были тщательно отрепетированы, что имеет большое значение не только для данного выступления. Мне импонирует стремление театра хранить не только классическое наследие, но и наследие ХХ века. Главные роли танцевали молодые артисты, многих из которых я почти не знаю, например, Анастасия Коллегова и Владимир Шкляров – в «Бахчисарайском фонтане» (Мария и Вацлав) и Евгения Образцова в «Ромео и Джульетте» (Джульетта). Ромео танцевал любимый мною Андриан Фадеев, вернувшийся на сцену после серьезной травмы.
Поскольку я видела молодых танцовщиков только в отрывках, мое впечатление о них не было полным и я не буду о них и писать. Я с удовольствием отметила прекрасных солистов, танцевавших краковяк в «Бахчисарайском фонтане», особенно Елену Баженову. Я думаю, Баженова – последняя настоящая замечательная характерная танцовщица, которая еще достойно представляет этот вымирающий (увы!) жанр.
Что касается состава артистов в «Ромео и Джульетте», то здесь просто выделялись исполнители четы Капулетти: Александра Гронская, изящная, благородная, чуть ироничная, и величественный Владимир Пономарев. Они оба чувствовали стиль балета и свои актерские задачи.
Но я совершенно не могу понять назначения Дмитрия Пыхачева на роль Тибальда. Пыхачев, возможно, неплохой характерный танцовщик, но роль Тибальда – вне его амплуа. И в том же спектакле Ислом Баймурадов, темпераментный, яркий артист, танцует малозначительного в этом балете персонажа Бенволио, затмевая временами Александра Сергеева – Меркуцио (хотя Сергеев мне понравился в этой роли). Так и хотелось поменять Пыхачева и Баймурадова местами...
Но действительно сильное впечатление на меня произвела «Шопениана» в исполнении артистов Большого театра. В России существовала и существует не одна версия этого балета Фокина, на Западе хореограф сам создавал другие редакции. Большой театр решил возобновить постановку Гейденрейх в оформлении В.Ф.Рындина, которую, как я писала, на премьере в 1958 году танцевала Уланова.
Сама Гейденрейх в 1923 году, будучи в те годы балериной Петроградского (Мариинского) театра, исполняла мазурку и вальс во второй редакции Фокина. Постановка Гейденрейх сменила постановку Лавровского, в которой на премьере в 1946 году Уланова танцевала 7-й вальс, ноктюрн и мазурку.
«Шопениана» в разных редакциях «прошла» через всю творческую жизнь Улановой: в 1928 году она танцевала «Шопениану» (вальс и мазурку) на выпускном вечере Хореографического училища, в 1960 году «Шопениана» стала ее последним спектаклем,которым она закончила свою балетную карьеру.
Николай Цискаридзе возобновил «Шопениану» в очень сжатый срок, но балет произвел впечатление тщательно подготовленной постановки. Но самое главное – Цискаридзе и репетиторам удалось создать действительно премьерный спектакль, вдохнув в него новую жизнь, но сохранив при этом и стиль и аромат ушедшей эпохи, неизъяснимую красоту этого шедерва.
Прежде всего меня поразил кордебалет, который, казалось, «дышал» и трепетал, сплетая причудливые узоры – волшебные сильфиды танцевали в зачарованном лесу.
Конечно, не так часто рождаются такие истинные романтические балерины, какой была в Мариинском театре Жанна Аюпова, одна из лучших исполнительниц этого балета из тех, кого я видела (я никого не сравниваю с Улановой, высота которой недостижима).
Но надо отдать должное московским балеринам. Мария Александрова, амплуа которой в классическом балете, на мой взгляд, – Раймонда и Медора («Корсар»), то есть «гран балерина» императорского театра, а в романтическом репертуаре – Мирта, но не Жизель, превзошла саму себя, была точна во всех деталях и нюансах. Хотя балерина казалась больше на своем месте в Мазурке, чем в 7-м вальсе.
Более романтичной виделась мне Марианна Рыжкина (Прелюд). Но в основном романтическую тему воплощал Николай Цискаридзе, что, впрочем, и соответствовало смыслу балета: юный поэт, мечтающий лунной ночью, вызывающий своим воображением из лесной чащи прекрасных сильфид.
Танцовщик находится в прекрасной форме, но главное для меня в его исполнении не легкость прыжка или законченность поз, а осмысленность исполнения, музыкальность и выразительность. Не красота арабеска, а стремление к полету за ускользающей сильфидой, наполняющее каждое движение. И вдруг – остановка, тело вытянуто вверх, кисти рук скрестились над опущенной головой... Поэт задумался, сочиняя следующую строфу.
Хореографический монолог Юноши Цискаридзе танцевал как стих, рождаемый Поэтом на наших глазах. При таком исполнении мужской роли весь балет казался поэмой, созданной поэтом о сильфидах.
Единственное, чего не было на сцене, – это лунной ночи. Освещение было ярким на радость фотографам, снимавшим спектакль. Но все-таки лужайка в лесу, где Поэт мечтает и танцует с волшебными девами, не может быть залита солнечным светом. Но этот просчет поправим. Главное – это то, что в театре появился спектакль классического наследия, достойный Большого балета. С чем и поздравляю московскую труппу.
Но есть у этого вечера, созданного в память Улановой, достоинство, о котором стоит говорить отдельно.
В русской балетной среде – я имею в виду и критиков, и теоретиков балета, и даже хореографов и руководителей балетных трупп – существует геростратовская идея: разрушить храм балетного искусства, созданный в прошлом. Отрицание русской балетной культуры ХХ века, недооценка корней и традиций русского балета приводят к разным печальным последствиям, в том числе к стремлению принизить и даже осмеять тех, кто эту культуру создавал.
Презрительное название «советский балет», которое бытует в русской (и западной) балетной среде, на самом деле ничего не означает. Русский балет при советской власти был одним из немногих видов искусства, который меньше других поддавался идеалогизации и, напротив, хранил верность моральным ценностям и стремился к созданию красоты как одной из целей искусства.
Но это слишком большая тема, в связи с чем в честь Улановой я хочу сказать о другом. В московской газете «Театрал» появилась статья, в который написано – излагаю смысл, это не цитата, – что Уланова была чуть ли не «назначена» советской властью великой балериной в силу своего рабоче-крестьянского происхождения, и так далее и тому подобное.
Предположим, человек, написавший эту статью, неграмотен, биографию Улановой не читал и считает, что «великих» артистов можно назначать сверху (удивительно другое, как редактор пропустил такую статью).
Можно было бы не обращать внимания на статью малоизвестного критика. К сожалению, повторяю, судят пренебрежительно о прошлом и другие русские авторы статей и книг. Конечно, сейчас и профессиональное мастерство танцовщиков выросло, и стиль исполнения изменился, но все это не унижает мастеров прошлого.
Как хорошо, что мы никогда не видели никаких записей танцев Вацлава Нижинского! Какое разочарование ожидало бы нас! А ведь Нижинский – слава русского и мирового балета. И это – главное.
Каждое время выдвигает своих выдающихся танцовщиков и хореографов, они соответствуют своему времени, но именно они закладывают традиции, питающие дальнейшее развитие искусства.
Выступление труппы Большого театра в Лондоне оказало огромное влияние на развитие английского балета, не только «Русские сезоны» Дягилева открывали миру красоту русского балета ХХ века. Не могу себе представить, чтобы сегодня в Англии кто-нибудь насмехался над Марго Фонтейн оттого, что сегодня танцуют другие кумиры публики.
Устаревают некоторые балеты не только Макмиллана, но и Баланчина, все это в порядке вещей, новое время требует новых идей и способов выражения этих идей, от прошлого остаются отдельные шедевры. Но никто не будет из-за этого относиться к хореографам прошлого с издевкой, как это бывает сегодня в России.
И во Франции, и в Англии, и в Америке чтят тех, кто создавал искусство своей страны, даже если сегодня их балеты больше не исполняются. Почему же в России можно относиться к своему прошлому так недоброжелательно?
Я считаю, что Владимир Васильев и руководители балетных трупп Большого и Мариинского театра совершили благородный поступок, организовав вечера памяти великой балерины, напоминая зрителям о тех, кто создавал высочайшее балетное искусство России ХХ века.
comments (Total: 3)
"В русской балетной среде – я имею в виду и критиков, и теоретиков балета, и даже хореографов и руководителей балетных трупп – существует геростратовская идея: разрушить храм балетного искусства, созданный в прошлом. Отрицание русской балетной культуры ХХ века, недооценка корней и традиций русского балета приводят к разным печальным последствиям, в том числе к стремлению принизить и даже осмеять тех, кто эту культуру создавал." - очень верно подмечено. Слишком много развелось некомпетентных, политизированных, а иногда и просто продажных "критиков", охаивающих советских артистов только по политическим соображениям.
Поздравлять не с чем. "Шопениана" не могла появиться, потому что не исчезала из репертуара Большого, исполнялась она и в прошлом сезоне. Сейчас Цискаридзе зачем-то одел Сильфид в розовые юбки цвета пастилы - почему Аловерт не пишет об этом? Это же главное новшество, а остальное - как раньше. Какой уж тут лунный свет!