Перманентная исламская революция
В мире
В субботу мировая пресса, ссылаясь на телеканал CNN-Turk, распространила сообщение о том, что на пятничной молитве, состоявшейся накануне в Тегеранском университете, в арсенале иранской оппозиции появились новые лозунги: «Смерть России» и «Смерть Китаю».
Для тех, кто, например, в России сочувственно отнесся к требованию оппозиционеров «восстановить справедливость», нарушенную при подсчете голосов, эти лозунги стали неприятной неожиданностью. Однако ничего удивительного в их появлении нет.
После того, как в 1979 году исламская революция в Иране привела к замене монархического режима правлением клерикалов, после того, как новый режим не только выжил в многолетней изнурительной войне с Ираком, но и укрепился, после того, как, несмотря на давление мирового сообщества, Иран вплотную приблизился к созданию собственного ядерного оружия - после всего этого никто не мог предположить, что эту страну ждут политические потрясения. Казалось, что за три десятилетия, прошедшие с момента прихода к власти имама Хомейни, ему самому и его последователям удалось создать социум, руководствующийся в повседневной жизни нормами шиитской версии ислама, а в жизни международной – фанатичным стремлением к распространению своей идеологии на другие страны. Именно поэтому массовые волнения, вызванные недавними президентскими выборами в Иране, вызвали во всем мире повышенный интерес, а кое у кого даже симпатию к протестующим.
Действительно, иранские власти не останавливаются ни перед чем для нейтрализации оппозиции. Аресты и убийства стали обычным делом. Западные СМИ требуют от правительств своих стран немедленно вмешаться в ход событий. О части иранских религиозных деятелей, не согласившихся с результатами голосования, газета The Times сочувственно писала: «Им, как и усталым иранским демонстрантам, нужна поддержка. Где же реакция «восьмерки?»
Под этим заявлением мог бы подписаться любой представитель «прогрессивного человечества». Но, если вдуматься, события в Иране совершенно не соответствуют тем стереотипам, под которые эти представители вольно или невольно подгоняют то, что они видят.
Прежде всего, ни один из руководителей так называемой оппозиции не требует ничего, кроме пересмотра результатов голосования. Есть, конечно, лозунги, как бы обрамляющие основное требование. Это общие слова о восстановлении справедливости, искоренении коррупции, и все такое прочее. Из чего следует, что в том случае, если бы место нынешнего президента Ирана занял один из лидеров «бунтовщиков», то внешнеполитический курс страны не претерпел бы существенных изменений.
Что же вызвало столь необычную для послереволюционного Ирана активность? Для того, чтобы понять это, надо вспомнить историю тоталитарных государств недавнего прошлого. Все они после того, как к власти приходил «вождь», довольно быстро “закостеневали”. Жесткая идеологическая конструкция помогала им выстоять в борьбе с внешними и, главное, с внутренними врагами. Но эта же жесткость конструкции становилась тормозом, препятствующим развитию страны. Всякий раз, когда это происходило, в подобных государствах вступали в действие процессы, призванные произвести перенастройку системы. Иногда эти процессы инспирировались лидером, иногда – теми группировками, которые этих лидеров выдвигали. Но, поскольку народ в тех условиях, которые складывались к тому времени, уже был жестко обработан идеологической машиной, поскольку в этих условиях проявлялось нечто сходное со «стокгольмским синдромом», когда люди начинают видеть в той системе, от которой зависят их жизни, единственную гарантию собственного существования, инициаторам процессов перенастройки приходится делать ставку на наименее «зомбированную» часть общества. Чаще всего таковой является молодежь.
При кажущейся несхожести происходящего ныне в Иране с той мыслью, которую я высказал, я бы поостерегся отвергать ее сходу. Слишком много свидетельствует в ее пользу.
Пожалуй, самым ярким примером использования молодежи с целью изменить ситуацию является китайская «культурная революция», когда многомиллионные отряды «юных застрельщиков революции» по призыву Мао «открыли огонь по штабам», то есть сместили и уничтожили тех в руководстве страны и на местах, кто перестал соответствовать представлениям Мао Цзедуна о том, какими должны быть руководители в тот конкретный исторический момент. Я думаю, излишне напоминать о том, что после выполнения поставленной перед ними задачи «хунвейбины» исчезли с политической арены Китая, причем многие из них исчезли в полном смысле слова.
К тому моменту, когда в Иране происходили президентские выборы, иранское общество уже перестало воспринимать результат исламской революции 1979 года как некое знаменательное событие. Нормы жизни во всех ее аспектах, введенные аятоллами, стали привычной данностью. Настолько привычной, что уже не вызывали священного трепета, гордости и прочих чувств, которые должны испытывать граждане столь идеологизированного государства, как Иран. Кроме того, последствия многолетней войны с Ираком, а также изоляция страны на мировой арене, вызванная ракетно-ядерными амбициями руководства, существенно ухудшили качество жизни. Обвинения во всех бедах иранского народа в адрес внешнего врага - «большого сатаны», то есть США, начали звучать для простых людей уже не столь убедительно. Возникла необходимость во враге внутреннем, причем во враге известном, четко персонифицированном, легко узнаваемом. Таким врагом был «назначен» Махмуд Ахмадинеджад. Вполне возможно, что к нему вскоре может присоединиться и «духовный лидер» страны имам Хаменеи.
Не беда, что и Хаменеи, и Ахмадинеджада никак нельзя заподозрить в симпатиях к «врагам» Ирана. Им в вину вполне можно поставить непоследовательность в защите исламской революции, медлительность в экспорте ее идей за пределы страны да все что угодно, вплоть до повышения цен. Исламская революция в лице ее вождей, шиитских клерикалов, вполне способна отсечь «нездоровую часть» собственного организма для того, чтобы избежать заражения остальной части бациллой усталости и неверия. Если среди этой «нездоровой» части окажется кто-то из высших функционеров - что ж, это их беда. Об этом должен знать всякий, ставящий себя на службу подобным революциям.
А что же «оппозиционеры», о которых столь печется прогрессивное человечество? Те, кто по призыву своих вождей выходят на улицы, под пули полиции? Им уготована та же участь, что и китайским «хунвейбинам». Они должны выполнить возложенную на них задачу, после чего никого не будут интересовать. Участь печальная... Тем более, что их бросили на борьбу не за освобождение страны от власти аятолл, а за укрепление этой власти.
Исламская революция продолжается, и вскоре мы сможем увидеть ее новое обличье, «модернизированное». Что, впрочем, не изменит ее сути и поставленных перед ней задач – распространения ислама за пределы мусульманского мира.
Для тех, кто, например, в России сочувственно отнесся к требованию оппозиционеров «восстановить справедливость», нарушенную при подсчете голосов, эти лозунги стали неприятной неожиданностью. Однако ничего удивительного в их появлении нет.
После того, как в 1979 году исламская революция в Иране привела к замене монархического режима правлением клерикалов, после того, как новый режим не только выжил в многолетней изнурительной войне с Ираком, но и укрепился, после того, как, несмотря на давление мирового сообщества, Иран вплотную приблизился к созданию собственного ядерного оружия - после всего этого никто не мог предположить, что эту страну ждут политические потрясения. Казалось, что за три десятилетия, прошедшие с момента прихода к власти имама Хомейни, ему самому и его последователям удалось создать социум, руководствующийся в повседневной жизни нормами шиитской версии ислама, а в жизни международной – фанатичным стремлением к распространению своей идеологии на другие страны. Именно поэтому массовые волнения, вызванные недавними президентскими выборами в Иране, вызвали во всем мире повышенный интерес, а кое у кого даже симпатию к протестующим.
Действительно, иранские власти не останавливаются ни перед чем для нейтрализации оппозиции. Аресты и убийства стали обычным делом. Западные СМИ требуют от правительств своих стран немедленно вмешаться в ход событий. О части иранских религиозных деятелей, не согласившихся с результатами голосования, газета The Times сочувственно писала: «Им, как и усталым иранским демонстрантам, нужна поддержка. Где же реакция «восьмерки?»
Под этим заявлением мог бы подписаться любой представитель «прогрессивного человечества». Но, если вдуматься, события в Иране совершенно не соответствуют тем стереотипам, под которые эти представители вольно или невольно подгоняют то, что они видят.
Прежде всего, ни один из руководителей так называемой оппозиции не требует ничего, кроме пересмотра результатов голосования. Есть, конечно, лозунги, как бы обрамляющие основное требование. Это общие слова о восстановлении справедливости, искоренении коррупции, и все такое прочее. Из чего следует, что в том случае, если бы место нынешнего президента Ирана занял один из лидеров «бунтовщиков», то внешнеполитический курс страны не претерпел бы существенных изменений.
Что же вызвало столь необычную для послереволюционного Ирана активность? Для того, чтобы понять это, надо вспомнить историю тоталитарных государств недавнего прошлого. Все они после того, как к власти приходил «вождь», довольно быстро “закостеневали”. Жесткая идеологическая конструкция помогала им выстоять в борьбе с внешними и, главное, с внутренними врагами. Но эта же жесткость конструкции становилась тормозом, препятствующим развитию страны. Всякий раз, когда это происходило, в подобных государствах вступали в действие процессы, призванные произвести перенастройку системы. Иногда эти процессы инспирировались лидером, иногда – теми группировками, которые этих лидеров выдвигали. Но, поскольку народ в тех условиях, которые складывались к тому времени, уже был жестко обработан идеологической машиной, поскольку в этих условиях проявлялось нечто сходное со «стокгольмским синдромом», когда люди начинают видеть в той системе, от которой зависят их жизни, единственную гарантию собственного существования, инициаторам процессов перенастройки приходится делать ставку на наименее «зомбированную» часть общества. Чаще всего таковой является молодежь.
При кажущейся несхожести происходящего ныне в Иране с той мыслью, которую я высказал, я бы поостерегся отвергать ее сходу. Слишком много свидетельствует в ее пользу.
Пожалуй, самым ярким примером использования молодежи с целью изменить ситуацию является китайская «культурная революция», когда многомиллионные отряды «юных застрельщиков революции» по призыву Мао «открыли огонь по штабам», то есть сместили и уничтожили тех в руководстве страны и на местах, кто перестал соответствовать представлениям Мао Цзедуна о том, какими должны быть руководители в тот конкретный исторический момент. Я думаю, излишне напоминать о том, что после выполнения поставленной перед ними задачи «хунвейбины» исчезли с политической арены Китая, причем многие из них исчезли в полном смысле слова.
К тому моменту, когда в Иране происходили президентские выборы, иранское общество уже перестало воспринимать результат исламской революции 1979 года как некое знаменательное событие. Нормы жизни во всех ее аспектах, введенные аятоллами, стали привычной данностью. Настолько привычной, что уже не вызывали священного трепета, гордости и прочих чувств, которые должны испытывать граждане столь идеологизированного государства, как Иран. Кроме того, последствия многолетней войны с Ираком, а также изоляция страны на мировой арене, вызванная ракетно-ядерными амбициями руководства, существенно ухудшили качество жизни. Обвинения во всех бедах иранского народа в адрес внешнего врага - «большого сатаны», то есть США, начали звучать для простых людей уже не столь убедительно. Возникла необходимость во враге внутреннем, причем во враге известном, четко персонифицированном, легко узнаваемом. Таким врагом был «назначен» Махмуд Ахмадинеджад. Вполне возможно, что к нему вскоре может присоединиться и «духовный лидер» страны имам Хаменеи.
Не беда, что и Хаменеи, и Ахмадинеджада никак нельзя заподозрить в симпатиях к «врагам» Ирана. Им в вину вполне можно поставить непоследовательность в защите исламской революции, медлительность в экспорте ее идей за пределы страны да все что угодно, вплоть до повышения цен. Исламская революция в лице ее вождей, шиитских клерикалов, вполне способна отсечь «нездоровую часть» собственного организма для того, чтобы избежать заражения остальной части бациллой усталости и неверия. Если среди этой «нездоровой» части окажется кто-то из высших функционеров - что ж, это их беда. Об этом должен знать всякий, ставящий себя на службу подобным революциям.
А что же «оппозиционеры», о которых столь печется прогрессивное человечество? Те, кто по призыву своих вождей выходят на улицы, под пули полиции? Им уготована та же участь, что и китайским «хунвейбинам». Они должны выполнить возложенную на них задачу, после чего никого не будут интересовать. Участь печальная... Тем более, что их бросили на борьбу не за освобождение страны от власти аятолл, а за укрепление этой власти.
Исламская революция продолжается, и вскоре мы сможем увидеть ее новое обличье, «модернизированное». Что, впрочем, не изменит ее сути и поставленных перед ней задач – распространения ислама за пределы мусульманского мира.
