ПОСЛЕДНЕЕ ИНТЕРВЬЮ, или история ОДНОГО ПЕРЕВОДА

Как известно, в советские времена широко афишировался так называемый “расцвет культуры народов СССР”. Время от времени проводились “дни” и “декады” культуры разных республик и другие громкие мероприятия, целью которых было показать всему миру достижения национальной политики в стране социализма. Поощрялось также появление национальных поэтов и писателей, что подтверждало бы наличие этого расцвета. И если их недоставало, находились способы создавать таковых, пусть даже “на голом месте”.
К творчеству таких авторов относятся скептически, поскольку проверить истинную ценность их произведений, не читая подлинников, не представляется возможным. Очевидно, поэтому бытует легенда (или истина?) о том, что какой-то поэт с неудобной фамилией, желая всё-таки напечататься, под одним из своих стихотворений подписался понравившимся ему именем - Джамбул Джабаев. Фамилия понравилась. Стихотворение тоже - и появилось в печати.
А когда понадобилось показать “товар лицом”, начались поиски поэта с такой фамилией. И они увенчались “успехом”: нашли Жамбыла Жабаева, 1846 года рождения, который ещё мальчиком взял в руки домбру, решив стать акыном. Известно, что он научился искусству импровизации и пел только на казахском языке. Прожив почти сто лет (умер в 1945 году), он вряд ли умел писать, а из русских слов, как говорят злые языки, усвоил только одно слово - “гонорар”. Между тем вся страна знала такие его стихи, как “Великий сталинский закон” и “Ленинградцы, дети мои!”.
Остаётся нерешённым вопрос: какова роль самого акына в подписанных его именем произведениях? Нечто подобное происходило и с другими поэтами. Достаточно вспомнить имя лезгинского ашуга Сулеймана Стальского (1868 - 1937). Безграмотный бродячий певец с лёгкой руки Максима Горького превратился в “Гомера ХХ века”. Стихи, посвящённые революции, партии большевиков, Сталину, он слагал устно. И Джамбулу Джабаеву, и Сулейману Стальскому приписывали не только стихи, но и целые поэмы о Сталине. Как пишет А.Астраханов в книге “Загадка смерти Сталина”, их заставляли пересказывать оды древних восточных певцов о добрых шахах, халифах и султанах, а русские поэты переводили их на русский язык, подвергнув необходимой по тому времени модернизации. Таким образом, вместо славных эпических героев появлялся только один Сталин.
Произведения таких поэтов широко распространялись в различных изданиях, включались в школьную программу. Многие русские поэты, не имея доступа к печатным изданиям, вынуждены были “кормиться” переводами с языков народов ССР.
Так сложилась творческая судьба Юлии Моисеевны Нейман (1907 - 1994).
Теперь всем известно имя этой замечательной поэтессы. Но мало кто знает, что её первый сборник стихов, притом сильно урезанный, вышел лишь в 1974 году, когда поэтессе исполнилось 67 лет. Она с юных лет увлекалась творчеством Рильке, изучала искусство перевода, писала стихи, которые не “вписывались” в советскую действительность. Жилось ей трудно. Когда об этом рассказали Семёну Липкину, он познакомил её с Давидом Кугульдиновым. Так началась её активная переводческая работа. Позже Яков Козловский порекомендовал Расулу Гамзатову привлечь Юлию Нейман к работе над переводом его поэмы “Берегите матерей”. И она сделала замечательный перевод, который стал очень популярным и многократно переиздавался.
Несколько слов об упомянутом выше Семёне Израилевиче Липкине (1911 - 2003).
Русский поэт и переводчик, участник Великой Отечественной войны, он переводил поэзию, преимущественно эпическую, с восточных языков. В частности, аккадский эпос “Поэма о Гильгамеше”, калмыцкий эпос “Джангар”, киргизский эпос “Манас”. Автор романа “Декада”, нескольких книг стихов и воспоминаний о В.Гроссмане, О.Мандельштаме, А.Тарковском и др. В 1979 году вместе со своей женой Инной Лиснянской и Василием Аксёновым вышел из Союза писателей СССР, протестуя против исключения из Союза Виктора Ерофеева и Евгения Попова.
Следует отметить характерную деталь: его дебютный сборник увидел свет тогда, когда Семёну Израилевичу исполнилось 56 лет.
Яков Айзикович Хелемский (1914 - 2003) - русский поэт, прозаик, переводчик, участник Великой Отечественной войны, автор многих популярных песен и поэтических сборников (“Там, где ты прошёл”, “Вторая половина дня”, “Четвёртая ступень”, “В начале седьмого...”.
Всю свою жизнь он переводил со славянских языков и делал это, по его признанию, с любовью. Он раскрыл русскому читателю таких белорусских поэтов, как Аркадий Кулешов, Максим Танк, Петрусь Бровка и Пётр Панченко (всего 11 изданий). В 1987 году в Москве вышла его книга переводов “Из речи в речь”.
У нас может возникнуть вопрос: почему многие прекрасные поэты в советские времена так интенсивно занимались переводами? Известно, что в стране господствовал жёсткий общественный и литературный климат, поэтому трудно было, а подчас и невозможно напечатать произведения, не совпадающие с господствующими идеологическими установками. По этой причине поэты вынуждены были заниматься переводами. Это были мастера своего дела, и в сфере переводческого творчества они оставались верны себе. Не случайно Арсений Тарковский как-то сказал: “Заткнули поэтам рты и радуются, что у нас возникла первоклассная переводческая школа!”.
Школа-то первоклассная, но ведь среди национальных авторов было много таких, как Джамбул Джабаев и Сулейман Стальский. Здесь уместно процитировать Г.Свирского, который в своей книге “На лобном месте” пишет:
“...Сломленный, почти нетрезвый и остроумный поэт Михаил Светлов, кормившийся переводами с языков народов СССР, однажды был остановлен в Клубе писателей бесталанным толстяком-туркменом, который начал упрекать Светлова в том, что тот “перевёл его стих совсем-совсем неправильно”.
“Будешь шуметь, - весело сказал подвыпивший Светлов, - переведу тебя обратно”.

Иначе обстоит дело с аварским поэтом Расулом Гамзатовым. Как бы кто к нему ни относился, это человек совершенно другого порядка. Родившись в семье народного поэта Дагестана Гамзата Цадасы, он рано начал писать стихи и печататься на аварском языке. Ещё до учёбы в Литературном институте им. М.Горького, в 1943 году, вышла его первая книга под красноречивым названием “Пламенная любовь и жгучая ненависть”. А в 1947 году появилась первая книга стихов на русском языке. С тех пор вышло из печати 25 книг Расула Гамзатова на аварском и русском языках. Он перевёл на родной язык стихи и поэмы Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Шевченко, Блока, Маяковского, Есенина и других авторов.
Песни, книги, спектакли по его пьесам, балеты, фильмы по его произведениям - всё это говорит о его необычайной популярности в советское время. Одно только перечисление почётных должностей и полученных наград занимает целую страницу. В отличие от многих номенклатурных поэтов Гамзатова любили и уважали не только власти. В последние годы жизни он оставался едва ли не единственным человеком, чей авторитет на Кавказе был непререкаем. В начале 90-х годов, в разгар сепаратистских настроений в Дагестане, Гамзатов с присущей ему афористичностью сказал: “Дагестан никогда добровольно в Россию не входил и никогда добровольно из России не выйдет”.
В своих публичных выступлениях Гамзатов отличался оригинальностью мышления и остроумием. Он был весёлым человеком. Про него ходило множество анекдотов, которые он любил пересказывать, уверяя, что это правда. В разгар антиалкогольной кампании и запрещения продажи спиртных напитков он на съезде Союза писателей сказал: “Ну что ж. Будем приносить в себе”.
А вот одна из его многочисленных эпиграмм:
Резолюция на заявлении в литфонд:
Прошу из соответствующих смет
подателю помочь деньгами снова.
И нам известно: он плохой поэт,
но дети литератора плохого
не знают, что в семье талантов нет,
и просят есть, как дети Льва Толстого.
Песни на слова Гамзатова пели и поют самые популярные певцы. Известно, что “Журавли” в переводе Наума Гребнева, впервые прозвучавшие в исполнении Марка Бернеса в 1969 году, генсек Брежнев не мог слушать без слёз.
Правда, у нас может возникнуть вопрос: какова роль переводчиков в том, что на русском языке стихи Гамзатова столь любимы и популярны. А переводили его истинные мастера пера, как Илья Сельвинский и Сергей Городецкий, Семён Липкин и Юлия Нейман. Особенно плодотворно работали с ним Наум Гребнев, Яков Козловский, Яков Хелемский, Юнна Мориц, Елена Николаевская и другие.
Однако подавляющее большинство произведений Расула Гамзатова на русский язык перевели Наум Исаевич Гребнев (1921 - 1988) и Яков Абрамович Козловский (1921 - 2001). Оба участники войны, оба в 1949 году (на год раньше Гамзатова) окончили Литературный институт. Однако с изданием собственных стихов, по известной причине, у обоих возникли непреодолимые трудности. Достаточно сказать, что Якову Козловскому только на 71-м году жизни удалось напечатать свои стихи в сборнике “Разноплемённая молва” (1992 год). В то же самое время в переводах Якова Козловского печатались стихи Гамзата Цадасы, Кайсына Кулиева, Чанка, А.Шомахова, Д.Мамсурова, А.Ковусова, Р.Рашидова, Б.Шинкубу и многих других, чьи имена давно забыты. Исключение - Расул Гамзатов.
Наумом Гребневым и Яковом Козловским были переведены известные сборники Расула Гамзатова: “Высокие звёзды”, “Мулатка”, “А что потом?”, “Третий час”, “Берегите друзей”, “Избранное” т.1, “Библиотека избранной лирики”.
А вот ещё один красноречивый пример. В 1986 году в Москве была издана книга стихов Расула Гамзатова “Чётки лет. Лирика”. Из 375 стихотворений 201 перевёл Наум Гребнев, 124 - Яков Козловский. Остальные 50 - другие переводчики. Именно поэтому Гребневу и Козловскому мы обязаны тем, что в русской поэзии звучит имя Расула Гамзатова.
Я бы покривил душой, если бы не сказал о том, что не все готовы снять шляпу перед памятью Расула Гамзатова. Почему? Потому что, во-первых, люди не приемлют его “любовных” отношений с властью. И, во-вторых, потому что именно переводчикам, их мастерству он обязан тем, что его произведения стали столь популярными. Это он подтвердил в своём последнем интервью.
Так или иначе, а поэт есть, пусть даже в переводах. И весьма значительный.
В газете “Московские новости” (номер 34 от 6-13 сентября 1999 года) было напечатано интервью Расула Гамзатова, которое он дал Юрию Васильеву в одной из московских кардиоклиник, озаглавленное очень красноречиво: “Чёрный ящик” его жизни.
Поэт, в частности, сказал: “Нынче и переводить меня некому - Гребнев умер, Козловский болеет”. И он прочитал Васильеву подстрочник своего стихотворения “Чёрный ящик”. Привожу его полностью:

“Прошла ещё одна ночь, открыл окно - какие же новости в мире сейчас?
Луч солнца, обмакнувшийся в чёрной реке, какой новый укол ты сделаешь этой больной стране?
Болеет земля - как женщина, которой матерью не дано стать.
Болеет любовь, ставшая наркотиком. Тысячесерийный “Санта-Дагестан”, не кончается твой путь никогда.
Мой конь пал, я несу седло на спине. Не пойдёшь ли со мной в святые места, чтобы отмолить грехи?
Я как чабан, на чью отару упала скала, стою на вершине с палкой своей.
А ты, внизу идущий, не видел ли отары моих годов, что разбрелись по всему свету?
Самолёт горит, парашюта нет - как пилот, я падаю.
Молодой друг, новый друг, не поискал бы ты “чёрный ящик” моей жизни?
Но у тебя нет времени - ты идёшь вверх.
Как фуникулёр: ты - вверх, я - вниз”.
Это интервью Расула Гамзатова оказалось последним. А к жалобам на отсутствие переводчиков трудно было остаться безразличным. Таким образом автору этих строк, не знающему ни слова по-аварски, выпала уникальная возможность перевести стихотворение Расула Гамзатова с подстрочника, сделанного самим автором.
Возникает вопрос: а такое возможно ли? Ответ на него я нашёл у самого поэта. На книге, подаренной своему переводчику Якову Козловскому, он написал:

Когда стихи Гамзата и Чанка*
Переводил ты, сам слывя поэтом,
Я сожалел при том, что ты при этом
Аварского не ведал языка.
Теперь ты переводишь молодых,
Каких у нас в Аварии немало,
А то, что с языком оригинала
Ты незнаком, лишь ободряет их.
*Чанка (Тажутдин) (1867 - 1909)

После такого признания можно смело браться за перевод, пользуясь профессионально сделанным подстрочником. Так возник “Чёрный ящик” на русском языке:

Пришёл рассвет. Я распахнул окно.
Что в мире нового за эту ночь случилось?
Луч солнца, опустившийся на дно
чернеющей реки, скажи на милость,
какой укол ты сделаешь стране,
чтоб излечить её от ран невыносимых?
Страна больна, и как сдаётся мне,
на женщину похожа, что не в силах
стать матерью. Болеет и любовь -
любви наркотик продаётся в дозах,
не надо искренних и нежных слов:
в забвении надежды, чувства, грёзы.
Мой Дагестан! Святой мой Дагестан!
Твой путь уходит зримо в бесконечность,
но пал мой конь от нанесённых ран,
он до сих пор служил мне безупречно.
Теперь несу седло я на спине...
Пойдёшь ли ты со мной в места святые, чтоб отмолить грехи в заветной тишине -
в надежде на пришествие мессии?
Я как чабан, на чью отару с гулом обрушилась скала. И я с вершины
кричу: “Эй, ты, идущий по аулу!
Отары лет моих не видел ныне?
Тех лет, которые по свету разбрелись?”
...Пылает самолёт. Без парашюта
лечу я, кувыркаясь вниз.
Идёт к концу последняя минута. К тебе я обращаюсь, юный друг:
ты поищи мой чёрный ящик жизни.
Тебе заняться этим недосуг?
Я говорю, поверь, без укоризны.
Нет времени? И это не каприз?
Наш путь - фуникулёр.
И жизни ход измерен.
Знамение судьбы? Нет, я не суеверен:
твоё движенье - вверх,
моё движенье - вниз.

Можно смело предположить, что Расул Гамзатов, предъявляя интервьюеру свой подстрочник, надеялся, что стихотворение всё-таки увидит свет, потому что он очень хотел выразить своё отношение к происходящим в стране событиям и донести свои тревожные мысли до русского читателя.
Альфред ХОДОРКОВСКИЙ