В КОРОБКЕ c “карандашами”

С великим и могучим глупо спорить.
Позади выборы. Снимаются пестрые уборы, зачехляются приборы. Впереди поборы, сборы. По бокам всё те же заборы. А новенькие наборы карандашей-парламентариев торжественно слепят радужным разноцветьем.
Остренькие, колючие. Пока... Скоро с них снимут стружку. Поначалу они будут ломаться. Потом затупятся, превращаясь в марающие пальцы огрызки, что так жгуче хочется заменить. А пока строчат.
“Нет, нет и нет!” - кричат наперебой, вырывая друг у друга микрофоны и норовя в камеры. Это тоже пока... Потом в камеры будут норовить их, а они станут упираться. Но сейчас лезут и, не моргая, плюются: “Нет, нет и нет! Не станем, не будем, не уступим, не сядем”
- А что да? - спрашиваю многоликое четырёхугольное божество. Ответом летит всеобъемлющее отрицание: “Нет!.. Не станем, не будем, не уступим, не сядем...”
- Станэте, - с американским акцентом подсказывают из-за океана.
- Будете, - сухо подкашливают в кулачки старички с разбухшей мошной.
Переглядываются снисходительно улыбающиеся магнаты. Полиция успокаивает:
- Сядете. Непременно.
Но карандаши непреклонны, щетинятся частоколом заготовленных фраз. Непристойно счастливые лица пугают.
“Нами будет писана новая глава в истории!” - читается на их графитных губах.
- А вы читали предыдущие?! - вопрошаю. - Там же ошибка на ошибке!..
- Мы всё исправим! От многократных исправлений в глазах - кровавые мушки.
- Это бы вырвать, а не исправлять! - кричу.
- Не волнуйтесь. У нас каллиграфический почерк.
Сижу, обомлев, слушаю их возню и приглушённые, слегка придушенные хрипы: “Куда лезешь, криворукий?.. Мне только буковку!.. А ну, пшёл, перо обломаю!.. Я лишь писну... Я те писну!.. Смотри, что накалякал, гадёныш, с новой строки, давай... Не подталкивайте!.. Господа, ну, что ж вы подталкиваете?!”
И снова помарка.
- Стойте, стойте! - ору, царапая себе лоб - Грамотные-то среди вас есть?
- Я! - отвечают хором. - Сейчас мы тут быстренько накатаем, залюбуетесь...
И снова вкривь, вкось и крики.
У этого вдохновение, у того недержание. Тому запятую, этому точка. Расплывается клякса.
- Да что ж вы делаете?!
- Это кто тут?
- Электорат, - вздыхаю.
- Волеизвержения жаждешь?
- Ага.
- Что ж так приспичило? Обожди.
- Но это ж целых четыре года!
- Четыре - не срок, поверь. Нам тут по пятнадцать грозит - и ничего...
И с экрана вновь ругань, пыхтение, локотки и подлокотники.
“Мне очень, очень, - кричит кто-то, - я мамаше обещался. Только имечко, ну хоть инициалы... Куда прёшь, тут запятую никак не вмажу, а у меня кредиторы!”
Галдит карандашная братия, чиркает. Дерут из рук единственный лист, комкают, вот-вот порвут.
“Что ты изобразил?.. Козью морду народу. Пусть радуются... А можно мне танчик, я танчик умею?.. Валяй”.
Бух, бах, тарарах!!!
- Стрельнул! - расплывается очередной довольный бумагомаратель.
Глава, как и положено, пишется с красной строки. А мы с замиранием ждём очередного абзаца.
Эдуард РЕЗНИК