ЕВРЕЙСКИЕ ОРАНГУТАНГИ
Юмор
В зоологический парк одного из больших приморских центров тогда еще необъятной родины, из далекой, разбросанной на островах, но очень дружелюбной страны доставили парочку орангутангов. Трудно сказать, по какой причине (то ли животные кому-то показались “обрезанными”, то ли еще что-то сыграло свою роль), но нарекли их Семой и Зямой, сразу зачислив в “евреи”.
Любили они подшучивать над персоналом зоопарка. Не раз входившие к Семе и Зяме сотрудники впоследствии находили у себя в карманах старые, пустые и грязные пачки сигарет, порванные лотерейные билеты или традиционную банановую кожуру. Что касается женщин, то тут самцы были более избирательны и деликатны: одним осторожно вставляли соломинки в волосы, других удостаивали травинками или даже цветками. Причем как исхитрялись все столь виртуозно и незаметно проделать, трудно было представить: никто не мог поймать за руку мохнатых любителей розыгрышей. Больше всего удивлялся Федотыч, заведующий отделом приматов.
- Да не подходил я сегодня ни к тому, ни к другому, - будто кому-то докладывал он, - на кой они мне нужны проказники? Да и сами “сема-зяма” ко мне на два метра не приближались, отлеживаясь на своих тюфяках, юные бездельники, однако в кармане целую свалку мелкого мусора обнаружил, словно полчаса в мусорном баке копался, мусор коллекционируя.
Единственный человек, которому орангутанги беспрекословно подчинялись, был Максим Петрович, директор зоологического сада. Едва ему стоило оказаться поблизости от клетки, как Сема и Зяма будто выстраивались по команде смирно и наивно-послушными глазищами поедали начальство, всем своим видом показывая покорность и уважение (вожак - он и есть вожак!). На остальных подобная благодать не снисходила. Но больше всего доставалось не персоналу (все-таки “свои”), а гостям зоопарка.
Стоило кому-нибудь из посетителей приблизиться к клетке на меньшее, чем предписывалось, расстояние, тут же напротив него оказывался Сема или Зяма. Причем не со злобным криком или ехидничающей рожей, а выражая полное радушие и гостеприимность. Даже готовностью поделиться с гостем половинкой надкушенного банана.
Пока посетитель приходил в себя от подобного дружеского отношения, позволял себе расслабиться и даже собирался вступить с “братом старшим” (согласно теории Дарвина) в прямой физический контакт (ну как не погладить столь милую зверюшку!), орангутанг цепкими пальцами ловко ухватывал что-либо из вещей гостя и уносил предмет внутрь клетки, всем своим видом показывая, что готов вернуть его - но лишь за вкусное вознаграждение. Благо лоток со сладостями и мороженым находился поблизости.
Возмущенный зритель, ставший жертвой коварного воришки, тут же взывал к сотрудникам зоопарка, дабы они возвратили его вещь. Но те как раз старательно медлили. Во-первых, большинству из них были весьма симпатичны Сема и Зяма, а во-вторых, они терпеть не могли назойливых посетителей, стремящихся слишком близко пообщаться “с представителями дикой фауны”. Так что обворованным, в конце концов, приходилось платить “выкуп”, после чего пропажа к ним быстро и мирно возвращалась (случаев двойного шантажа за орангутангами не наблюдалось).
А бОльшую часть времени разомлевшие от жары и влажности животные мирно лежали в тени, почесывая себе самые разные места и не обращая внимания на окружающих. То ли рождение в неволе, то ли иные обстоятельства (отсутствие самки) сделали Сему и Зяму настоящими друзьями. В отличие от своих собратьев по воле они не выясняли отношений, не боролись за пальмовую ветку лидерства, и не тузили друг друга на потеху публике (чем нередко занимались иные приматы). Как-то само собой между ними мирно согласовывалась граница раздела: одно отходило Семе, другое - Зяме. Споров между молодыми обезьянами никогда не возникало, что вызывало еще большую симпатию у персонала зоопарка.
Но не все обожали орангутангов. Один из обслуги, Василий Петрович, подчищая клетки с Семой и Зямой, частенько собирая разбросанные объедки, вполголоса про себя повторял: “У, морды жидовские!” Неизвестно, было ли это вызвано врожденными природными качествами или приобретено по ходу жизни с ее нелегкими обстоятельствами, но в связи с отсутствием среди сотрудников лиц известной национальности Василий Петрович тихо отводил свою простую незамысловатую душу на двух красавцах-приматах.
Вряд ли орангутанги понимали сложность развития межнациональных отношений в социалистическом обществе, но явную вражду уборщика не почувствовать к себе не могли. И потому как бы ненароком под ногами Василия Петровича время от времени невесть каким образом возникали шкурки от тех же злосчастных бананов, о которые он и поскальзывался, со страшным шумом падая на землю, где, тоже абсолютно случайно, оказывалось... ну сами понимаете что.
За этими сценами, продолжавшимися с периодической последовательностью, издали любили наблюдать многие. Поднявшись, уборщик уже во весь голос честил “пархатых уродов”, а Сема и Зяма, не вступая с ним в перепалку (ранг не позволял), продолжали почесывания и поглаживания, вроде бы нисколько не интересуясь событиями, происходящими на подведомственной им территории.
Так все было бы до скончания века, не случись приехать в зоологический сад из уж совсем большого областного центра проверяющей комиссии, состоящей из двух солидных мужей при галстуках и суровой женщины в роговых очках. Комиссия числилась по профсоюзной линии, но вникала во все вопросы (как и полагалось в то время). И Василий Петрович, очистив свой рабочий комбинезон после очередного падения, поспешил доложить приезжим товарищам о царящем здесь безобразии и бесчинстве.
Сами орангутанги, как и дурно пахнущий уборщик, особого энтузиазма у проверяющих не вызвали, но вот их “национальное происхождение” членов комиссии отчего-то не на шутку взволновало.
- Почему животные заделались евреями? - недоумевал первый из проверяющих. - Ведь в городе нет ни одного памятника еврею, ни одной улицы, названной в честь лиц еврейской национальности, ни иных атрибутов, принадлежавших этому народу. Я бы еще понял, если бы орангутанги прибыли к нам из сионистского государства, но они представляют дружескую страну, чье правительство напрочь не переносит верных прислужников мирового империализма! Странное решение, скажу я вам!
- С другой стороны, - возразил первому, поддерживая его основную мысль, второй, - евреи являются полноправными гражданами Советского Союза. Они работают во многих отраслях народного хозяйства, служат учеными и артистами, и будет крайне неприлично, чисто с интернациональной точки зрения, наделять двух обезьян конкретной нацией, ничего общего с ними не имеющей!
- Да и любому проверяющему товарищу из столицы бросится в глаза подобное несоответствие. Как мы тогда будем выглядеть в их глазах?! - пригвоздила третья член комиссии, давая понять, что на каждого проверяющего товарища имеется свой проверяющий товарищ.
Директор зоопарка пытался отнекиваться, кивал на неудачное чувство юмора у заведующего отделением приматов, на отсутствие бдительности у партийной организации (состоявшей всего из трех человек), но отбиться от выговора ему не удалось. Как и от решения “срочно принять меры по поставленному вопросу”.
После отъезда комиссии Зяму переименовали в Захара, а Сему в Савелия (правда, в связи с последующей эмиграцией Савелия Крамарова начальству пришлось снова поломать голову!). Но от “перестановки мест”, то есть имен, мало что изменилось. Орангутанги продолжали свою “невольничью” жизнь за решеткой, выкрадывая мелкие и средние предметы у доверчивых посетителей, сотрудники упрямо втихую называли их Семой и Зямой (в том числе и Василий Петрович, столь нелюбящий животных), а зрители первым делом шли смотреть на “еврейских орангутангов”.
Ведь не столь важно, как тебя зовут-величают, главное, чтобы держали в тепле, почаще кормили и не забывали о сладостях. А что еще человеку, то бишь орангутангу, надо?!!
Ян ЗАРЕЦКИЙ
Любили они подшучивать над персоналом зоопарка. Не раз входившие к Семе и Зяме сотрудники впоследствии находили у себя в карманах старые, пустые и грязные пачки сигарет, порванные лотерейные билеты или традиционную банановую кожуру. Что касается женщин, то тут самцы были более избирательны и деликатны: одним осторожно вставляли соломинки в волосы, других удостаивали травинками или даже цветками. Причем как исхитрялись все столь виртуозно и незаметно проделать, трудно было представить: никто не мог поймать за руку мохнатых любителей розыгрышей. Больше всего удивлялся Федотыч, заведующий отделом приматов.
- Да не подходил я сегодня ни к тому, ни к другому, - будто кому-то докладывал он, - на кой они мне нужны проказники? Да и сами “сема-зяма” ко мне на два метра не приближались, отлеживаясь на своих тюфяках, юные бездельники, однако в кармане целую свалку мелкого мусора обнаружил, словно полчаса в мусорном баке копался, мусор коллекционируя.
Единственный человек, которому орангутанги беспрекословно подчинялись, был Максим Петрович, директор зоологического сада. Едва ему стоило оказаться поблизости от клетки, как Сема и Зяма будто выстраивались по команде смирно и наивно-послушными глазищами поедали начальство, всем своим видом показывая покорность и уважение (вожак - он и есть вожак!). На остальных подобная благодать не снисходила. Но больше всего доставалось не персоналу (все-таки “свои”), а гостям зоопарка.
Стоило кому-нибудь из посетителей приблизиться к клетке на меньшее, чем предписывалось, расстояние, тут же напротив него оказывался Сема или Зяма. Причем не со злобным криком или ехидничающей рожей, а выражая полное радушие и гостеприимность. Даже готовностью поделиться с гостем половинкой надкушенного банана.
Пока посетитель приходил в себя от подобного дружеского отношения, позволял себе расслабиться и даже собирался вступить с “братом старшим” (согласно теории Дарвина) в прямой физический контакт (ну как не погладить столь милую зверюшку!), орангутанг цепкими пальцами ловко ухватывал что-либо из вещей гостя и уносил предмет внутрь клетки, всем своим видом показывая, что готов вернуть его - но лишь за вкусное вознаграждение. Благо лоток со сладостями и мороженым находился поблизости.
Возмущенный зритель, ставший жертвой коварного воришки, тут же взывал к сотрудникам зоопарка, дабы они возвратили его вещь. Но те как раз старательно медлили. Во-первых, большинству из них были весьма симпатичны Сема и Зяма, а во-вторых, они терпеть не могли назойливых посетителей, стремящихся слишком близко пообщаться “с представителями дикой фауны”. Так что обворованным, в конце концов, приходилось платить “выкуп”, после чего пропажа к ним быстро и мирно возвращалась (случаев двойного шантажа за орангутангами не наблюдалось).
А бОльшую часть времени разомлевшие от жары и влажности животные мирно лежали в тени, почесывая себе самые разные места и не обращая внимания на окружающих. То ли рождение в неволе, то ли иные обстоятельства (отсутствие самки) сделали Сему и Зяму настоящими друзьями. В отличие от своих собратьев по воле они не выясняли отношений, не боролись за пальмовую ветку лидерства, и не тузили друг друга на потеху публике (чем нередко занимались иные приматы). Как-то само собой между ними мирно согласовывалась граница раздела: одно отходило Семе, другое - Зяме. Споров между молодыми обезьянами никогда не возникало, что вызывало еще большую симпатию у персонала зоопарка.
Но не все обожали орангутангов. Один из обслуги, Василий Петрович, подчищая клетки с Семой и Зямой, частенько собирая разбросанные объедки, вполголоса про себя повторял: “У, морды жидовские!” Неизвестно, было ли это вызвано врожденными природными качествами или приобретено по ходу жизни с ее нелегкими обстоятельствами, но в связи с отсутствием среди сотрудников лиц известной национальности Василий Петрович тихо отводил свою простую незамысловатую душу на двух красавцах-приматах.
Вряд ли орангутанги понимали сложность развития межнациональных отношений в социалистическом обществе, но явную вражду уборщика не почувствовать к себе не могли. И потому как бы ненароком под ногами Василия Петровича время от времени невесть каким образом возникали шкурки от тех же злосчастных бананов, о которые он и поскальзывался, со страшным шумом падая на землю, где, тоже абсолютно случайно, оказывалось... ну сами понимаете что.
За этими сценами, продолжавшимися с периодической последовательностью, издали любили наблюдать многие. Поднявшись, уборщик уже во весь голос честил “пархатых уродов”, а Сема и Зяма, не вступая с ним в перепалку (ранг не позволял), продолжали почесывания и поглаживания, вроде бы нисколько не интересуясь событиями, происходящими на подведомственной им территории.
Так все было бы до скончания века, не случись приехать в зоологический сад из уж совсем большого областного центра проверяющей комиссии, состоящей из двух солидных мужей при галстуках и суровой женщины в роговых очках. Комиссия числилась по профсоюзной линии, но вникала во все вопросы (как и полагалось в то время). И Василий Петрович, очистив свой рабочий комбинезон после очередного падения, поспешил доложить приезжим товарищам о царящем здесь безобразии и бесчинстве.
Сами орангутанги, как и дурно пахнущий уборщик, особого энтузиазма у проверяющих не вызвали, но вот их “национальное происхождение” членов комиссии отчего-то не на шутку взволновало.
- Почему животные заделались евреями? - недоумевал первый из проверяющих. - Ведь в городе нет ни одного памятника еврею, ни одной улицы, названной в честь лиц еврейской национальности, ни иных атрибутов, принадлежавших этому народу. Я бы еще понял, если бы орангутанги прибыли к нам из сионистского государства, но они представляют дружескую страну, чье правительство напрочь не переносит верных прислужников мирового империализма! Странное решение, скажу я вам!
- С другой стороны, - возразил первому, поддерживая его основную мысль, второй, - евреи являются полноправными гражданами Советского Союза. Они работают во многих отраслях народного хозяйства, служат учеными и артистами, и будет крайне неприлично, чисто с интернациональной точки зрения, наделять двух обезьян конкретной нацией, ничего общего с ними не имеющей!
- Да и любому проверяющему товарищу из столицы бросится в глаза подобное несоответствие. Как мы тогда будем выглядеть в их глазах?! - пригвоздила третья член комиссии, давая понять, что на каждого проверяющего товарища имеется свой проверяющий товарищ.
Директор зоопарка пытался отнекиваться, кивал на неудачное чувство юмора у заведующего отделением приматов, на отсутствие бдительности у партийной организации (состоявшей всего из трех человек), но отбиться от выговора ему не удалось. Как и от решения “срочно принять меры по поставленному вопросу”.
После отъезда комиссии Зяму переименовали в Захара, а Сему в Савелия (правда, в связи с последующей эмиграцией Савелия Крамарова начальству пришлось снова поломать голову!). Но от “перестановки мест”, то есть имен, мало что изменилось. Орангутанги продолжали свою “невольничью” жизнь за решеткой, выкрадывая мелкие и средние предметы у доверчивых посетителей, сотрудники упрямо втихую называли их Семой и Зямой (в том числе и Василий Петрович, столь нелюбящий животных), а зрители первым делом шли смотреть на “еврейских орангутангов”.
Ведь не столь важно, как тебя зовут-величают, главное, чтобы держали в тепле, почаще кормили и не забывали о сладостях. А что еще человеку, то бишь орангутангу, надо?!!
Ян ЗАРЕЦКИЙ
comments (Total: 1)