Очарованный странником
Литературная гостиная
- В прошлом месяце меня в течение нескольких дней мучили одни и те же сны, - призналась ясновидящая Беатрис Руперт. - На первый взгляд они не несли в себе какого-то скрытого смысла, но стоило приглядеться к ним повнимательнее...
- Во всем имеется некий смысл, - заметил я. - Ничего не возникает из ниоткуда и не уходит в никуда. Недавно мне пришлось читать статью о снах, там приводились довольно интересные данные: количество так называемых "вещих" или "пророческих" снов превышает по общим показателям черту в 59 процентов. Просто мы часто не воспринимаем их как предупреждение, намек, информацию к размышлению или подсказку для определенного действия. Мы ведь в этом плане словно дети, оказавшиеся внутри огромного и непонятного нам механизма, существующего и работающего по своим законам.
- Логично, - согласилась экстрасенс. - Я тоже, поразмышляв, пришла к аналогичному мнению. И сразу попыталась восстановить ход событий: их первое появление и с чем оно связано.
- А какие сны ты видела, о чем они? - не совсем тактично поинтересовался я. Разумеется, определенное право на любопытство у меня имелось - собеседница первой затронула эту тему, - но не получи я ответа на свой вопрос, ничего бы страшного для собственного самолюбия также не произошло. У каждого из нас есть "красная черта", за которую заходить не следует.
- Далекие пейзажи разных местностей... Ощущение такое, словно я просматриваю некий видовой фильм, демонстрирующий красоту природы. Причем дикой, необузданной, манящей своей непознанностью и попадающей под стандартное определение "сюда не ступала нога человека". Представь себе, как трудно выйти на подтекст подобного зрелища - к чему из собственного прошлого, настоящего или будущего его "приспособить"...
- Но тебе удалось докопаться до истины?
- Не сразу. Первый шаг в правильном направлении напрашивался: мне удалось просчитать, что за день до начала "трансляций" я побывала в Музее естествознания...
- Стой! Я подскажу. Экспозиция, посвященная освоению Дикого Запада! Экспедиция Кларка и Льюиса!
- Угадал. Впрочем, когда я привела тебе исходные данные "задачи", то не так уж и сложно отыскать ответ. Меня угнетало иное: я ведь простояла рядом с витриной всего несколько минут, не более, бросив поверхностный взгляд на экспонаты. Но что-то меня "зацепило" или, наоборот, кто-то "зацепил" меня. Во всем происходящем следовало разобраться. Тут таилась некая тайна, разгадка которой находилась в далеком прошлом. Но откуда тянулась эта странная нить и почему она пролегла именно ко мне, минуя сотни других посетителей?
- Ты - особенная. Ты можешь гораздо больше, чем всякий из нас.
- И потому мне больше других достается? - усмехнулась Беатрис. - Может быть... Довольно слабо разбираясь в каком-либо виде расследований, примерно на уровне детективов Чейза, я решила сосредоточиться на двух ключевых фигурах: Льюисе Мериуетере и Уильяме Кларке. Люди американской истории, всем известные личности, о них написано немало книг, не говоря уже об опубликованных личных дневниках путешественников... Все изучено до малейших деталей. Казалось бы, что тут еще может быть? Пришлось мне снова наведаться в знакомый нам музей...
- Нашла нечто необычное?
- Именно. Встав возле стенда со страницами из дневника Кларка, я вдруг поняла - передо мной фальшивка. Хорошо сделанная, прекрасно стилизованная под старину, но фальшивка, не имеющая к оригиналу никакого отношения.
- Как ты узнала? Почувствовала?
- Где-то на энергетическом уровне. Достаточно было взглянуть на портрет путешественника, а потом перевести взгляд на текст "дневника"... Пришлось обратиться в ФБР.
- Как?! В ФБР?!
- Ну, конечно, не напрямую, - улыбнулась Руперт. - К агенту ФБР Рудольфо Альтинелли, с которым я время от времени сотрудничаю. Сначала Альтинелли меня высмеял, потом стал возмущаться моей тупостью, затем пообещал вникнуть в детали. Вникнув, признал: "В музейной экспозиции помещены "несколько переработанные" дневники Уильяма Кларка в связи с возможной деформацией сути исторического процесса и его последующего влияния на самосознание общественности". Неплохая формулировка, не так ли?
- О том, как иные наши организации, считающие себя "блюстителями порядка и морали", пытаются переписывать историю по своему разумению, хорошо известно, - заметил я. - Но какую крамолу, интересно, удалось им обнаружить в подлинных дневниках Кларка? Тут, по-моему, даже если очень усердно придираться, ничего "вредного" отыскать не удастся!
- Иной раз правда вызывает непонимание, а оно способно привести к сомнению. Сомнение, в свою очередь, лежит в основе всякого бунта. Сомнение в основах и в фундаментальных правилах, общепринятых традициях, сомнение в институтах власти и закона, ниспосланных нам то ли Творцом, то ли самой историей... И когда эта история оборачивается неожиданной стороной, то поневоле хочется ее подретушировать - законное желание любого правительства. Ведь расстояние между тем, что было и что могло быть на самом деле, может оказаться слишком длинным. Настолько длинным, что в этой пропасти окажутся все прежние идеалы и заветы...
- Звучит со зловещей прямотой. И о чем говорили настоящие дневниковые записи Кларка? Если тебе удалось их раздобыть...
- Не мне - агенту Альтинелли. Рудольфо уязвило то, что и от него кое-что оказалось скрытым. А честолюбивые рыцари "плаща и кинжала" не любят оказываться в дураках. Словом, спустя два дня ксерокопии оригинала были на моем столе. Мельком ознакомившись с ними, я не обнаружила ничего интересного. Подчеркну - интересного для себя. Хотя определенные разночтения с "каноническим текстом" они имели. Впрочем, зачем мне говорить тебе лишнее: сядь за мой компьютер, выйди на директорию "история", подраздел "Америка", и открой файл "экспедиция".
"Теперь нам предстоит двинуться вверх по Миссури двумя группами. Часть первопроходцев отправится на лошадях вдоль берега реки, другая будет плыть на шлюпках, снабженных парусами. Я предпочел морскую прогулку и возглавил второй отряд.
Перед началом путешествия невольно обратил внимание на Льюиса. Я знал его довольно давно, но никогда прежде не видел в таком напряженном состоянии. Позволю себе описать облик этого человека, помощника президента Джефферсона, в то мгновение, утром 14 мая 1804 года.
Спина несколько сгорблена (хотя раньше он отличался военной выправкой), руки чуть согнуты и устремлены вперед, тогда как локти прижаты к бокам, пальцы вздрагивают от напряжения, подбородок словно сделался заостренным и выдвинулся вперед, в глазах - невероятный блеск возбуждения, несвойственный моему приятелю, походка приобрела быстрый, суетливый характер, а частота совершаемых им движений откровенно пугает...
Странные перемены происходят с людьми в начале предстоящего нам столь знаменательного события, но они могут быть оправданы той исторической миссией, возложенной отечеством на его преданных граждан..."
* * *
- Ничего особенного, - пришлось признать мне. - Я не знаком с книгой Кларка, но не думаю, что между тем текстом и материалом в твоем файле есть существенные расхождения - обычные дневниковые записи, начало путешествия...
- После прочтения и у меня возникли схожие мысли, - кивнула Руперт, - но спустя секунду моя память подала первый сигнал! Я несколько лет тренировала свой мозг таким образом, чтобы вся информация, полученная мной когда-либо из тех или иных источников, надежно откладывалась внутри на какие-то полочки, дабы время от времени можно было пользоваться этими данными. Стало понятно, что нечто подобное я уже где-то читала. Имею в виду описание Льюиса.
Кларк не отличался особым литературным даром, он с должной педантичностью излагал происходящее, и только. Но именно эти строчки - "сгорбленная спина, локти, прижатые к бокам, вздрагивающие пальцы, устремленный вперед подбородок, возбужденный блеск в глазах и общая суетливость движений" - показались мне знакомыми.
Я задала себе трудную работу. Поверь, рыться в собственной памяти куда сложнее, чем копаться в архивной базе компьютера, где, набрав несколько нужных слов, можно без особых проблем отыскать все возможные варианты. Пришлось проделать, не побоюсь этого слова, титанический труд... Одно время даже хотелось ввести себя в гипнотический транс, дабы обнаружить нужный "портрет", но это игра с опасными последствиями. И все-таки я вспомнила. Аналогичные строчки были мной вычитаны в трактате "Размышления о непознанном", изданном в 1492 году монахом ордена Алькантара Родриго Волунесом. Эта книга являлась современницей такого величайшего труда, как "Маллеус малефикарум" немецких монахов Шпренгера и Инститора.
- "Молот ведьм"? - догадался я. - Руководство по поиску и выявлению пособниц дьявола.
- Ты упустил способы пыток для получения признания в этом от самих подозреваемых, - усмехнулась Беатрис. - Но мы уходим от темы. В отличие от своих германских собратьев по вере, Волунес не был столь кровожадным - его интересовали совсем иные вещи и явления. Впрочем, они лежали в той же области, заставившей составить свой трактат Шпренгера и Инститора - где-то на границе добра и зла, под властью неведомых нам сил...
- Как тебе удалось "выйти" на такую книгу? Специально интересовалась "предметом"?
- Нет. Все произошло спонтанно и, как часто случается, не я выбирала, а меня. В Толедо, в архиве городского музея, мне пришлось потрудиться над ксерокопированием одной работы из времен инквизиции (научное исследование по медицине, абсолютно никак не связанное с нашим вопросом), и тут мое внимание привлек мощный том в толстом кожаном переплете, покрытом солидным слоем пыли. Том лежал на средней полке, и было видно, что его давным-давно не снимали. Хранится вещь под своим порядковым номером, занесена в общий формуляр, и спасибо на этом.
Меня словно какая-то неведомая сила потянула открыть его. Крупные рисованные буквы заглавного листа, латинские слова в готической прописи, сохранившие своеобразную грубую четкость. С некоторым трудом (учила когда-то латынь, но весьма поверхностно) я начала вчитываться в текст... И он захватил меня своей бесхитростной силой и притяжением сумрачного прошлого. Долго двигаться в этом направлении я не смогла (слишком много уходило сил и времени), а потому, подойдя к консультанту музея, поинтересовалась: переведен ли трактат на английский. Оказалось, что нет, а вот на испанский - да. С этим языком, как знаешь, у меня давнее взаимопонимание. Перевод выглядел довольно точным (он был сделан лишь спустя десять лет после выпуска издания), и я легко осилила труд Родриго Волунеса.
Там-то, среди различных описаний и примеров, мне и встретился подобный "словесный портрет". Испанский монах нарек это явление "очарованием странствий" и, не сумев выбраться за рамки собственного интеллекта, был вынужден лишь констатировать наличие "очевидного-невероятного", не наделив его личными комментариями и выводами. Явление это весьма старое и относится к тем годам, когда человек, осознав себя как мыслящее существо, обладающее определенным разумом, стал наблюдать за окружающим миром, выискивая в нем определенные взаимосвязи и с удивлением натыкаясь на всевозможные загадки, не подчиняющиеся его первобытной логике и не вписывающиеся в привычный круг представлений. В первую очередь его интересовали соплеменники и соседи, жившие рядом с ним. Ведь от их поведения и намерений зависело его будущее, как и будущее его потомства.
И тут впервые возник этот феномен, феномен "странника", добротно описанный испанским монахом. Некоторые люди вдруг ни с того ни с сего начинали вести себя совсем не так, как полагалось согласно общепринятым правилам...
- Закон аквариума, - припомнил я. Там, где мне удается вставить слово и показать собственные знания, с удовольствием это делаю. - Если рыбка внезапно начинает отличаться от других особей своим поведением, остальные плавающие тут же бросаются к ней и забивают до смерти. Но "ничего личного" - врожденный инстинкт того требует: рыбка наверняка больная, и если вовремя не принять меры, то зараза способна перейти к другим обитателям аквариума.
- Раньше так было не только у аквариумных рыбок, - заметила Руперт. - К которым, кстати, я испытываю особую симпатию. По мере "возмужания", передвигаясь по ступенькам цивилизации, человек замедлял скорость принятия собственных решений. Если в начале времен те же кроманьонцы, не задумываясь, проламывали подозрительно ведущему себя сородичу череп, то уже на более поздней стадии жители Древнего Мира пытались выяснить: насколько серьезна его болезнь какого следует приглашать врача для психиатрического обследования, жреца для изгнания нечистых духов или стража порядка для пресечения хулиганского поведения?
Особой "бдительностью" отличались служители католической церкви в Испании, начиная с раннего средневековья. Ведь им предстояло определить насколько точно соблюдают законы церкви перешедшие в христианство евреи и мусульмане. Чуть позже заполыхали огни инквизиции...
Система соглядатайства и контроля на Пиренейском полуострове в те годы превосходила даже тайные структуры Третьего рейха, когда в каждом подъезде обязательно сидел "наблюдатель", а ни одна большая семья не обходилась без доносчика. И "система" обнаружила непонятное явление, перед которым вынуждена была спасовать, не в силах определить, к какой именно категории зла оно относится, да и вообще зло ли это?! То там, то здесь, некие мужчины (как правило, в возрасте от двадцати пяти до сорока двух лет), представители богатых и знатных фамилий, отцы семейств или преуспевающие идальго, не нуждавшиеся в каких-либо средствах для разгульного существования, вдруг ни с того ни с сего бросали нажитое и пускались в дальние, абсолютно бессмысленные (с точки зрения служителей церкви) странствия... Иные из них возвращались, иные - нет.
Что происходило с ними? Что их толкало на невиданные ранее действия? Какая сила и какой дух? Тут священники приходили в замешательство, так как ни козням дьявола (какой ему от всего этого прок?!), ни служению другим богам (оно заключалось совсем в ином) приписать подобное было невозможно. Осталась лишь констатация многочисленных фактов. А вот они, как ни странно, почти все совпадают. Большинство великих и не очень путешественников из прошлого как раз и подпадают под выведенный Кларком портрет!
Обладающий особой интуицией, но так и не сумевший преодолеть свойственный ему догматизм, Родриго Волунес нарек данное явление "поветрием странствий"... Он был недалек от истины.
- Что ты имеешь в виду?
- То, о чем английский уфолог Питер Лонджак высказался на конференции в Портсмуте три года назад как о "феномене странников". Но стоит еще раз обратиться к дневнику Уильяма Кларка...
"Мы оказались в тяжелейшем положении. Было известно заранее, что индейцы племени сиу враждебно относятся к любым чужакам, осмелившимся вторгнуться на их территорию, и потому Льюис намеревался обогнуть их земли. Но наши повозки застряли на переправе во время очередного дневного перехода (он оказался на редкость утомительным), и отряд был вынужден заночевать в неизвестном месте.
Утром, открыв глаза, мы обнаружили индейцев, окруживших нас со всех сторон. Количество воинов, готовых к нападению, составляло не менее трехсот человек. Они были в боевой раскраске и весьма воинственно настроены. Я собирался отдать приказ занять круговую оборону, но Льюис неожиданно для всех вышел вперед, подошел к передовой линии индейцев и, отчаянно жестикулируя, стал произносить какие-то непонятные нам фразы...
Мне было известно, что мой друг не знает ни одного из языков местных аборигенов, и я, придвинувшись к нашей переводчице-индианке Сакагавее, поинтересовался, способна ли она понять речь Льюиса. "Он не говорит на наших языках, - испуганно ответила женщина. - В него вселился дух Угейо!"
Среди индейских духов Угейо считался одним из самых страшных - его присутствия боялись даже самые смелые воины. Не потому ли, послушав несколько минут скоротечный монолог Льюиса, сиу отступили прочь и не чинили нам более никаких препятствий?
Позже сам Льюис не смог объяснить мне свое поведение, сославшись на кратковременную потерю памяти..."
- Во всем имеется некий смысл, - заметил я. - Ничего не возникает из ниоткуда и не уходит в никуда. Недавно мне пришлось читать статью о снах, там приводились довольно интересные данные: количество так называемых "вещих" или "пророческих" снов превышает по общим показателям черту в 59 процентов. Просто мы часто не воспринимаем их как предупреждение, намек, информацию к размышлению или подсказку для определенного действия. Мы ведь в этом плане словно дети, оказавшиеся внутри огромного и непонятного нам механизма, существующего и работающего по своим законам.
- Логично, - согласилась экстрасенс. - Я тоже, поразмышляв, пришла к аналогичному мнению. И сразу попыталась восстановить ход событий: их первое появление и с чем оно связано.
- А какие сны ты видела, о чем они? - не совсем тактично поинтересовался я. Разумеется, определенное право на любопытство у меня имелось - собеседница первой затронула эту тему, - но не получи я ответа на свой вопрос, ничего бы страшного для собственного самолюбия также не произошло. У каждого из нас есть "красная черта", за которую заходить не следует.
- Далекие пейзажи разных местностей... Ощущение такое, словно я просматриваю некий видовой фильм, демонстрирующий красоту природы. Причем дикой, необузданной, манящей своей непознанностью и попадающей под стандартное определение "сюда не ступала нога человека". Представь себе, как трудно выйти на подтекст подобного зрелища - к чему из собственного прошлого, настоящего или будущего его "приспособить"...
- Но тебе удалось докопаться до истины?
- Не сразу. Первый шаг в правильном направлении напрашивался: мне удалось просчитать, что за день до начала "трансляций" я побывала в Музее естествознания...
- Стой! Я подскажу. Экспозиция, посвященная освоению Дикого Запада! Экспедиция Кларка и Льюиса!
- Угадал. Впрочем, когда я привела тебе исходные данные "задачи", то не так уж и сложно отыскать ответ. Меня угнетало иное: я ведь простояла рядом с витриной всего несколько минут, не более, бросив поверхностный взгляд на экспонаты. Но что-то меня "зацепило" или, наоборот, кто-то "зацепил" меня. Во всем происходящем следовало разобраться. Тут таилась некая тайна, разгадка которой находилась в далеком прошлом. Но откуда тянулась эта странная нить и почему она пролегла именно ко мне, минуя сотни других посетителей?
- Ты - особенная. Ты можешь гораздо больше, чем всякий из нас.
- И потому мне больше других достается? - усмехнулась Беатрис. - Может быть... Довольно слабо разбираясь в каком-либо виде расследований, примерно на уровне детективов Чейза, я решила сосредоточиться на двух ключевых фигурах: Льюисе Мериуетере и Уильяме Кларке. Люди американской истории, всем известные личности, о них написано немало книг, не говоря уже об опубликованных личных дневниках путешественников... Все изучено до малейших деталей. Казалось бы, что тут еще может быть? Пришлось мне снова наведаться в знакомый нам музей...
- Нашла нечто необычное?
- Именно. Встав возле стенда со страницами из дневника Кларка, я вдруг поняла - передо мной фальшивка. Хорошо сделанная, прекрасно стилизованная под старину, но фальшивка, не имеющая к оригиналу никакого отношения.
- Как ты узнала? Почувствовала?
- Где-то на энергетическом уровне. Достаточно было взглянуть на портрет путешественника, а потом перевести взгляд на текст "дневника"... Пришлось обратиться в ФБР.
- Как?! В ФБР?!
- Ну, конечно, не напрямую, - улыбнулась Руперт. - К агенту ФБР Рудольфо Альтинелли, с которым я время от времени сотрудничаю. Сначала Альтинелли меня высмеял, потом стал возмущаться моей тупостью, затем пообещал вникнуть в детали. Вникнув, признал: "В музейной экспозиции помещены "несколько переработанные" дневники Уильяма Кларка в связи с возможной деформацией сути исторического процесса и его последующего влияния на самосознание общественности". Неплохая формулировка, не так ли?
- О том, как иные наши организации, считающие себя "блюстителями порядка и морали", пытаются переписывать историю по своему разумению, хорошо известно, - заметил я. - Но какую крамолу, интересно, удалось им обнаружить в подлинных дневниках Кларка? Тут, по-моему, даже если очень усердно придираться, ничего "вредного" отыскать не удастся!
- Иной раз правда вызывает непонимание, а оно способно привести к сомнению. Сомнение, в свою очередь, лежит в основе всякого бунта. Сомнение в основах и в фундаментальных правилах, общепринятых традициях, сомнение в институтах власти и закона, ниспосланных нам то ли Творцом, то ли самой историей... И когда эта история оборачивается неожиданной стороной, то поневоле хочется ее подретушировать - законное желание любого правительства. Ведь расстояние между тем, что было и что могло быть на самом деле, может оказаться слишком длинным. Настолько длинным, что в этой пропасти окажутся все прежние идеалы и заветы...
- Звучит со зловещей прямотой. И о чем говорили настоящие дневниковые записи Кларка? Если тебе удалось их раздобыть...
- Не мне - агенту Альтинелли. Рудольфо уязвило то, что и от него кое-что оказалось скрытым. А честолюбивые рыцари "плаща и кинжала" не любят оказываться в дураках. Словом, спустя два дня ксерокопии оригинала были на моем столе. Мельком ознакомившись с ними, я не обнаружила ничего интересного. Подчеркну - интересного для себя. Хотя определенные разночтения с "каноническим текстом" они имели. Впрочем, зачем мне говорить тебе лишнее: сядь за мой компьютер, выйди на директорию "история", подраздел "Америка", и открой файл "экспедиция".
"Теперь нам предстоит двинуться вверх по Миссури двумя группами. Часть первопроходцев отправится на лошадях вдоль берега реки, другая будет плыть на шлюпках, снабженных парусами. Я предпочел морскую прогулку и возглавил второй отряд.
Перед началом путешествия невольно обратил внимание на Льюиса. Я знал его довольно давно, но никогда прежде не видел в таком напряженном состоянии. Позволю себе описать облик этого человека, помощника президента Джефферсона, в то мгновение, утром 14 мая 1804 года.
Спина несколько сгорблена (хотя раньше он отличался военной выправкой), руки чуть согнуты и устремлены вперед, тогда как локти прижаты к бокам, пальцы вздрагивают от напряжения, подбородок словно сделался заостренным и выдвинулся вперед, в глазах - невероятный блеск возбуждения, несвойственный моему приятелю, походка приобрела быстрый, суетливый характер, а частота совершаемых им движений откровенно пугает...
Странные перемены происходят с людьми в начале предстоящего нам столь знаменательного события, но они могут быть оправданы той исторической миссией, возложенной отечеством на его преданных граждан..."
* * *
- Ничего особенного, - пришлось признать мне. - Я не знаком с книгой Кларка, но не думаю, что между тем текстом и материалом в твоем файле есть существенные расхождения - обычные дневниковые записи, начало путешествия...
- После прочтения и у меня возникли схожие мысли, - кивнула Руперт, - но спустя секунду моя память подала первый сигнал! Я несколько лет тренировала свой мозг таким образом, чтобы вся информация, полученная мной когда-либо из тех или иных источников, надежно откладывалась внутри на какие-то полочки, дабы время от времени можно было пользоваться этими данными. Стало понятно, что нечто подобное я уже где-то читала. Имею в виду описание Льюиса.
Кларк не отличался особым литературным даром, он с должной педантичностью излагал происходящее, и только. Но именно эти строчки - "сгорбленная спина, локти, прижатые к бокам, вздрагивающие пальцы, устремленный вперед подбородок, возбужденный блеск в глазах и общая суетливость движений" - показались мне знакомыми.
Я задала себе трудную работу. Поверь, рыться в собственной памяти куда сложнее, чем копаться в архивной базе компьютера, где, набрав несколько нужных слов, можно без особых проблем отыскать все возможные варианты. Пришлось проделать, не побоюсь этого слова, титанический труд... Одно время даже хотелось ввести себя в гипнотический транс, дабы обнаружить нужный "портрет", но это игра с опасными последствиями. И все-таки я вспомнила. Аналогичные строчки были мной вычитаны в трактате "Размышления о непознанном", изданном в 1492 году монахом ордена Алькантара Родриго Волунесом. Эта книга являлась современницей такого величайшего труда, как "Маллеус малефикарум" немецких монахов Шпренгера и Инститора.
- "Молот ведьм"? - догадался я. - Руководство по поиску и выявлению пособниц дьявола.
- Ты упустил способы пыток для получения признания в этом от самих подозреваемых, - усмехнулась Беатрис. - Но мы уходим от темы. В отличие от своих германских собратьев по вере, Волунес не был столь кровожадным - его интересовали совсем иные вещи и явления. Впрочем, они лежали в той же области, заставившей составить свой трактат Шпренгера и Инститора - где-то на границе добра и зла, под властью неведомых нам сил...
- Как тебе удалось "выйти" на такую книгу? Специально интересовалась "предметом"?
- Нет. Все произошло спонтанно и, как часто случается, не я выбирала, а меня. В Толедо, в архиве городского музея, мне пришлось потрудиться над ксерокопированием одной работы из времен инквизиции (научное исследование по медицине, абсолютно никак не связанное с нашим вопросом), и тут мое внимание привлек мощный том в толстом кожаном переплете, покрытом солидным слоем пыли. Том лежал на средней полке, и было видно, что его давным-давно не снимали. Хранится вещь под своим порядковым номером, занесена в общий формуляр, и спасибо на этом.
Меня словно какая-то неведомая сила потянула открыть его. Крупные рисованные буквы заглавного листа, латинские слова в готической прописи, сохранившие своеобразную грубую четкость. С некоторым трудом (учила когда-то латынь, но весьма поверхностно) я начала вчитываться в текст... И он захватил меня своей бесхитростной силой и притяжением сумрачного прошлого. Долго двигаться в этом направлении я не смогла (слишком много уходило сил и времени), а потому, подойдя к консультанту музея, поинтересовалась: переведен ли трактат на английский. Оказалось, что нет, а вот на испанский - да. С этим языком, как знаешь, у меня давнее взаимопонимание. Перевод выглядел довольно точным (он был сделан лишь спустя десять лет после выпуска издания), и я легко осилила труд Родриго Волунеса.
Там-то, среди различных описаний и примеров, мне и встретился подобный "словесный портрет". Испанский монах нарек это явление "очарованием странствий" и, не сумев выбраться за рамки собственного интеллекта, был вынужден лишь констатировать наличие "очевидного-невероятного", не наделив его личными комментариями и выводами. Явление это весьма старое и относится к тем годам, когда человек, осознав себя как мыслящее существо, обладающее определенным разумом, стал наблюдать за окружающим миром, выискивая в нем определенные взаимосвязи и с удивлением натыкаясь на всевозможные загадки, не подчиняющиеся его первобытной логике и не вписывающиеся в привычный круг представлений. В первую очередь его интересовали соплеменники и соседи, жившие рядом с ним. Ведь от их поведения и намерений зависело его будущее, как и будущее его потомства.
И тут впервые возник этот феномен, феномен "странника", добротно описанный испанским монахом. Некоторые люди вдруг ни с того ни с сего начинали вести себя совсем не так, как полагалось согласно общепринятым правилам...
- Закон аквариума, - припомнил я. Там, где мне удается вставить слово и показать собственные знания, с удовольствием это делаю. - Если рыбка внезапно начинает отличаться от других особей своим поведением, остальные плавающие тут же бросаются к ней и забивают до смерти. Но "ничего личного" - врожденный инстинкт того требует: рыбка наверняка больная, и если вовремя не принять меры, то зараза способна перейти к другим обитателям аквариума.
- Раньше так было не только у аквариумных рыбок, - заметила Руперт. - К которым, кстати, я испытываю особую симпатию. По мере "возмужания", передвигаясь по ступенькам цивилизации, человек замедлял скорость принятия собственных решений. Если в начале времен те же кроманьонцы, не задумываясь, проламывали подозрительно ведущему себя сородичу череп, то уже на более поздней стадии жители Древнего Мира пытались выяснить: насколько серьезна его болезнь какого следует приглашать врача для психиатрического обследования, жреца для изгнания нечистых духов или стража порядка для пресечения хулиганского поведения?
Особой "бдительностью" отличались служители католической церкви в Испании, начиная с раннего средневековья. Ведь им предстояло определить насколько точно соблюдают законы церкви перешедшие в христианство евреи и мусульмане. Чуть позже заполыхали огни инквизиции...
Система соглядатайства и контроля на Пиренейском полуострове в те годы превосходила даже тайные структуры Третьего рейха, когда в каждом подъезде обязательно сидел "наблюдатель", а ни одна большая семья не обходилась без доносчика. И "система" обнаружила непонятное явление, перед которым вынуждена была спасовать, не в силах определить, к какой именно категории зла оно относится, да и вообще зло ли это?! То там, то здесь, некие мужчины (как правило, в возрасте от двадцати пяти до сорока двух лет), представители богатых и знатных фамилий, отцы семейств или преуспевающие идальго, не нуждавшиеся в каких-либо средствах для разгульного существования, вдруг ни с того ни с сего бросали нажитое и пускались в дальние, абсолютно бессмысленные (с точки зрения служителей церкви) странствия... Иные из них возвращались, иные - нет.
Что происходило с ними? Что их толкало на невиданные ранее действия? Какая сила и какой дух? Тут священники приходили в замешательство, так как ни козням дьявола (какой ему от всего этого прок?!), ни служению другим богам (оно заключалось совсем в ином) приписать подобное было невозможно. Осталась лишь констатация многочисленных фактов. А вот они, как ни странно, почти все совпадают. Большинство великих и не очень путешественников из прошлого как раз и подпадают под выведенный Кларком портрет!
Обладающий особой интуицией, но так и не сумевший преодолеть свойственный ему догматизм, Родриго Волунес нарек данное явление "поветрием странствий"... Он был недалек от истины.
- Что ты имеешь в виду?
- То, о чем английский уфолог Питер Лонджак высказался на конференции в Портсмуте три года назад как о "феномене странников". Но стоит еще раз обратиться к дневнику Уильяма Кларка...
"Мы оказались в тяжелейшем положении. Было известно заранее, что индейцы племени сиу враждебно относятся к любым чужакам, осмелившимся вторгнуться на их территорию, и потому Льюис намеревался обогнуть их земли. Но наши повозки застряли на переправе во время очередного дневного перехода (он оказался на редкость утомительным), и отряд был вынужден заночевать в неизвестном месте.
Утром, открыв глаза, мы обнаружили индейцев, окруживших нас со всех сторон. Количество воинов, готовых к нападению, составляло не менее трехсот человек. Они были в боевой раскраске и весьма воинственно настроены. Я собирался отдать приказ занять круговую оборону, но Льюис неожиданно для всех вышел вперед, подошел к передовой линии индейцев и, отчаянно жестикулируя, стал произносить какие-то непонятные нам фразы...
Мне было известно, что мой друг не знает ни одного из языков местных аборигенов, и я, придвинувшись к нашей переводчице-индианке Сакагавее, поинтересовался, способна ли она понять речь Льюиса. "Он не говорит на наших языках, - испуганно ответила женщина. - В него вселился дух Угейо!"
Среди индейских духов Угейо считался одним из самых страшных - его присутствия боялись даже самые смелые воины. Не потому ли, послушав несколько минут скоротечный монолог Льюиса, сиу отступили прочь и не чинили нам более никаких препятствий?
Позже сам Льюис не смог объяснить мне свое поведение, сославшись на кратковременную потерю памяти..."
* * *
Питер Лонджак утверждает: "странники" - не что иное, как энергетические существа, проникающие в наш мир из иного измерения. Они преследуют одну цель - изучение окружающего пространства. "Очарованный странником" человек выходит из собственного подчинения и полностью принадлежит своему невидимому куратору, отныне направляющему все его действия. А того тянет в дальние, неоткрытые земли, в непонятые и непознанные просторы, в неизведанные глубины океана и космоса... По мнению английского уфолога, фактически все великие путешественники стали жертвами "странников" - не случайно после эпохи великих открытий, когда была составлена полная карта планеты, появление "странников" практически сошло на нет. Им нечего больше у нас искать, некуда стремиться. Разве что в космос... Но для подобных путешествий еще не наступили необходимые технологические предпосылки, и потому экспансия "странников" на время прекращена.
- Ты поддерживаешь эту версию? - поинтересовался я. - Странно... Почему человек не может быть любопытным от природы? Почему его не должны волновать чужие страны и загадочные народы? Не все же уродились домоседами. Даже животные и птицы, как и обитатели морского мира, постоянно подвержены сезонной миграции!
- Но ими руководят естественные законы природы, - возразила Руперт. - А "странники" диктуют попавшим в их полон людям свои правила игры, не считаясь с их мнениями или желаниями. Они просто отдают команды. Есть и еще одна деталь, указывающая на постороннее вмешательство. Точнее, потустороннее.
- Какая?
- Дальнейшее существование человека, которого оставил "странник". Оно крайне незавидно. Я бы сравнила его с состоянием девушки, отмечающей свое шестнадцатилетие в ночном баре. Она радуется, веселится, танцует, пьет коктейли и более крепкие напитки, тайком покуривает марихуану, болтает о чем-то с подругами и вдруг... отключается, продолжая пребывать в неком невиданном блаженстве. Но проходит некоторое время, и девушка приходит в себя в кабинке женского туалета. Ее тело ноет, на груди синяки, в желудке тошнота, пальцы вздрагивают, и ощущение такое, словно за эти мгновения ее изнасиловал по меньшей мере взвод морских пехотинцев... Опустошенность, боль, полная безысходность. Дальнейшая жизнь не имеет никакого смысла.
- Жестко и жестоко.
- Примерно так. "Странники" за ненадобностью просто выбрасывают отслужившую с их точки зрения "оболочку" как полностью выработавшую свой потенциальный ресурс. Они, очевидно, страшные педанты и прагматики. А "оболочка", не найдя себе нового применения и понимая, что ее использовали, но не понимая как, мечется в безумии. Ничем хорошим это не заканчивается - почитай о жизни путешественников и мореплавателей, там довольно скромно упоминается об их дальнейшем существовании. Тот же Льюис, назначенный за свой вклад в освоение Запада губернатором Сент-Луиса, промаявшись в дикой тоске два с половиной года, покончил с собой... Другие, более стойкие, сумев удержать себя от "последнего шага", страдали до конца жизни, наводя тоску на окружающих.
- Удивительные откровения, - покачал головой я. - И все же у меня остался еще один вопрос. Почему именно тебе довелось раскрыть эту загадку - кто позвал тебя из прошлого?
- Об этом я узнала в самом конце истории, еще раз просмотрев состав экспедиции и то, что произошло с этими людьми впоследствии. Оказывается, та, легендарная проводница и переводчица Сакагавея, индианка по происхождению, приходится мне дальней родственницей по материнской линии. Вероятно, она, в свое время не сумев понять тайну Льюиса, сделала все возможное, чтобы этим занялся кто-то из ее потомков. Мы, индейцы, трепетно относимся к духам былого...
Перевод с английского и подготовка к публикации Тимура КРЫЛЕНКО
