Табу на табу

Вот целый букет запретов, которые принес с собой воинствующий феминизм. Сейчас это женское движение за равные права с мужчинами и в самом деле боевое и даже порой агрессивное. К тому же фемины часто доводят свой феминизм до абсурда. К примеру, в Библии Бог – мужского рода. Феминистки не требуют, подобно афроамериканцам, чтобы Бог, как и его Сын, были чернокожими. Но они настаивают на внегендерном подходе к Творцу. Бог – это не «Он» и не «Она», это – «Оно». И даже есть феминистское издание Библии, где Бог так и обозначен – средним родом.
Уже имеются жертвы (и немало), злостно нарушившие феминистские табу. Например, Лоуренс Саммерс бывший министр финансов во вторую половину Клинтоновского президенствования, а сейчас – председатель экономического совета при президенте Бараке Обаме, в промежутке являлся пять лет президентом Гарвардского университета. Догадываетесь? И за эти годы многого добился для Гарварда. Но был вынужден уйти в отставку из-за неосторожного, но статистически абсолютно верного (тут уж я игнорирую феминистское табу) заявления, что у женщин меньше достижений в науке, чем у мужчин. За нарушение этого негласного табу ученый совет Гарварда выразил ему вотум недоверия, и, несмотря на поддержку большинства студентов, Саммерса «ушли». Это одна из самых крупных побед феминизма за последние годы.
Однако табу в искусстве и в обществе не только подавляют и сковывают творческого человека, но и вдохновляют его на созидательные подвиги. У художников, например, существует освященный временем творческий закон: ищи в искусстве самое страшное табу – и взорви его! Это – кратчайший путь к позору, дурной репутации и скандалу в любой сфере деятельности. Поллок и Пикассо собрали в свое время богатый урожай с иконоборства. Говард Стерн и Раш Лимбо подсели на то же уже в наше время. Они вызывают или жгучее любопытство, или отвращение; публика возмущена, оскорблена – и не может оторваться от них!
Иконокласты, бунтари рассматривают всякие разные табу как преграды, которые нужно или сокрушить, или использовать в своих целях. Более заурядные люди - их с оттенком презрения называют обывателями, а они себя с оттенком гордости - нормалами, заморочены всяческими табу, они видят патологию там, где ее совсем нет. Например, осуждают как извращение сексуальные причуды или семейный фаворитизм (когда не всех детей в семье любят одинаково). Это воздвижение запретов отчасти происходит потому, что люди с малого возраста боятся как проклятия общественного остракизма, и ощущение стыда, позора подает сигнал – не грозит ли нам опасность отверженности, изгнания из своего домашнего, или рабочего, или общественного круга.
С одной стороны, социальные табу невероятно изменчивы: обнажение женской лодыжки сильно возбуждало мужчин в викторианскую эпоху, тогда как необнажение груди на современном празднике Марди Граз считается в Новом Орлеане дурным вкусом и явным нарушением правил. С другой стороны, гнетущее беспокойство – приемлема ли в обществе ваша тайная склонность или пристрастие? – выходит за пределы поколений и культур, даже если эта мучительная борьба ведется в основном в вашей собственной голове. Это – исключительно личные, глубоко интимные тревоги. Вот почему я и собираюсь слегка высветить их.

Быть нормальным -
феноменально
Парень блуждает по интернетным сайтам в поисках кого-то, кто утолит его мгновенный каприз или фантазию. Радостное предчувствие – он вот-вот найдет то, что ему нужно позарез! – сменяется мучительным страхом, что его накроют как извращенца. Что подумали бы о нем друзья и семья, если бы узнали? Женщина смотрит тем временем на своего ребенка и ее гложет ужасное разочарование. Она не относится к нему с той всепоглощающей любовью, которую испытывает к его сестре. Она изо всех сил пытается скрыть свое предпочтение, не переставая ругать себя, такую ненормальную мать. Она чувствует себя виноватой, и для нее страшное табу признаться хоть кому-нибудь в своем пристрастном материнстве. Однако исследования с пожилыми матерями и взрослыми детьми показали, что чувство более сильной привязанности к одному ребенку - скорее, правило, чем исключение. Невероятные 80 процентов пожилых матерей признались, что у них есть (и всегда был) любимчик среди взрослых детей.
Из ряда вон выходящие чувства или привычки отлично подпитывают искусство и развлекательную индустрию, но они мучительны для тех, кто не может осознать – и оценить – свои собственные неординарные свойства. Конечно, всегда находятся сумасброды, которые горды своей ненормальностью и даже культивируют свои бзики: наполовину голубоглазый, весь вымазанный белым тестом гот-рокер Мэрилин Мэнсон (идол молодежи) вовсе не сокрушается, что он не такой, как все. Он этого усиленно добивается. Но почему так много других просто одержимы тем фактом, что они – не нормалы, а свихнутые?
Нормальность – это барометр, которым люди пользуются, чтобы установить, действуют ли они согласно норме или отступают от нее? Исследуя стандарты нормальности, психологи пришли к удивительному выводу: быть ординарным - на самом деле экстраординарно. Это необычная комбинация специфических свойств, из которых складывается на редкость милый, симпатичный субъект. Люди, считающие себя самыми нормальными (и такими их видят другие), намного реже, чем обычный человек, невротичны, невероятно легко уживаются с окружением, ревностно блюдут приличия и на них всегда можно положиться.
Однако нормалы не дерзновенны, не предприимчивы, не идут на риск. Их показатель умственных способностей – не выше среднего, и они не очень инициативны и не больно отзывчивы. Если по правде, то большинство наших лучших качеств – необычайны. Чувствовать музыку, как Моцарт, - феноменально. Как и способность говорить на шести языках или мужество прыгнуть на рельсы в сабвее и спасти жизнь незнакомца.
Настраиваясь на нормальное поведение, мы продолжаем расти и взрослеть. Но ненормальные качества в нас часто возникают по своим неотложным причинам. В них даже могут оказаться неожиданно светлые стороны. Кроме того, эти характерные отступления от нормы – как раз то, что делает нас бесконечно привлекательными и неотразимо человечными.

Опасная зона:
«у меня
извращенное
чувство юмора»
Непредсказуемое насилие, политическая нестабильность и гражданская война – казалось бы, мало осталось на земле стран более трагичных, чем Ирак. Что не останавливает иракцев веселиться именно за счет краха своей страны.
Иракский Первоапрельский день дураков – в провинции известный как «Апрельское вранье», - удобный повод для страхолюдных шуток и проказ, многие из них – чистый макабр. В этом году школьник убедил своих однокашников, что их учитель литературы был убит ассассином, а женщина удачно одурачила родителей своего мужа, убедив их в том, что он арестован и заключен в кутузку американцами. Это кажется жутковатым, но всевозможные шуточки об опасности, о страхе, о жизни-смерти помогают людям выживать и справляться с тяжелой ситуацией, а вовсе не являются признаком умственной неполноценности. Врачи и санитары, работающие на неотложке, известны своим черным юмором, или юмором висельника. Парамедики, всегда готовые приколоться по-черному, меньше психуют, чем заправские несмеяны. Смеяться в лицо смерти или ужасных испытаний – уже значит взять погибельную ситуацию под контроль.
Если обстоятельства жизни человека или особенности его работы смертельноопасны, он обычно отвечает на опасность особенно жутким юмором – чтобы снять напряжение. Врачи и сестры, работающие на приеме больных со “скорой помощи” (где они сталкиваются со всеми видами человеческих страданий, увечий, надругательств), часто обмениваются рассказами о своих любимых катастрофах – как много погибших и была ли их смерть шокирующе быстрой или ужасающе медленной. «Каждый всегда с готовностью назовет свое излюбленное бедствие, - говорит одна такая медсестра. - И мы жизнерадостно разберем его по кусочкам, упиваясь кошмарными деталями. Моя коллега была дико возбуждена наводнением с тысячами погибших. Моя же любимая катастрофа – испанский грипп».
Не правда ли, странно слушать такие кровожадные признания, игнорирующие самые священные табу? Мало того, та же медсестра говорит: «Это именно подробности заставляют вас содрогнуться, но они же вызывают у вас смех». Никак не могу согласиться насчет смеха. Для меня это непредставимо. А для вас, читатель?
Ясно одно: эти девушки-медсестры, сталкиваясь ежедневно с чужими страданиями и смертью, изо всех сил стараются вогнать смерть не в жуткую страшилку, а в обыденность, быт, жизнь. Смерть – нормальна. Как от любви до ненависти – один шаг, так же – от содрогания до смеха. И мы еще увидим, как нарушения табу из инстинкта самосохранения помогают человеку не надломиться перед лицом страданий и бедствий и сохранить душевное здоровье.

Мертвая петля:
«моя жгучая тайна»
Вот идут по улице люди, каждый на вид – сплошная невинность, а между тем многие скрывают в душе нешуточные секреты: наркоманию, проблемы со здоровьем, финансовые осложнения, адюльтер, сексуальные причуды. Мы скрываем секреты даже от самых близких: более 70% супругов припрятывают где-нибудь в надежном месте деньги от своего интимного партнера. Такого рода секреты могут показаться заурядными и даже нормальными, но они часто воздействуют на нас угнетающе – и тем сильнее, чем больше усилий мы прилагаем, чтобы их скрыть.
Простой акт сокрытия правды «начиняет» секрет мощными эмоциональными зарядами. Даже мелкая, пустяковая ложь или фальшь кажутся огромными, пока вы пытаетесь замазать их. Вы становитесь маньяком, одержимым, и ваш стыд только подпитывает эту одержимость.
Хранитель стыдного секрета испытывает сильнейшие позывы покаяться, признаться, облегчить душу. Но тут уж действует крутое табу: не признаваться в постыдном. На помощь тайным страдальцам от собственных грехов пришел психиатр Фрэнк Уоррен. Его электронный адрес – postsecret.com. Запишите, дорогие читатели, может пригодиться!
Фрэнк уговаривал незнакомцев анонимно поведать ему свои самые мучительные тайны и хоть немного освободиться от них. И - представьте себе! – за пять лет более 200,000 исстрадавшихся чужаков доверили ему свои интимные, свои унизительные секреты. Так велика была у них острая потребность высказаться, покаяться, объясниться. Каждую неделю очередная порция открыток поступает на сайт Уоррена с признаниями в диапазоне от трогательных до уморительных: «Я тебя разлюбила», «Я не сказал жене, что наш сын был ранен в Ираке», «Мне – 27 лет, и я до сих пор – девственница».
Усилие сохранить секрет на самом деле понуждает нас еще больше думать о нем. Наш мозг постоянно проверяет, на месте ли эта тайна, добиваясь, чтоб мы случайно не проговорились. В этом случае, наш мозг - наш враг, заставляющий память хранить секрет долго. В одном исследовании подопытной группе настрого запретили думать о белом медведе. И чем это кончилось? Все они ни о чем другом уже не думали, кроме белого медведя. Выходит так: если вы храните секрет, вы будете думать о нем неотвязно.
Вот почему тайная любовь становится такой могущественной. Влечение только усиливается, когда вы изо всех сил стараетесь сохранить его в тайне. Признание-покаяние (или – рассекречивание) может ослабить страсть. А для тех грехов, которые слишком велики или стыдны, чтобы напрямую признаться в них, существует электронный адрес – всегда к услугам измученных носителей жгучих тайн. Повторяю: postsecret.com. Вы можете обнаружить, что кто-то еще несет такое же тяжкое бремя, как и вы, - и вдруг оно окажется менее устрашающим и более простительным.