ПСЫ И ЛЕТУЧИЕ МЫШИ • Об идеологических спорах на краю расстрельного рва

История далекая и близкая

Герою фильма “Вальс с Баширом” стали сниться бешеные псы. Ровно столько собак, сколько было бакинских комиссаров - 26. Мчатся эти собачки по улице современного Тель-Авива, чтобы растерзать упомянутого героя. В ходе просмотра этой ленты выясняется, что мстит ему подсознание. Двадцать шесть собак в арабской деревне убил он из винтовки с глушителем, потому что псы лаем своим могли предупредить боевиков об опасности.
В финале фильма выясняется, что жуткие собаки Баскервилей мстят практически всем солдатам и офицерам ЦАХАЛа за участие в Первой ливанской войне. Таков пафос этого израильского антивоенного фильма, наполненного беспощадной критикой Еврейского государства и его армии.
Бог с ними, с невинно убиенными собачками, очередной жертвой “израильской агрессии”. Откуда взялось такое количество “друзей человека” в исламской деревне, среди арабов, ненавидящих собак и считающих их нечистыми животными, одним авторам фильма известно. Повторю, не в деталях этого фильма дело, а во сне, который теперь уже мне явился ночным кошмаром, и совсем недавно. Накануне наткнулся в дневнике на свои записи о давней поездке в Варшаву и Аушвиц. Видимо, начитался неразборчивых, нервных фраз на ночь. Вот и приснился мне этот жуткий сон.

Апрель 1943 года. Я узник Варшавского гетто. Мне предлагают оружие, зовут сражаться. Я говорю, что стар, плохо вижу, от меня будет мало толку, но я согласен помочь восставшим всем, что в моих силах. Спрашивают о моих силах. Я отвечаю, что профессионально работал в кинематографе...
Дальше пунктиром, застывшими или движущимися фотографиями: горящее гетто, группы приговоренных к смерти женщин и детей на улице, танки, бьющие прямой наводкой по подвальным этажам рушащихся зданий.
Меня ведут перебежками через этот ад - и вот я в подземелье. Длинный коридор, по которому почему-то черными тенями носятся летучие мыши, затем коридор расширяется, превращаясь в зрительный зал. Несколько рядов обшарпанных, шатучих кресел, с потолка капает холодная, как лед, вода, на полу хлюпает под ногами грязная жижа, но одна из стен чиста и на этом ярком пятне мелькают кадры черно-белого документального фильма. Фильма о восстании в гетто.
Мой спутник шепчет, что в гетто есть киностудия, созданная евреями, и сейчас я как специалист обязан дать оценку увиденному. В этом и будет состоять моя помощь восставшим.
Я начинаю всматриваться в движущееся изображение на стене. Солдаты СС, весело смеясь, идут по улице гетто. Бойцы Мордехая Анилевича поджидают их в засаде - и вот начинается отстрел этих веселых ребят, горит танкетка, подожженная еврейскими боевиками. Из танкетки выскакивают солдаты вермахта. Вот один из них падает, сраженный пулей угрюмого еврея-снайпера. Мы видим убитого: перед нами почти ребенок, мальчишка, сраженный безжалостной рукой.
Фильм снабжен текстом, из которого зрителям должно стать ясным, что сама война как таковая ужасна, люди, стреляющие в людей, - убийцы, и сам факт сопротивления врагу, кем бы он ни был, преступен.
В финале ленты вижу известные кадры обыска немцами детей гетто, посмевших достать за его стенами морковь и картошку. И ползущий через это чудовищное изображение не менее чудовищный титр: ЭТИ ДЕТИ ЗАБЫЛИ ЗАКОН БОЖИЙ: НЕ УКРАДИ!
Все - конец фильма.
- Ну, как? - спрашивают меня.
- Господи, - бормочу я. - Это ужасно. Чем заняты эти люди, которым полшага до печей Треблинки? Что вы делаете? Вы оплакиваете ваших врагов? Вы призываете к миру с палачами и убийцами?!
Я говорю все это, срываясь на крик, но вдруг вижу, что кричу в пустоту, что рядом со мной нет никого, и я бегу обратно по мрачному коридору, навстречу метущимся черным теням летучих мышей... Из подвала вырываюсь на свет, в мертвую, жаркую тишину разрушенного, горящего гетто.

Только в молодости нас посещают сны, из которых не хочется возвращаться. С годами грехи наши мстят нам же муками сновидений.
В чем провинился я - не знаю, но, проснувшись, думаю, что не так уж много изменилось в нашей еврейской жизни, что государство Еврейское окружено точно такой же лютой ненавистью, как Варшавское гетто 1943 года. И только Армия Обороны Израиля хранит сам Израиль и его граждан от геноцида, замышленного новым, теперь уже арабским нацизмом и его друзьями по всему миру, включая Тель-Авив и его окрестности.
Не потому ли самое большое раздражение у этой публики вызывает именно ЦАХАЛ? Не потому ли и приснился мне этот нелепый, страшный сон с еврейской самокритикой накануне печей Треблинки?
Честно говоря, долго не решался вспомнить о нем, но вдруг наткнулся на один из рассказов о восстании гетто. Ниже следует отрывок из этого горького текста.

“ZOB” в основном состояла из организаций левого толка, придерживающихся социал-марксистской идеологии. Противоречие было в том, что в “ZOB” входил BUND, состоявший из противников сионистского движения социалистического толка. По сути, члены BUND примкнули к ZOB слишком поздно. И потом BUND хотел присоединиться не к еврейским бойцам, а к польским социалистам. Вышесказанное - наглядное доказательство тому, что между восставшими варшавского гетто существовали устаревшие идеологические разногласия, даже после невиданной по своему масштабу волны депортаций. Все антисионистские группировки пришли к выводу, что “Бейтар” был целиком профашистской организацией, а ее члены состояли в прошлом в рядах дивизии Жаботинского и других социал-сионистов. По сути уже изначально “Бейтар” был отвергнут движениями сопротивления.
За неделю до начала восстания, когда подавляющее число заключенных уже было отправлено в Треблинку, встал вопрос об объединении сил. Но, как я уже говорил, ZOB был категорически не согласен объединяться с движением, считавшимся профашистским. Ввиду того, что у Френкеля и его людей было количественно больше оружия, Мордехай Анилевич предложил им присоединиться не в качестве группы, а как разрозненные боевики. По причине того, что люди Френкеля обладали военными навыками намного лучшими, чем у ZOB, они согласились на предложение.
В контексте данной ситуации идеологический спор между двумя группами сопротивления выглядел несколько странным, ибо немцы не видели между ними никакой существенной разницы. Было просто удивительно наблюдать, как каждый из бойцов с пылом отстаивал идеологию своей организации. После войны, когда были опубликованы списки погибших этого восстания, под каждой фамилией стояло упоминание о той политической группе, к которой он относился”.
(Рональд Ш. Зусман.
“Восстание в Варшавском Гетто”).

Ничего не меняется. В фильме Ари Фольмана “Вальс с Баширом” меня больше всего раздражали не мифические жертвы “израильских агрессоров”, не эти самые собачки, не портреты офицеров ЦАХАЛа, будто скопированные с карикатур в газете “Правда” за 1952 или 1967 годы, не полное отсутствие трактовки целей и смысла той войны в Ливане, а назойливая партийность автора: постоянно мелькающий на телеэкранах, без устали вещающий Менахем Бегин, и Ариэль Шарон, алчно поглощающий яичницу с мясом, в то время как гибли ни в чем не повинные старики, женщины и дети в Сабре и Шатиле.
Судя по всему, “группы сопротивления” в Израиле продолжают свой извечный спор, забывая, что для врагов Еврейского государства они всегда были и будут одним народом, не имеющим право на жизнь. Какая, в сущности, разница, если за фамилией кинорежиссера Фольмана обозначат его партийность, вполне возможно, партию МЕРЕЦ, а за моей чиркнут - беспартийный.

16 мая исполнилось 66 лет с того дня, когда был погашен последний очаг сопротивления в гетто. Восставшие, несмотря на партийные распри, сражались с нацистами почти месяц, дольше, чем многие европейские государства. Они знали, что обречены, но знали и то, что погибать, сражаясь и убивая врагов, - дело достоинства и чести любого народа. Да и кошмарный фильм, сотканный моим больным сном, не мог конечно же, не мог тогда появиться!.. Вот в 2008 году - совсем другое дело.
Аркадий КРАСИЛЬЩИКОВ