Солдат тоже человек
Такого казуса и от самого высокого начальства не скроешь. Да и как скроешь, когда из Грузии уже полетела на весь мир убийственная информационная бомба: сержант Глухов обратился с экрана Грузинского ТВ с прошением к президенту Михаилу Саакашвили: « Я прошу президента Грузии предоставить мне убежище, я не могу больше терпеть тех тягот, на которые обречены российские солдаты здесь» (т.е. в Южной Осетии).
Чёртов Глухов! Ладно, перебежал бы во вражеский стан из политических соображений – противозаконно, но даже солидно: у российского солдата - собственные политические воззрения. Или из-за несогласия с политической линией «Единой России». В качестве, к примеру, протеста против повышения таможенных пошлин на ввозимые в Россию иностранные автомобили. Или против увеличения стоимости проезда в городском транспорте, хлебобулочных изделий, газа, электричества, водоснабжения... Так нет же! Сбежал «из-за невозможности терпеть тяготы, на которые обречены российские солдаты». Слова-то, какие: «тяготы», «обречены»! Позор на весь мир: солдат бежит из армии Великой России из-за «тягот», делающих невозможной воинскую службу. И, памятуя суворовское: «наступление – лучшее средство защиты», Минобороны РФ обрушился на врага сенсационным сообщением: грузинские спецслужбы похитили сержанта Александра Глухова из российской воинской части.
Да вот недогляд. Оперативники из Минобороны РФ не сумели «обезвредить» еще существующие в России немногочисленные свободные СМИ. «Похищенный» сержант успел в интервью корреспондентам радиостанции «Эхо Москвы» и «Новой газеты» сообщить, что его никто не похищал, не принуждал, в Грузию он ушел по собственной воле. Будь у Южной Осетии граница с другим государством, ушел бы туда.
О «тяготах», которые вынудили Глухова на такой неординарный поступок, красноречиво рассказала в газете «Коммерсант»сотрудница правозащитного центра «Демос» Варвара Пархоменко. Находясь в Ахалгорском районе Южной Осетии, она видела, что солдаты российской воинской части, дислоцированной там, служат в тяжелых условиях, «...живут в драных брезентовых палатках... Военные там еще и пьют безбожно – район винодельческий, а пьянство провоцирует конфликты...». И активисты из Комитета солдатских матерей подтверждают: «...питаются впроголодь, месяцами не знают бани, офицеры издеваются над ними, случается, привязывают солдат к деревьям. У них изъяты документы, удостоверяющие их личность и принадлежность к определенной воинской части». О каком уж тут говорить соблюдении прав человека, гарантированных Конституцией РФ! Но эти объективные доказательства корреспондентов и матерей, пославших сыновей в армию защищать Отечество, а не на каторгу, которой эта служба оборачивается в действительности, в Минобороны РФ и слышать не желают. Стараясь выйти сухими из воды, оградить страну от позора и, главное, уберечься от ответственности, упрямо твердят: похитили, принудили, заманили. И зеленеют от злости, беспомощности, читая заявление официального представителя МВД Грузии «Интерфаксу»: «Он (сержант Глухов) свободен как в плане передвижения, так и выбора – оставаться ли в Грузии или возвращаться в Россию. Все утверждения Минобороны РФ, что якобы Глухов был захвачен грузинскими спецслужбами, являются откровенной дезинформацией».
Да, с юридической точки зрения сержант Глухов - дезертир. Но российскому командованию трагедия видится не в самом этом факте – он давно не сенсация, а в том, что сержант ушел во «вражескую Грузию» и весь мир узнал правду о солдатской службе в Российской армии.
Почему же этот простой русский парень из далекой Удмуртии, более года исправно несший воинскую службу, несмотря на все ее тяготы, бежал, когда до «дембеля» ему оставалось всего четыре месяца? Решился на поступок, резко изменивший всю его дальнейшую жизнь, на расставание с матерью и близкими, бежал в неизвестность? Ответ, к сожалению и стыду нашему, один: парень имеет неосторожность обладать чувством собственного достоинства и больше не желает влачить жизнь крепостного – бесправной собственности вздорных офицеров.
Предавать огласке случаи дезертирства из Российской армии не принято. Командование вынуждено делать это только тогда, когда они связаны с уголовными преступлениями и шила в мешке не утаишь. Виновных ловят, судят, наказывают. Однако те, кто своими безответственными, а порой преступными действиями толкает солдата – молодого, малоопытного парня на противоправный поступок, отделываются легким испугом и продолжают творить свое черное дело – калечат молодые души и дискредитируют собственную армию.
Два моих внука-израильтянина недавно солдатами отслужили в Армии Обороны Израиля. Меня, в прошлом флотского офицера, естественно, интересовали мельчайшие подробности службы солдат этой одной из сильнейших армий мира. Армии, от службы в которой никто не уклоняется, будь-то парень или девушка; где слов таких, «дезертир», «неуставные отношения», «дедовщина» и знать не знают. При строжайшей дисциплине – никакой «павловской» муштры, в столовую строем не ходят, не тянутся во-фрунт, разговаривая с офицером, не отбивают «строевым шагом», проходя мимо. Солдат и офицер израильской армии – это, прежде всего, уважающие друг друга граждане единой страны, служащие делу ее защиты. И от того, что между офицером и рядовым зачастую устанавливаются дружеские отношения, что солдат может обратиться к своему командиру просто по имени, ни на йоту не страдает боеспособность израильской армии. Скорее, наоборот, ибо приказ уважаемого командира всегда выполняется с большим рвением.
«Голодный солдат» в израильской армии, как и в армии любого цивилизованного государства, такой же нонсенс, как сытый солдат во многих частях армии российской. Да и как накормить нашего солдатика, когда «обезземелившая» Россия, не поверите, картошку и морковку покупает за нефтедоллары у Египта и крохотного Израиля, добрая половина земли которого - бесплодная пустыня?! Покупать втридорога за валюту, оказалось для России куда проще и, видимо, выгоднее, чем восстанавливать собственное загубленное десятилетиями сельское хозяйство или развивать новое - фермерское, задушенное непосильными государственными налогами.
Следя за судьбой сержанта Глухова, я невольно вспомнил два случая из моей флотской службы. Хотя миновало свыше полсотни лет, они вполне созвучны сегодняшнему дню.
По окончании Высшего военно-морского училища меня, флотского лейтенанта, назначили служить на Тихоокеанский флот в отряд катеров - морских охотников за подводными лодками, располагавшийся в Советской гавани. Личный состав в осенне-зимнее время жил в огромном, плохо отапливаемом бараке с земляным полом. И никого из флотского командования это не волновало. А мне на всю жизнь запомнился сырой, холодный воздух, окутавший меня, когда я впервые вошел в тот барак. Вдоль прохода между рядами коек стоял по команде «смирно» экипаж одного из катеров. А перед ними - вдрибадан пьяный старший лейтенант, командир катера, и перепуганный матрос-салага, которому тот, грозя пистолетом, приказал проползти по-пластунски по полу от двери до задней стенки барака.
Я остолбенел. Испуганный салажонок бросился к двери, распластался на полу, уже было пополз, сопровождаемый пьяным хохотом командира и мрачным молчанием матросов, когда я, возмущенный этим издевательством, шагнул к негодяю и остановился вплотную. Еще мгновение и я , влепил бы ему пощечину. Но, видимо, красноречивое выражение моего лица отрезвило старшего лейтенанта. Он испуганно посмотрел на строй своих подчиненных, будто увидел их впервые, столкнулся с их ненавидящими взглядами, пробормотал что-то вроде «отставить» и выскочил из барака.
Когда я рассказал об этом происшествии одному из наших офицеров, тот «успокоил» меня: еще и не такое увидишь. Я, к сожалению, «увидел». И не раз.
...Вскоре меня перевели штурманом на базировавшийся в той же Совгавани сторожевик - боевой корабль Тихоокеанского флота. В моем подчинении находилось три рулевых: старшина и два матроса. Младшего из них, первогодка Петухова, перевели к нам недавно. Служил он нерадиво. Старшина то и дело на него жаловался. Я тщетно пытался вызвать Петухова на откровенный разговор, стараясь понять, почему матрос, судя по отзывам, хорошо служивший на другом корабле, так изменился, оказавшись у нас. Петухов отмалчивался и лишь однажды пробормотал угрюмо:
- Я шел служить на флот, а не на каторгу.
... В начале тридцатых годов ХХ века, когда и был построен наш сторожевик, корабелы-проектировщики советских военно-морских кораблей и не думали о создании хотя бы минимальных удобств для матросского состава, которому предстояло жить здесь круглогодично (матросы тогда служили по пять лет). Ночью в тесных кубриках на 20-25 человек, плохо проветриваемых с помощью выходящих на верхнюю палубу люков, стоял такой густой смрад, хоть топор вешай. На дореволюционного образца подвесных койках или на рундуках (спальных местах в виде ящиков), покрытых твердыми пробковыми спасательными матрасами, не заснешь без особой сноровки. Ни душа, ни каких-либо специальных мест, где можно было бы помыться, постирать нательное белье, рабочую форму-робу, проектировщики не предусмотрели. Команду матросов в любую погоду водили раз в декаду в баню, где они мылись и стирали свои вещи, стараясь успеть их хоть как-нибудь высушить. Особой заботой была борьба с тараканами на камбузе. Насекомые не боялись никаких химических составов береговых эпидемиологов, появлявшихся на корабле раз в полгода.
Все эти, мягко говоря, неудобства матросы и старшины наших кораблей воспринимали как неизбежные тяготы военно-морской службы. Другое дело – матрос Петухов. Его для доукомплектования штата рулевых перевели к нам с тральщика, полученного во время войны по ленд-лизу от ВМС США. Я бывал на таких кораблях: американцы проектировали их, памятуя о команде матросов, которым предстояло здесь жить и служить. Хочешь помыться – к твоим услугам душ, постирать – стиральная машина, в кубриках вентиляторы, палуба деревянная, а не покрытая вонючей и скользкой соляркой, как у нас... Да, после службы на таком корабле условия жизни на нашем сторожевике могли показаться каторжными. Петухову, не в пример нашим матросам и старшинам, было с чем сравнивать.
...Наступило лето. Перед первым плаваньем мы со старшиной подошли к главному магнитному компасу, чтобы проверить его исправность. И остолбенели: компас не работал. Его «котелок», где обычно в чистом спирте плавает магнитная стрелка, оказался сухим. Спирт из него словно выветрился. Такого еще не случалось.
- Выпил... - растерянно констатировал старшина.
Кто «выпил», можно было и не допытываться. Я приказал вызвать на мостик Петухова. Вид его был достаточно красноречив.
Что делать? Запасной спирт хранился у корабельного механика. Обратиться к нему - значило придать инциденту огласку, а это грозило суровым наказанием не только матросу... Представьте себе моё - штурмана - состояние: на боевом корабле, выходящем в море, не работает главный штурманский прибор!
Мне стало жаль парня. Я дал ему деньги и приказал бежать за спиртом в магазин военторга, к счастью, находившийся вблизи стоянки. И - о ужас! Вернуться до отхода корабля Петухов не успел.
Корабль только стал медленно отходить от пирса, как на нем появился запыхавшийся от бега Петухов. Увидев, что корма уже отдалилась от причальной стенки, он бросился в воду, чтобы вплавь догнать корабль. Испугавшись, что парень может попасть под винты, я закричал в мегафон: «Человек за бортом!».
Боцман и матросы, находившиеся на корме, выловили Петухова из воды и уволокли его в кубрик. Вскоре боцман втихаря передал мне на мостик пол-литровую бутылку спирта.
После возвращения корабля из похода я не стал наказывать Петухова. Он продолжал выполнять свои обязанности по корабельному расписанию. Я же делал вид, что не замечаю его. Через пару дней он сам пришел ко мне в каюту:
- Вот, - сказал, протягивая деньги. - Возвращаю. – Лицо его не выражало ни стыда, ни раскаяния.
- Это правильно, - заметил я, - долги положено возвращать....
Петухов спросил разрешения выйти, но я остановил его. Он нехотя повиновался, предвидя мои нравоучения и объявление наказания.
Но вместо этого я снял с полки книжку Белавенца «Значение флота в истории России», которую читал в свободное время, и протянул ему.
- Читал?
- Нет, эту нет, - он стал с интересом рассматривать книгу.
И вдруг, оживившись, стал рассказывать, как еще в библиотеке своего детского дома разыскивал книжки о знаменитых моряках, морских путешественниках. Как еще с мальчишеских лет мечтал стать моряком, а когда призвали в армию, сам запросился на флот...
Вдруг приумолк, словно устыдился своей говорливости и, глядя на меня по-детски доверчивыми глазами, попросил:
- Товарищ лейтенант, помогите мне вернуться обратно на UMS. (Так называли мы ленд-лизовские тральщики). Не могу я служить здесь! Никогда не привыкну! Сбегу.
... Вскоре я убыл на учебу в Питер, и матрос Петухов навсегда исчез из поля моего зрения. Сегодня, вникая в подробности трагической (иначе не назовешь) судьбы сержанта Глухова, мне припомнилась эта давняя история с рулевым Петуховым, который, как и сегодня сержант Глухов, отстаивал свое человеческое достоинство и считал, что служба в армии, на флоте не есть каторга.
Российская газета «Московский комсомолец» в первополосной статье «Бегун Глухов пришел вторым» ( № 22, 4 янв. 2009 г) сообщала, что он далеко не единственный солдат-россиянин, бежавший в Грузию из воинской части, расположенной на ее границе с Южной Осетией. Всех предыдущих «бегунов» грузинские пограничники выдворяли восвояси, одного даже выловили из местного рейсового автобуса. Зачем им нищие, бездомные российские ребята? Сержант Глухов – единственный, кого грузинским полицейским не удалось вернуть в Россию. Быть может, на этот раз они и не очень старались. Быть может, пожалели оголодавшего солдатика, которого тут же накормили в ближайшем «Макдональдсе». Быть может, грузинам, обеспокоенным скоплением в районе Ахалгори дополнительных российских войск, оказалась кстати позорящая Россию информация, озвученная сержантом на весь мир. Быть может...Но факт остается фактом: в Российской армии солдат и человек – понятия разнозначные.
comments (Total: 6)