«ПАДШИЙ АНГЕЛ» БОРИСА ЭЙФМАНА

Культура

Борис Эйфман сочинил хореографическую миниатюру, во многих отношениях для него необычную: «Падший ангел» (на музыку Джиа Канчелли и Самюэля Барбера). Среди интересующих Эйфмана философских проблем эта тема нова, хотя и создана в типичном для художника приподнято-романтическом стиле. Кроме того, хореограф впервые поставил концертный номер для премьера другого театра – Николая Цискаридзе (Большой театр), который никогда раньше с театром Эйфмана не выступал.
Номер этот можно было бы назвать развернутым монологом или небольшим одноактным балетом. Он отчетливо делится на три части: бунт Ангела в раю, низвержение Ангела и превращение его в Демона. 
«Генеалогия» демонов уходит вглубь древнегреческих мифов, в раннем христианстве появилось понятие о демонах как об ангелах, низверженных вместе с сатаной из рая на землю. Эйфман следует за Лермонтовым и романтизирует одинокого бунтаря,  «духа изгнанья».
Когда открывается занавес, зритель видит мужскую фигуру, стоящую посреди сцены спиной к залу: – Ангел смотрит в огненно-красную даль, где сверкают молнии. Затем следует его монолог. В стремительных прыжках-полетах  он как будто рассекает пространство, бунтуя и гневаясь. То вдруг взлетает вверх, вскинув руки, и парит на фоне полыхающей бездны: одна нога вытянута вбок, другая подогнута,  руки изгибаются, будто в них нет костей. Даже разглядывая собственную фотографию, я не могу понять, как Цискаридзе удается создать такую иллюзию «зависания» в воздухе внеземного существа.
Выплеснув свой гнев, Ангел замирает, закинув голову и воздев руки, как бы вызывая кого-то на поединок. Но вместо ответа черный занавес падает на бунтаря, придавливая его к земле. Танцовщик лежит несколько секунд неподвижно, раскинув, как перебитые крылья, «плети изломанных рук» (А.Блок). Блестяще придумана и блестяще исполнена эта сцена низвержения Ангела!
Уходит вверх черный занавес, красный задник (скорее всего – ад, который в раздумье созерцал в начале Ангел) сменяется синим – там сияет небо, откуда изгнан  бунтарь.
Тело Ангела постепенно наполняется жизнью, он пробует расправить крылья, взлететь... Поза танцовщика в аттитюде  с наклоненным вниз торсом и опущенной  головой, но поднятыми вверх полусогнутыми руками-крыльями действительно трагична. Иногда Ангел, не меняя позы, дерзко вскидывает голову, но взлететь не может.
Он тянется к небу, как бы взывая о пощаде. Но небо безмолвно.  Отвергнувший добро неизбежно попадает во власть зла.  Вновь обретенная возможность летать (серия стремительных прыжков-жете) – последний бунт Ангела. На этот раз - против душевной трансформации, которую он в себе ощущает. Затем следует мистическая сцена огромного эмоционального напряжения. Влекомый неизвестной силой, которой сам страшится,  Ангел постепенно приближается к передней правой кулисе и на секунду исчезает в ней. Затем   выползает, полностью закутанный в черную материю, которая тащится за ним из кулис: черный мрак стелется за падшим ангелом, и только безумный  глаз горит на еще видимой части лица, да в складках мрака угадывается перебитое при падении крыло.
Синий задник  опять сменяется красным, красный свет ложится и на пол сцены. Теперь Ангел всецело принадлежит миру ада. Тщетно пытается он оторвать от себя черный плащ, который в конце концов окутывает его с головы до ног. Черный монолит застывает посреди сцены: Ангел превратился в Демона.
Эйфман, как всегда, ищет в движении, в пластике, в самом мгновенном движении рук  наиточнейшего выражения душевных страстей героя. И в данном случае хореограф нашел в лице Цискаридзе не только идеального исполнителя - танцовщик, как будто слившись с ролью, кажется соавтором этой  мрачной романтической поэмы о падшем ангеле, о его дерзком бунте и трагическом одиночестве.
Фото Нины Аловерт