Питатели

Юмор

Наводнение, землетрясение, ураган - это беды. Бедствие - когда ребёнок не кушает.
Телефон взрывается: “Она не ест!!!”
- Что, совсем?
Стон жены вспарывает ухо:
- Совсем. Уже два часа, как совсем!
Мчусь на красный. Пешеходы горохом. Мобильный стрекочет:
- Третий час ни крошки. Что делать?!
- Общая мобилизация! - кричу. - Код один-один!!
В родительской прихожей вспыхивает тревожная лампочка. Дедушка хватает бабушку. Бабушка походный рюкзак с котлетками. Размахивая шашкой, они угоняют электричку.
Врываюсь в дом. Жена пахнет валерьяной. Прибывшие родители - нашатырём.
Приставка “вос” отбрасывается, теперь все мы “питатели”.
- По местам! - командую. Воинство рассредоточивается. Жена в нападении. Бабушка на подаче. Дедушка фехтует в полузащите. Я капитан. Братья и сёстры питаемой - болельщики, осветители, пиротехники. У каждого по лампе, зайчику и хлопушке.
- Оружие к бою!
На столе вырастает груда измазанных кашей кукол, пропитанных супом мишек, легко расчленяемых пупсов и обожженная Гертруда с пустыми глазницами и колотыми вилочными ранами. Неизменные стукалка, ковырялка и копалка торжественно выкладываются на жертвенник.
- Вносите! - произношу торжественно.
Брыкающееся дитё, объявившее голодовку, волокут в пыточную.
Бросают в кресло. Прихватывают ремнями.
- Ути-пути, хорошая... - потрясая котлеткой, подступает бабушка.
Жена отжимает её плечом.
- Мама, это не наши методы!
- Лампы! - командую зычно.
Три луча с разных углов нащупывают цель. Супруга совершает выпад ложкой. Дочь отражает вслепую.
Врываясь с фланга, дедушка вопит: “Эх-х!”. Сабельный смерч проносится над головами.
- Рано, папа, рано!..
Раздосадованный кавалерист отступает в тень.
- Мишки! - ору.
Старшие спешно расхватывают замурзанных плюшевых смертников и разыгрывают спектакль под названием: “Ам-ням-ням - ай, как вкусно!”
Представление младшей нравится. Беспечно разевая рот, она смеётся...
Жена - тут как тут. Бросок. Шайба в воротах!
- Танцы! - ору, не веря счастью. Главное, не упустить преимущество. Закрепить успех.
- Ули-люли стояла! - врывается бабушка со второго такта, тут же переходя на первый, - во поле берёзка...
К ней с криком “Асса!” подлетает дедушка. Щерясь золотом, кружит под музыку Хачатуряна. Серебряный пропеллер вздымает седые пряди.
Глаза младшей улитками лезут наружу. Она потрясена. Заброшенная в рот пища перекатывается.
- Глотай! Глотай! - скандируют болельщики.
- Нос зажимать? - кричит мне жена.
- Не время...
Не успеваю договорить, как раздаётся смачное: “Тьфу!”.
Взмахом руки обрываю веселье. Дитё в недоумении.
- Ну хоть что-то, - констатирую хмуро.
Жена качает головой.
- Надо было зажимать...
- А подъязычная артерия? - говорю. - Что-то ж всосалось?!
Бабушка тянется к телефонной трубке.
- Алло! Это страшный дядя милиционер? У нас тут нехорошая девочка. Да, да. Ничего не кушает... Приезжайте!
- Это не наши методы, мама! - вырывая трубку, шипит супруга.
Дед выпрыгивает из тени, стремительно обнажает клинок. Бабушка виснет на нём питбулем. Не обращая внимания на возню, я выкрикиваю: “Куклы!”
Старшие устремляются к растрёпанным Машам. С их участием разыгрывают второй спектакль из семейного репертуара под названием: “Ай-яй-яй, плохая девочка!.. На тебе, на!..”
Ложки неистово колотятся в непослушные фаянсовые лбы. Обморочные Маши, закатывая бирюзовые буркалы, вздрагивают тряпичными конечностями.
Младшая смеётся до икоты.
Улучив момент, жена совершает обходной манёвр. Кидается вправо, затем резко влево и откуда-то из-за шеи кистью проводит молниеносный бросок. Со змеиным проворством ложка проникает за гланды, сбрасывает корм.
- Танцуют все!.. - ору призывно.
Декорации оживают.
Многоголосое “Ули-люли!.. Асса!.. Глотай, глотай!” сотрясает своды. Выбивая чечётку, оглушительно колочу стукалкой и копалкой. Жена, размахивая ковырялкой, врубает гопака. Прихваченное дитё пускает пузыри, увлечённо дирижирует и отбивает такт ножкой. Расстреливает нас хитрыми глазками и, дав вволю наплясаться, сплёвывает веером.
- Придушу! - выпростав руки, бросаюсь к негодяйке.
Жена, метя зубами в горло, кидается наперерез. Схватываемся. Клацанье, рык, но крови немного, пару царапин - всё-таки одна цель.
- Сплочённей надо, сплочённей!- замечаю назидательно. Сплевывая алым, оглядываю рать - потрепанны, как Маши и мишки, но до Гертруды далеко.
- Баба яга?! Баба яга?! - врезает бабушка. - Заберите скорее эту де...!
Под взглядом жены она осекается.
“Не наши!” - шипит жена.
Дед грозно слепит зубом, вздрагивает щекой, но шашка в ножнах.
- Давайте Гертруду! - машу рукой обречённо.
На середину каземата выкатывается крохотный электрический стул. Жертва водружается так, чтобы бездонные глазницы буравили голодающую.
- За непослушание и отказ от пищи... - произношу привычное. Затем даю отмашку, и рубильник опускается. Мученица вспыхивает. По комнате ползёт зловонная гарь. Ребёнок заворожен.
- Жги! - ору что есть мочи.
Каша прицельно вмазывается в чадо. Роли заучены - напоминать излишне. “Ули-люли!.. Асса!.. Глотай, глотай!..” и дикие пляски.
- Рот, зажимай ей рот!
Укушенная жена взвизгивает.
- Полотенцем!
- Задохнётся!
- Пусть! Главное, чтоб проглотила... Кто-нибудь, потушите Гертруду!
Мгновение, и бабушка выворачивает на пылающую куклу кастрюлю супа.
- Ток!!! - взвиваюсь, но поздно.
Я в эпицентре. В глазах искрит. Хочу крикнуть: “рубильник”, получается лишь: “Руби... руби...!”
- Эх-х! - врывается с фланга дедушка.
Рот перекошен. Остриё шашки бороздит потолок. Жена не раздумывая лупит ковырялкой наотмашь, выбивает меня из-под неминуемой гильотины. Опрокидываюсь в момент, когда клинок, рассекая пупсов, приканчивает стол.
На полу горячо и липко. Грозно шипит затухающая Гертруда.
Дети охвачены азартом.
- Глотает! Глотает!!.. - доносятся до меня их восторженные крики.
Раскатисто гремят стукалки. Грохают хлопушки. Конфетти и многострадальные зайцы летят в люстру. Ребёнок давится, но ест...
- Ещё! Ещё ложечку!!!
У крыльца суетятся пожарные. Ждут команды санитары. Но ребёнок вскормлен. И это - главное.
Эдуард РЕЗНИК,
Беэр-Шева
“Новости недели”