Ах, Нью-Йорк, мой Нью-Йорк... (продолжение)
Квинс
Английский король Чарльз II (которого мы упорно именуем Карлом II, хотя у британцев отродясь этого имени не бывало) был весьма внимателен к своим многочисленным родичам. Как только голландская колония Новые Нидерланды перешла под власть английской короны, ее сразу же захлестнула волна переименований. Город Нью-Амстердам был переназван в честь брата короля герцога Йоркского Нью-Йорком, а другие маленькие поселения получили в дар фамилии его родственников, герцогов Нассау и Суффолк. При этом он, конечно, не забыл и себя, любимого: центральное графство, объединяющее Нью-Йорк с другими мелкими городками, получило название Королевского - Кингс Каунти. Ну а нескольким деревушкам, оказавшихмся за околицей королевского графства, так и быть уж, присвоили звание Квинс, в честь жены короля Екатерины Браганцской.
Была она родом из Португалии, и, как водилось в то время, согласия ее на брак никто и не спрашивал: мотивы были сугубо политические. Сперва прочили ее за французского короля Людовика XIV, но когда Франция заключила союз со злейшим врагом Португалии Испанией, сватовство, естественно, расстроилось.
Честно говоря, жизни Екатерины при английском дворе не позавидуешь. И хотя она принесла Англии неслыханное по богатству приданое - 500 тысяч фунтов стерлингов, ее откровенно недолюбливали. Ну, во-первых, Екатерина была католичкой и веры своей не меняла в протестанткой Англии. “Я не предъявляю никаких требований к королю, супругу своему, - заявила она перед свадьбой, - если мне позволят исповедовать свою религию, не затрудняя меня особенно чужой”. Раздражала она придворных своими скромными, серого цвета, нарядами, к которым привыкла на Родине, в Англии в то время у аристократии были в моде цвета яркие, броские, блестящие. Подсмеивались почти в открытую над ее кривыми ногами, хотя сам муж, Чарльз II, объективно оценил ее в своем дневнике: “В лице Екатерины нет ничего красивого, но никто не нашел бы в ней ничего отталкивающего”.
А самое главное, король английский был весьма любвеобилен и многочисленные его фаворитки всячески третировали бедную скромнягу-королеву. Задумывали даже извести её. Тем более что наследника престола она никак родить не могла, а любовницы короля наплодили аж 14 незаконнорожденных детей. Но Чарльз все-таки в обиду ее не давал. На публике он проявлял должное уважение королеве, демонстрируя образ преданного мужа. И когда муж, ее опора и защита, умер, она тут же уехала в Португалию, где и умерла в одночасье в 1705 году, окруженная любовью и заботой всей семьи.
Вообще-то Англия должна быть ей по гроб жизни благодарна, ибо именно португальская принцесса привезла в туманный Альбион обычай пить послеполуденный чай, тот самый священный ритуал “ five o’ clock”, который получил в мире название “английского”. Я бы не задерживал внимания своих читателей на её особе, если бы имя Екатерины Браганцской не аукнулось громким эхом в наши дни.
Общество “Друзей королевы Екатерины” (господи, каких только сообществ не существует в Америке!) вознамерило возвести на берегу Ист-Ривер, прямо напротив Манхэттена, бронзовую статую английской королевы. Ну, во-первых, дабы отдать должное исторической особе, в честь которой назван район, а, во-вторых, думаю, для привлечения туристов в Квинс, который, увы, не может похвастать особенно притягательными историческими и современными памятниками. Как водится, казну не напрягли, а открыли сбор доброхотных деяний, даже подключили к этому жителей метрополии, то есть в самой Португалии. Казалось бы, благое дело, почему бы в Нью-Йорке, кроме Первой леди, статуи Свободы, не появиться ещё одной бронзовой даме: чай не раздерутся. Но не тут-то было. Поднялась волна протестов против установки скульптуры. Бедную Екатерину обозвали символом империализма, обвинили,- что де богатство её было нажито рабским трудом и вообще это оскорбление для коренных жителей Америки - индейцев. Правда, исторические факты свидетельствуют, что Англия занялась работорговлей после смерти венценосных супругов, а прибыль им приносила торговля восточными пряностями...Да и вообще осудить о прошлом по современным меркам - грубо нарушать принцип историзма, но кого волнует истина, когда кипят сиюминутные политические страсти?!
Так и повисла эта недурная идея, которая могла бы завлечь туристов в Квинс, в воздухе. Правда, любителей американской истории может привлечь самый старый дом в Квинсе, носящий имя его владельца Боуна. Построен он, как фермерская усадьба, в далекие голландские времена XVII столетия, при знаменитом губернаторе Питере Стайвисанте, и сохранился чудом до наших дней во Флашинге (район Квинса) на улице под названием Боун-стрит.
Драматична и показательна для нравов того времени история его хозяина Джон Боуна. Был он англичанином и принадлежал к секте квакеров, довольно суровому направлению протестантизма. Сюда, в Америку, приплыл, как и другие его единоверцы, в поисках религиозной свободы и лучшей доли. Осел, упорно трудился... В его просторный дом собирались квакеры на молитвы и послушать очередного проповедника. Но губернатор отличался ярой нетерпимостью к инаковерующим и запретил настрого проводить молитвенные собрания. Джон и со-товарищи ослушался его. И тогда разгневанный Питер Стайвисант арестовал ослушника и добился от суда его высылки. Но англичанин оказался (как это и свойственно квакерам по сей день) человеком упорным и упрямым. Сразу же по прибытии в Голландию, толком не отдохнув после утомительного двухмесячного плавания на деревянном судёнышке, он явился в правление Вест-Индской компании и обжаловал решение губернатора. И, о чудо, руководители компании, озабоченные прежде всего колонизацией новых земель, когда каждый человек на счету, одёрнули неистового Питера Стайвисанта. Короче, вернулся Джон Боун в Нью-Амстердам победителем, на белом коне, и квакеры уже беспрепятственно встречались для молитв в его доме.
Так что дом этот сохранился до наших дней как символ религиозного диссидентства. Правда, в последующие годы он перестраивался, расширялся и достраивался. Но основа сохранилась. В 1995 году общественная организация “Историческое общество Дома Боуна” уговорила наследников продать ему эту реликвию, дабы “сохранить её для страны, как национальную святыню, напоминающую о борьбе за религиозную свободу”. В 1962 году дом был объявлен достопримечательностью Нью-Йорка, а в 1977 году внесён в Национальный регистр памятников старины.