СКАЖИ: “ЛЮБЛЮ” • АЛИСА ФРЕЙНДЛИХ и ИГОРЬ ВЛАДИМИРОВ ВМЕСТЕ и ПОРОЗНЬ
Культура
Театр сам по себе – главная любовь моей жизни. Я всегда вхожу в зрительный зал в предвкушении чуда, в ожидании той любви, которая должна родиться во мне к тем, кто будет это чудо создавать. И если любовь возникла, я ей не изменяю. И храню верность тем «милым спутникам, которые сей свет своим сопутствием для нас животворили». Вспоминать о них – это все равно что говорить: «люблю».
Судьба великой актрисы Алисы Бруновны Фрейндлих и замечательного режиссера Игоря Петровича Владимирова в период их совместной работы в Ленинградском драматическом театре им. Ленсовета в большой степени была связана их любовью, поэтому вспоминать о них порознь – трудно.
Уведя молодую актрису из театра имени Комиссаржевской в театр им. Ленсовета, Владимиров многие годы создавал репертуар прежде всего в расчете на нее. Он, можно сказать, «подарил» ей театр. Строил репертуар из любви к Алисе, своей жене и главной актрисе театра, но находил в этом любовном творческом союзе основу для своего индивидуального развития, создания своего стиля режиссуры. И долгие годы это был «их театр» - Владимирова и Фрейндлих, не похожий ни на один другой русский театр того времени. Я работала там штатным фотографом около трех лет и имела ни с чем не сравнимое наслаждение снимать Фрейндлих на сцене. В книге отзывов на моей выставке в Петербурге в 2003 году Фрейндлих написала: «...ты останавливаешь мгновения самые-самые и так любя... ».
Когда-то подобные слова сказал мне другой уникальный российский актер, другая «любовь моей жизни» - Сергей Юрский. Сравнивая лестным для меня образом мои фотографии с работами другого фотографа, он спросил: «Почему? Такой же фотоаппарат, так же щелкает затвор... Тот же актер... Почему такая разница?»
«Это все любовь», - ответила я ему. Это высшее счастье для меня снимать актера, которого я люблю. Тогда между ним и мной как будто протягиваются незримые нити, я стараюсь уловить и передать высший момент актерского напряжения, откровения.
Мистика? А любовь – не мистика?
Итак, я работала с Фрейндлих и Владимировым в одном театре и любила обоих. Но вне театра я встречалась с каждым из них – порознь.
Алиса Фрейндлих, дочь известного актера Пушкинского театра, окончила Театральный институт в 1957 году. Поступила работать в Ленинградский драматический театр им.Комиссаржевской. Ее имя сразу стало известным после того, как она сыграла в спектакле «Время любить», поставленном приглашенным режиссером И.П. Владимировым. Именно в те годы я впервые увидела Фрейндлих в жизни, в театре Комедии. За молоденькой, но уже известной актрисой тогда ухаживал артист театра Комедии красавец Геннадий Воропаев. Он и пригласил Алису на генеральную репетицию (не помню, какого спектакля) в театр Комедии. Алиса стояла у огромного зеркала, которое вделано в стену зрительского фойе около входа за кулисы. Я находилась неподалеку, когда к ней подошел Н.П.Акимов. Поцеловав Алисе руку, он сказал: “Какая актриса пришла к нам на спектакль! Может быть, Вы и играть в наш театр перейдете?” Алиса подняла на Акимова свои огромные глаза и что-то смущенно прошептала.
Но перешла она не в театр Комедии, а им. Ленсовета и вышла замуж за его главного режиссера Владимирова, и родила дочь Варвару. С тех пор и до начала 70 годов я видела Фрейндлих только на сцене.
Игорю Петровичу Владимирову, режиссеру и актеру театра и кино, 1 января исполнилось бы 90 лет.
Владимиров родился в Екатеринославле (Днепропетровске), окончил Ленинградский кораблестроительный институт, воевал. Но он был из тех, кто «призван» своей профессией и изменить судьбу не мог. Демобилизовавшись, «забыл» о кораблестроении, окончил режиссерский факультет Ленинградского театрального института, играл в театре им. Ленинского комсомола, откуда вместе с режиссером Г.А. Товстоноговым перешел в Большой драматический театр, где работал артистом и ассистентом режиссера, а затем и сам начал ставить спектакли. В 1960 году был назначен главным режиссером в театр им. Ленсовета.
На этом его скитания закончились. Вместо захиревшего после ухода Н.П. Акимова театра Владимиров создал оригинальный, ни на какой другой по общему стилю и направлению не похожий. Там он и оставался главным режиссером до самой своей смерти в 1999 году (последние годы Владимиров болел, и театром практически руководил режиссер В.Пази).
В 1974 году в залах Дворца искусств на Невском проспекте состоялась первая выставка ленинградских театральных фотографов, в которой я принимала участие. К этому времени я работала штатным фотографом Драматического театра им. В.Ф.Комиссаржевской. Владимиров пришел на выставку, и мне передали, что он приглашает меня работать в свой театр.
Раздумывала недолго. Я любила театр им. В.Ф.Комиссаржевской, но мне надоели слишком обострившиеся отношения с его директором - «сталинским соколом» Сащенко. Мне предложили в театре им. Ленсовета снять какой-то спектакль. Сижу в зрительном зале, снимаю. Дверь отворяется, и сзади меня усаживается Владимиров. В антракте я к нему поворачиваюсь, но он смотрит на меня хмуро и чуть ли не во весь голос спрашивает у кого-то из работников театра: « А это кто такая»?
«Так это же и есть Аловерт».
На самом деле мы уже были знакомы с Владимировым - за несколько месяцев до описываемого момента вместе «гуляли» на каком-то банкете во Дворце искусств. Выпито было, по-видимому, довольно много. Но я хотя бы помню, как мы с Игорем Петровичем притулились к стене в коридоре, и он, держа меня за руку, рассказывал какие-то смешные истории. Историй не помню, хотя помню – что смешные. Владимиров не помнил ни самого факта нашего разговора, ни меня.
Так я начала работать в театре на Владимирском проспекте. Театр был в расцвете. Владимиров собрал в своей труппе многих прекрасных ленинградских актеров. В 1976 году открыл на второй сцене «Молодежную студию» (случай в то время беспрецедентный), где играли выпускники Театрального института (Владимиров вел там курс актерского мастерства).
Именно к этому периоду относятся лучшие спектакли, поставленные этим режиссером. Он создавал новаторскую для русского театра стилистику, синтез комедии, гротеска и лирики, ставил яркие театральные представления, пронизанные музыкой.
Публицистика, комедия, мелодрама – все варилось в котле этих причудливых спектаклей Владимирова. И в них расцветал многогранный талант Фрейндлих. Ее пение вставных куплетов, этих монологов-исповедей было той краской, тем способом выражать себя, который составлял особенную притягательную сторону ее великого дара.
Я впервые снимала Фрейндлих в «Укрощении строптивой». Помню, с каким предубеждением говорил мне об этой пьесе Акимов, который считал, что это не Шекспир, что он не мог написать пьесу об унижении женщины. Но в постановке Владимирова вся история сводилась к увлекательному поединку между двумя веселыми людьми, «не такими, как все». И Фрейндлих, и Дмитрий Барков разыгрывали этот поединок азартно, с бешеной энергией, которая выплескивалась даже в песенных монологах. Особенно мне запомнилась их драка на шпагах, когда все время казалось, что они действительно стараются проткнуть друг друга. И когда в конце спектакля «укрощенная» Катрина учит жен повиновению, не было в игре Алисы ни капли самоуничижения и покорности. Один только лукавый взгляд, которым она обменялась с Барковым, говорил о многом. Они продолжали разыгрывать свой «спектакль на публику» весело, влюбленно, понимая друг друга с полувзгляда.
Снимать Владимирова было тоже большим для меня удовольствием: высокий седой красавец, бесконечно обаятельный, лицо значительное, глубокие складки придавали ему скульптурность, которая сочеталась с невероятной живостью лица, эмоциональностью, сменой юного блеска и глубокого мрака в глазах. Впервые я снимала его на стадионе во время волейбольных соревнований. Владимиров был страстным болельщиком «Спартака» и пригласил меня на стадион специально для того, чтобы я его снимала во время игры. И не просто «болел» за игроков, но еще и играл роль болельщика. А поскольку артист он был очень непосредственный и эмоциональный, то и фотографии вышли достаточно забавными. Он их потом помещал во многие буклеты.
Спектакль «Дульсинея Тобосская» (А. Володин) был особенно удачным. В нем много философских моментов. Действие начиналось после смерти Дон Кихота. Дульсинея–Фрейндлих играла простую женщину, которая из книг знает, что ей поклонялся Дон Кихот. И вдруг к ней приходит подлинный Санчо Панса (в блестящем исполнении Анатолия Равиковича), чтобы посмотреть на ту, которую любил его хозяин. Я помню потрясающую сцену, от которой у меня до сих пор мурашки бегают по коже.
Разговаривают Дульсинея и Санчо. Приходит дочь Пансо (Г. Никулина), чтобы увести его домой. Истеричная Санчита визжит при любом желании с ней заговорить. И вдруг раздается громкий стук в дверь, врывается молодой человек и, стоя на верхней ступеньке лестницы, тревожно спрашивает: «Тут плакал ребенок?».
Михаил Боярский действительно напоминал изображение Дон Кихота, но был при этом молод и красив. И от этого сходства, и от слов, которые мог сказать настоящий Дон Кихот, действующие лица замирали, Санчо, кажется, опускался на колени. И с ними замирал зал: из небытия воскресал защитник слабых и обиженных...
Спектакль заканчивался песней, которую пели главные герои, изгнанные и оскорбленные своими соотечественниками (музыку к спектаклю написал Г. Гладков): «Нам ни выгод, ни щедрот, ничего не надо, - лишь бы где-то Дон Кихот сел на Россинанта».
Какими богатейшими модуляциями голоса, каким разнообразием тончайших интонаций пользовалась Алиса в этой роли! Я буквально слышу, как она презрительно, чуть растягивая слова, обращается к своему окружению: «Нет, милые мои, нет, начитанные, не буду я ради вашего удовольствия кого-то из себя изображать». И совсем с другой интонацией, просто, наивно, почти без выражения, но так, как будто каждое слово немного «спотыкается», - к Луису: «А жениться на мне не обязательно».
На богатейших вибрациях ее голоса были построены и «партитуры» монологов Марии Антуанетты и королевы Елизаветы в спектакле «Люди и страсти» - одном из самых значительных, поставленных Владимировым.
Конечно, не этими интонациями исчерпывалось мастерство великой актрисы, но я не пишу рецензию ни на ее творчество, ни на творчество Владимирова. Моя тема – скажи: «люблю».
Фото Нины Аловерт
Судьба великой актрисы Алисы Бруновны Фрейндлих и замечательного режиссера Игоря Петровича Владимирова в период их совместной работы в Ленинградском драматическом театре им. Ленсовета в большой степени была связана их любовью, поэтому вспоминать о них порознь – трудно.
Уведя молодую актрису из театра имени Комиссаржевской в театр им. Ленсовета, Владимиров многие годы создавал репертуар прежде всего в расчете на нее. Он, можно сказать, «подарил» ей театр. Строил репертуар из любви к Алисе, своей жене и главной актрисе театра, но находил в этом любовном творческом союзе основу для своего индивидуального развития, создания своего стиля режиссуры. И долгие годы это был «их театр» - Владимирова и Фрейндлих, не похожий ни на один другой русский театр того времени. Я работала там штатным фотографом около трех лет и имела ни с чем не сравнимое наслаждение снимать Фрейндлих на сцене. В книге отзывов на моей выставке в Петербурге в 2003 году Фрейндлих написала: «...ты останавливаешь мгновения самые-самые и так любя... ».
Когда-то подобные слова сказал мне другой уникальный российский актер, другая «любовь моей жизни» - Сергей Юрский. Сравнивая лестным для меня образом мои фотографии с работами другого фотографа, он спросил: «Почему? Такой же фотоаппарат, так же щелкает затвор... Тот же актер... Почему такая разница?»
«Это все любовь», - ответила я ему. Это высшее счастье для меня снимать актера, которого я люблю. Тогда между ним и мной как будто протягиваются незримые нити, я стараюсь уловить и передать высший момент актерского напряжения, откровения.
Мистика? А любовь – не мистика?
Итак, я работала с Фрейндлих и Владимировым в одном театре и любила обоих. Но вне театра я встречалась с каждым из них – порознь.
Алиса Фрейндлих, дочь известного актера Пушкинского театра, окончила Театральный институт в 1957 году. Поступила работать в Ленинградский драматический театр им.Комиссаржевской. Ее имя сразу стало известным после того, как она сыграла в спектакле «Время любить», поставленном приглашенным режиссером И.П. Владимировым. Именно в те годы я впервые увидела Фрейндлих в жизни, в театре Комедии. За молоденькой, но уже известной актрисой тогда ухаживал артист театра Комедии красавец Геннадий Воропаев. Он и пригласил Алису на генеральную репетицию (не помню, какого спектакля) в театр Комедии. Алиса стояла у огромного зеркала, которое вделано в стену зрительского фойе около входа за кулисы. Я находилась неподалеку, когда к ней подошел Н.П.Акимов. Поцеловав Алисе руку, он сказал: “Какая актриса пришла к нам на спектакль! Может быть, Вы и играть в наш театр перейдете?” Алиса подняла на Акимова свои огромные глаза и что-то смущенно прошептала.
Но перешла она не в театр Комедии, а им. Ленсовета и вышла замуж за его главного режиссера Владимирова, и родила дочь Варвару. С тех пор и до начала 70 годов я видела Фрейндлих только на сцене.
Игорю Петровичу Владимирову, режиссеру и актеру театра и кино, 1 января исполнилось бы 90 лет.
Владимиров родился в Екатеринославле (Днепропетровске), окончил Ленинградский кораблестроительный институт, воевал. Но он был из тех, кто «призван» своей профессией и изменить судьбу не мог. Демобилизовавшись, «забыл» о кораблестроении, окончил режиссерский факультет Ленинградского театрального института, играл в театре им. Ленинского комсомола, откуда вместе с режиссером Г.А. Товстоноговым перешел в Большой драматический театр, где работал артистом и ассистентом режиссера, а затем и сам начал ставить спектакли. В 1960 году был назначен главным режиссером в театр им. Ленсовета.
На этом его скитания закончились. Вместо захиревшего после ухода Н.П. Акимова театра Владимиров создал оригинальный, ни на какой другой по общему стилю и направлению не похожий. Там он и оставался главным режиссером до самой своей смерти в 1999 году (последние годы Владимиров болел, и театром практически руководил режиссер В.Пази).
В 1974 году в залах Дворца искусств на Невском проспекте состоялась первая выставка ленинградских театральных фотографов, в которой я принимала участие. К этому времени я работала штатным фотографом Драматического театра им. В.Ф.Комиссаржевской. Владимиров пришел на выставку, и мне передали, что он приглашает меня работать в свой театр.
Раздумывала недолго. Я любила театр им. В.Ф.Комиссаржевской, но мне надоели слишком обострившиеся отношения с его директором - «сталинским соколом» Сащенко. Мне предложили в театре им. Ленсовета снять какой-то спектакль. Сижу в зрительном зале, снимаю. Дверь отворяется, и сзади меня усаживается Владимиров. В антракте я к нему поворачиваюсь, но он смотрит на меня хмуро и чуть ли не во весь голос спрашивает у кого-то из работников театра: « А это кто такая»?
«Так это же и есть Аловерт».
На самом деле мы уже были знакомы с Владимировым - за несколько месяцев до описываемого момента вместе «гуляли» на каком-то банкете во Дворце искусств. Выпито было, по-видимому, довольно много. Но я хотя бы помню, как мы с Игорем Петровичем притулились к стене в коридоре, и он, держа меня за руку, рассказывал какие-то смешные истории. Историй не помню, хотя помню – что смешные. Владимиров не помнил ни самого факта нашего разговора, ни меня.
Так я начала работать в театре на Владимирском проспекте. Театр был в расцвете. Владимиров собрал в своей труппе многих прекрасных ленинградских актеров. В 1976 году открыл на второй сцене «Молодежную студию» (случай в то время беспрецедентный), где играли выпускники Театрального института (Владимиров вел там курс актерского мастерства).
Именно к этому периоду относятся лучшие спектакли, поставленные этим режиссером. Он создавал новаторскую для русского театра стилистику, синтез комедии, гротеска и лирики, ставил яркие театральные представления, пронизанные музыкой.
Публицистика, комедия, мелодрама – все варилось в котле этих причудливых спектаклей Владимирова. И в них расцветал многогранный талант Фрейндлих. Ее пение вставных куплетов, этих монологов-исповедей было той краской, тем способом выражать себя, который составлял особенную притягательную сторону ее великого дара.
Я впервые снимала Фрейндлих в «Укрощении строптивой». Помню, с каким предубеждением говорил мне об этой пьесе Акимов, который считал, что это не Шекспир, что он не мог написать пьесу об унижении женщины. Но в постановке Владимирова вся история сводилась к увлекательному поединку между двумя веселыми людьми, «не такими, как все». И Фрейндлих, и Дмитрий Барков разыгрывали этот поединок азартно, с бешеной энергией, которая выплескивалась даже в песенных монологах. Особенно мне запомнилась их драка на шпагах, когда все время казалось, что они действительно стараются проткнуть друг друга. И когда в конце спектакля «укрощенная» Катрина учит жен повиновению, не было в игре Алисы ни капли самоуничижения и покорности. Один только лукавый взгляд, которым она обменялась с Барковым, говорил о многом. Они продолжали разыгрывать свой «спектакль на публику» весело, влюбленно, понимая друг друга с полувзгляда.
Снимать Владимирова было тоже большим для меня удовольствием: высокий седой красавец, бесконечно обаятельный, лицо значительное, глубокие складки придавали ему скульптурность, которая сочеталась с невероятной живостью лица, эмоциональностью, сменой юного блеска и глубокого мрака в глазах. Впервые я снимала его на стадионе во время волейбольных соревнований. Владимиров был страстным болельщиком «Спартака» и пригласил меня на стадион специально для того, чтобы я его снимала во время игры. И не просто «болел» за игроков, но еще и играл роль болельщика. А поскольку артист он был очень непосредственный и эмоциональный, то и фотографии вышли достаточно забавными. Он их потом помещал во многие буклеты.
Спектакль «Дульсинея Тобосская» (А. Володин) был особенно удачным. В нем много философских моментов. Действие начиналось после смерти Дон Кихота. Дульсинея–Фрейндлих играла простую женщину, которая из книг знает, что ей поклонялся Дон Кихот. И вдруг к ней приходит подлинный Санчо Панса (в блестящем исполнении Анатолия Равиковича), чтобы посмотреть на ту, которую любил его хозяин. Я помню потрясающую сцену, от которой у меня до сих пор мурашки бегают по коже.
Разговаривают Дульсинея и Санчо. Приходит дочь Пансо (Г. Никулина), чтобы увести его домой. Истеричная Санчита визжит при любом желании с ней заговорить. И вдруг раздается громкий стук в дверь, врывается молодой человек и, стоя на верхней ступеньке лестницы, тревожно спрашивает: «Тут плакал ребенок?».
Михаил Боярский действительно напоминал изображение Дон Кихота, но был при этом молод и красив. И от этого сходства, и от слов, которые мог сказать настоящий Дон Кихот, действующие лица замирали, Санчо, кажется, опускался на колени. И с ними замирал зал: из небытия воскресал защитник слабых и обиженных...
Спектакль заканчивался песней, которую пели главные герои, изгнанные и оскорбленные своими соотечественниками (музыку к спектаклю написал Г. Гладков): «Нам ни выгод, ни щедрот, ничего не надо, - лишь бы где-то Дон Кихот сел на Россинанта».
Какими богатейшими модуляциями голоса, каким разнообразием тончайших интонаций пользовалась Алиса в этой роли! Я буквально слышу, как она презрительно, чуть растягивая слова, обращается к своему окружению: «Нет, милые мои, нет, начитанные, не буду я ради вашего удовольствия кого-то из себя изображать». И совсем с другой интонацией, просто, наивно, почти без выражения, но так, как будто каждое слово немного «спотыкается», - к Луису: «А жениться на мне не обязательно».
На богатейших вибрациях ее голоса были построены и «партитуры» монологов Марии Антуанетты и королевы Елизаветы в спектакле «Люди и страсти» - одном из самых значительных, поставленных Владимировым.
Конечно, не этими интонациями исчерпывалось мастерство великой актрисы, но я не пишу рецензию ни на ее творчество, ни на творчество Владимирова. Моя тема – скажи: «люблю».
Фото Нины Аловерт
comments (Total: 9)
Все спектакли смотрела по несколько раз. Сейчас те годы вспоминаю с большой любовью. Это был уникальный театр. Такого больше не будет...