ИДИШ ПО-НЬЮ-ЙОРКСКИ
Эту историю мне как-то рассказал редактор “Секрета” Владимир Плетинский. Гулял он, значит, по Бродвею, и вдруг навстречу - здоровенный негр... простите за неполиткорректность, афроамериканец. В вязаной разноцветной не то кипе, не то растаманской шапочке. А в руке его - коробочка с надписью на иврите: “цдака”. Идет он по бродвейскому тротуару, раскачивается и причитает:
- Ой-вэй! Вэй из мир! Ой-вэй!
А потом выдает длинную тираду на идише, смысл которой отдаленно напоминает слоган Кисы Воробьянинова насчет шести дней голодания бывшего депутата государственной думы. Проходивший мимо гражданин в лапсердаке завел с афроамерикоевреем (а как еще назовешь чернокожего американца, говорящего на идише?) разговор. Не по-английски, а на том самом языке, который мы называем материнским. Негр без видимых усилий ответил. Поболтали они, мистер в черной шляпе бросил пару монеток в коробочку мистера в разноцветной кипе, и оба, довольные друг другом, разошлись.
Позднее мой собеседник увидел надписи “Здесь говорят на идише” в нескольких магазинах Нью-Йорка и даже в пиццерии, где дружно работали китаец, мексиканец и выходец из желтой жаркой Африки. На вопрос: “Аф идиш ферштейн?” все трое с радостью закивали: “Ё-ё!” Китаец добавил:
- А гутн тог! Вус вилстэ?
Не исключаю, что это был китаец из знаменитого еврейского анекдота. Помните? Ну, который считал, что хозяин ресторана вместо оплаты за труд обучает китайца-официанта английскому, а на самом деле тот научил его идишу...
Если на Манхэттене спуститься ниже 34-й улицы, то, чем дальше от “Эмпайр Стейт Билдинг”, тем “евреистее”. Здесь идиш можно услышать еще чаще, чем в районе Сентрал-парка, Бродвея или престижной части Пятой авеню. Но там уже его носителями будут не столь экзотические экземпляры, что описаны выше, а самые нормальные евреи, чаще всего, восточноевропейского происхождения.
* * *
Лет сорок назад Голда Мейр сказала:
- В Нью-Йорке мне часто приходится выбирать, на каком языке говорить. Все понимают английский, но очень многим хочется поговорить со мной на идише.
Сегодня, конечно, с ней предпочли бы говорить по-английски. Хотя и любители пообщаться на “мамэ-лошн” тоже наверняка нашлись бы.
* * *
Эти нью-йоркские истории я вспомнил на днях, открыв номер газеты “New York Times” и прочитав заметку Сэма Робертса “Yiddish Resurfaces as City`s 2nd Political Language” (“Идиш снова становится вторым политическим языком в Нью-Йорке”). Думаю, что вам будет интересно ознакомиться с ее содержанием.
В 1897 году Исаак Фромм, претендент на должность мэра Нью-Йорка, прежде всего, от еврейской общины Нижнего Ист-Сайда, сделал ставку в своей избирательной кампании на сторонников мамэ-лошн, дабы опровергнуть инсинуации соперников о том, что он - ирландец. В 1922 году Фиорелло Ла Гуардия был переизбран в Конгресс от Восточного Гарлема после того, как отпор прозвучавшим в его адрес обвинениям в антисемитизме он дал... на прекрасном идише! Ла Гуардия, сын еврейки и итальянца, свободно говорил на мамэ-лошн, и в этом языке у него соперников не было.
То, что идиш остаётся вторым языком нью-йоркских политиков, было вновь продемонстрировано во время расширенных дебатов между мэром города Майклом Блумбергом и сенатом штата.
Блумберг заявил, что без голосования перенести заседание сената по расширению контроля над системой школьного образования в Нью-Йорке - настоящий “мишигас” (безумие, сумасшествие” - идиш).
В ответ на это сенатор штата Хирам Монсеррат заявил: “Мы считаем, что было бы безумием не привлекать родителей-непрофессионалов к обсуждению вопросов образования детей. В противоположность широко используемому слову “мишигене” мы хотели бы также сказать, что нам не нужна никакая “йента” (на идише - нечто вроде простоватой болтушки) на другой стороне этих дебатов”.
Ни господин Монсеррат, испанец по происхождению, ни господин Блумберг, еврей, не были абсолютно точны в своём идише, пишет Сэм Робертс. Но случайное использование еврейских словечек в их речах является еще одним напоминанием о том, каким универсальным языком был и остается идиш - не только в Нью-Йорке, где евреи сейчас составляют менее одной пятой части электората на выборах мэра, но даже за его пределами.
Еврейский экс-мэр Нью-Йорка Эдвард Ирвинг Коч назвал главную причину того, почему нью-йоркские политики постепенно переходят к идишу:
- Все они хотят быть гражданами мира.
Комик Джеки Мейсон сказал, что господин Блумберг чувствовал бы себя более скованно, используя идиш лет 10-15 назад.
- Это сейчас круто быть евреем, - заметил он. - А тогда еврею, бывало, с трудом и с большой осторожностью приходилось произносить еврейское слово. Двадцать лет назад сам господин Мейсон вынужден был раскаиваться, когда на него ссылались как на человека, вставлявшего в свою речь идишское слово “шварцэ”, считавшееся унизительным для афроамериканцев. Об этом в своих мемуарах написал Дэвид Динкинс, кандидат в мэры от Демократической партии. Господин Мейсон позднее извинился. “Я - комедийный актёр, - сказал он тогда, - а не политик”. Но слово “шварцэ” отныне произносил с заминкой.
В 1998 году сенатор Альфонсе Д’Амато назвал своего оппонента - демократа Чарльза Шумера “поцом” (думаю, вам не стоит переводить это крепкое словцо). Резкая реакция на слова Д’Амато была естественной еще и в силу того, что сам этот господин обладает репутацией очень грубого человека.
Но вернемся к Блумбергу и его неожиданному интересу к мамэ-лошн.
- Я думаю, что мэр Блумберг, возможно, использовал идиш как способ заполучить свой “кугл” и съесть его, - сказал Майкл Векс, автор книг “Рождённый для нытья” и “Просто скажи “ну” (книги о языке идиш - Примеч. перев.). - Использование Блумбергом слова “мешугене” - не непривычная в данном случае синтаксическая ошибка, оно должно быть предназначено для усиления этого смысла и в то же самое время придаёт речи выражение более искреннее, нежели ощущение угрозы. Такая мысль, что это - безумие, чистое и простое, усиливается за счёт подразумевания того, что английскому языку просто не хватает слов, чтобы описать, ощущения возмущенного человека.
Вместо того чтобы пересекать здесь этнические линии, мэр Блумберг, возможно, преподносит себя как обыкновенного человека, который из-за того, что ему выпала участь быть евреем, выражает себя в диалекте, который близок его сердцу, - добавил господин Векс.
По его мнению, сенатор Монсеррат поднимает ставки, хотя называет мэра бабским словечком “йента”. Но какой бы ни была мотивация мэра в обращении к идишу, эти дебаты с сенаторами-демократами, которые хотели ослабить контроль администрации мэра за школами, демонстрируют, что обе стороны в споре между собой зашли дальше, чем это выражается идишским словом “мишигас”.
* * *
Спор между Блумбергом и Монсерратом показывает, что идиш превратился в “усилительный” момент во время дебатов. Так же, как в бродвейских мюзиклах или фильмах Вуди Алена еврейское словцо придает особый колорит, звуча при этом вполне естественно, так и в политике оно - пусть и неверно произнесенное, - привносит эмоциональную окраску.
Ну что ж, и это хорошо: ведь что бы ни подогревало интерес к идишу, все служит продлению жизни этого прекрасного языка. Вот только, боюсь, за пределами религиозных еврейских общин на нем скоро будут разговаривать только собирающие “цдаку” афроамериканцы да китайцы из пиццерии...
Игорь ФАЙВУШОВИЧ
