Вера, Надежда и Идея

Часть 19. Нафаня в красных труселях
 

Вера быстро что-то написала на своей бумажке, перевернула ее и положила сверху ручку.

- Закончила! 

- Я тоже, - Андреа протянул свой ответ Джану. Вера тоже протянула свой. Джан перевернул по очереди бумажки, просмотрел обе версии, а затем усмехнулся в усы. 

- Итак. Мой напарник Том оказался не прав – парочка сверху не убивала своего соседа. Да, они нервничали, когда мы приехали, очень нервничали,   но исключительно потому, что у них в комнате было приличное количество «травы». Ну, а вы скажите мне, кто не курил? Кто не курил, я вас спрашиваю!

- Я не курила, - сказала Вера.

- И я, причем даже не пробовала, - подхватила я.

- Ну, идеальные вы мои. А они курили! Студенты, съемное жилье без родителей, бурные 80-ые... многие курили тогда, как и сейчас, что таить... А догадался я сразу, хотя, к стыду своему, тогда именно этот рассказ Дойля и не читал. Прочитал его позже, уже после того, как убийце этого парня дали двадцать пять лет тюрьмы без права подачи на апелляцию. А почему без права? Да потому что убила она его только из-за того, что он не хотел с ней встречаться! А влюбился совсем в другую девушку! 

В общем, девушка, которая жила на втором этаже – она отравила его. Не буду уточнять как – это отдельная история, отравила и пыталась сымитировать, что его укусила змея, по наивности надеялась, что, пока змею найдут, она настолько разложится, что никто не сможет опознать и определить, ядовита она была или нет... А понял я все сразу по одной простой причине – змеи, дорогие мои, в принципе не могут ползать по свободно висящей веревке, им необходимо твердое основание. 

- Черт! – хлопнула по столу рукой Надя. – Ну как, как я могла забыть? Ведь когда снимали ту самую «Пеструю ленту» по Дойлю, то съемочная группа столкнулась с этой проблемой! Да мне лично помощник оператора рассказывал, что они еле-еле смогли выманить змею так, чтобы она высовывалась из отверстия в стене! Ну как, как такое можно забыть, скажите мне, дорогие мои друзья!

Утешать Надю пришлось довольно долго. Она всплескивала руками и качала головой еще минут двадцать. За это время я успела сделать чай и разложить по вазочкам свежее печенье и конфеты.

- Мы за суетой забыли самое главное, - сказала Вера, и отпила большой глоток душистого чая с бергамотом и лимоном. – Огласить ответы и имя победителя. Итак, кто же пойдет в кино, оперу или на фигурное катание? Прости, Джан, так и не поняла твой главный приз. 

- Да оба и пойдете! – усмехнулся Джан. – Вы оба правильно ответили. Да, не смотри на меня так. Я не виноват, что Андреа тоже догадался. Ну не могут змеи ползать по веревке! Ошибся Конан Дойль, бывает и такое ...  Все-таки он писатель, а не детектив или биолог. 

- Погодите, по образованию-то он был врач! – горячо возразила Вера, и опять глотнула душистого чая. Делала она это так аппетитно, что я не выдержала и подлила чайку и себе. 

- Идея, четвертую чашку наливаешь, лопнуть не боишься? – спросила меня Надя.

 - А сама? 

- Ну, у меня пока третья. И печенья я, в отличие от некоторых, почти не ем, - ехидно ответила подруга. Я послушно поставила чашку на стол, действительно, хватит есть! 

- Подождите, девочки, вот это принципиально на самом деле, - прервала нас Вера. – Кто еще считает, что это нормально для врача не знать зоологию? 

- Вера, прекрати, честное слово. Я считаю, что это нормально: быть врачом и не знать зоологию! – сказала Надя.

 - Надя, мы между прочим зоологию даже на вступительных экзаменах в медицинский сдавали, один из вопросов в билете обязательно был про жуков или птичек, - ответила ей Вера, и опять, черт побери, аппетитно отпила из чашки. – Уж поверь мне, обязан был знать.

- Вера, вот ты меня реально разозлила сейчас!

Эти Надины слова заставили в комнате всех замолчать. Перестали ворковать даже Катя с Андреа. А Джан открыл глаза – обычно он медитировал в моем кресле-качалке с закрытыми. 

- Я тебе сейчас расскажу историю одну, тоже про убийство – это подсказка тебе, которую ты, как врач, или как любитель-зоолог, уж не знаю, должна разгадать на раз-два. Ну, а остальные пусть послушают, может, и еще кто отгадает.

- Ну, не вечер, а просто посиделки детективного агентства! – засмеялась я. 

Действительно смешно, зашли на чаек называется!

- В общем, слушайте, история эта про Нафаню. 

- Кого-кого? – уточнил Джан. Кстати сказать, разговаривали мы на английском. Катя, после того, как узнала, что Андреа выиграл, совсем перестала интересоваться ситуацией, а только ворковала с милым. Так что периодически переводить беседу на русский уже не надо было. 

- Нафаня – это имя, старое русское имя, еще можно сказать Нафанаил, - объяснила Джану Надежда. – Мой сын однажды услышал его от моей мамы, долго хохотал, потом долго называл всех подряд Нафанями, в общем, имя такое. Короче, жила у нас во дворе компания – две девочки и мальчик. Так я их назвала очень условно, потому что «мальчику» было уже за 70, а «девочкам» хорошо за 60... Вот это были пенсионеры, я вам скажу! Житья от них никому не было. Если они сидели на скамеечке и просто кости кому-то мыли, то мы все радовались, пусть сплетничают, лишь бы скандалы нигде не устраивали. Не дай Бог встретиться с кем-то из них в очереди на кассу в магазине, или, самое страшное, – в поликлинике. Врачей они всех презирали, считали, что знают больше их, но при этом упорно ходили по докторам. Прости, Джанчик, еще раз. Боюсь, тебе до конца не понять суровую советскую, да и российскую действительность. Если я видела кого-то из них в очереди в регистратуру, все, сразу уходила, потому что знала – обязательно устроят скандал. Командовала там всеми некая Надежда, тезка моя. Уборщица на пенсии. Мужа у нее никогда не было, но была дочь... Наличие дочери без мужа не мешало ей всех молодых девушек во дворе считать дамами легкого поведения. Был в этой компании еще бывший офицер Александр. Мелочный, скандальный, суетливый, все любил цитатами сыпать и всегда не к месту. Я когда с ним познакомилась, долгое время поверить не могла, что он бывший офицер. Как так? Ни мужества, ни осанки... может, врал? А еще некое создание в шляпке – Ната. В общем, сборище эмоциональных вампиров. Пройти мимо них нельзя было спокойно. А мы как-то затеяли спортивную площадку во дворе своими силами построить. А у Нади той окна аккурат на первом этаже и во двор выходили. Ну, мы к ней толпой родителей, говорим, давайте решетки за наш счет поставим, чтобы дети разбить не могли стекла, потому что мы для них и ворота футбольные ставили, и волейбольные столбы. 

А она – нет и все! А если пожар? Я, говорит, сгорю! 

Мы ей: давайте мы них замочек повесим, если пожар, откроете и все, просто ключик около окна держите. Она: а я за ключом этим поганым  смотреть не обязана.

Вышла во двор, помню, в таком красном фартуке, издалека – трусы-семейники ей-ей. И поливает нас как может. Мой сын стоял,  молчал-молчал, слушал-слушал, он маленький тогда совсем был, лет семь, может, восемь. И когда он понял, что футбола не будет,  вдруг как закричит – а Вы вообще – Нафаня в красных труселях! Мы всей толпой там просто упали. Я потом сына дома спросила – почему Нафаня, а не Шапокляк? Прости, Джан, понимаю, что ты сейчас опять не в курсе. А он так плечиками пожал, больше, говорит, ничего  в голову не пришло. Так и стали ее звать Нафаня в красных труселях... Потом осталось просто – Нафаня, зато навсегда. 

Надя рассказывала, а я вспоминала и свой двор, и своих энергетических вампиров. У нас, правда, была всего одна такая вредная старушенция – Валентина. Но, тоже бензопила еще та – как заведется – все, одно спасение – бежать! 

- В общем, как-то Нафаня пустила к себе квартиранта, – продолжала рассказывать Надя. – Это была не новость для нас. Она всегда брала к себе постояльцев, обычно студентов местного медучилища, но только больше одного месяца никто не задерживался. Жить же с ней было невозможно: не так встала, не так села, не туда ложку положила... А сама челюсть вставную вытащит на ночь, в чайник положит, мол, доктор сказал на ночь в воде замачивать и не дай Бог в чайник с утра не заглянуть и включить его... Мне это ее бывшая квартирантка рассказывала, она ее выгнала из дома чуть ли не в двенадцать ночи, пришлось девочку взять к себе.

В общем, появился у Нафани квартирант Степан. И живет. Месяц, второй, третий. Мы все прям в шоке. Ну не бывает такого – неужели Нафаня исправилась? Предположить, что ей попался чистый ангел, нам и в голову не приходило – с ней не мог ужиться никто. 

Оказалось, что мы ошиблись, Нафаня пригрела ту еще гадину. Один раз они с Александром бездомных собак во дворе отравили – у нас жила стая, но она была маленькая, всего четыре собаки. Щенков от них мы раздавали, собачек этих всех любили. А они отправили всех. Потом квартирант стал с Нафаней в поликлинику ходить, помогать доводить женщин в регистратуре до слез. А как-то утром –дело было в августе – смотрим, стоит «Скорая», милиция – умер, говорят, квартирант у Нафани. Покончил с собой.

- Кто сказал, что покончил с собой? – живо спросила Вера. Она старалась не пропустить ни слова, давно оставила пить чай, положила около себя блокнотик и ручку, видимо, слова Нади задели ее, и ей очень не хотелось опозориться перед подругой. 

- Ну, так Нафаня и сказала. Кричала на весь двор:  ах, Степушка, ах, мой мальчик, и зачем ты с собой такое сотворил! Милиция уехала, потом тело забрали, а я пошла к Нафане домой. 

- Зачем? – в три голоса спросили мы.

- Меня Нафаня позвала, - объяснила Надя. – В тот момент ей, наверное, хотелось со всеми дружить. Не каждый же день у тебя дома находят труп квартиранта. И, потом, Степан не один умер, за пару дней до этого умерла Хохлушка, курица. 

- Погоди с курицей. Что там у нее дома-то было? – живо спросила Вера и придвинула к себе блокнотик. 

- Дома... дома было все убого, бедненько, сервант, старые кресла. В комнате квартиранта стояла софа, письменный стол и маленький шкаф. Очень много цветов везде. Фиалка, диффенбахии, кактусы, денежное дерево или толстянка – цветов было очень много, но эти я запомнила. Нафаня рассказала мне, что Степан не послушал ее и поел, как она мне сказала, плохую еду, и ему плохо стало, а «Скорую» он вызывать не велел, а потом умер. И врачи сказали, что, наверное, ботулизм, но она, Нафаня, считает, что это было чистой воды самоубийство, потому что Степанушка от помощи врачей отказался. 

- Что значит «плохая еда»? – спросила Вера, подняв голову от блокнотика. 

- Хороший вопрос, - ответила Надя. – Чтобы на него ответить, вернемся к курице. Она у Нафани очень давно жила. Нафаня к ней прикипела всей душой. Курица гадила где ни попадя, яиц, естественно, не приносила давно, просто жила. И вот Нафаня мне про нее сказала, что курица как-то запрыгнула на стол аккурат за пару дней до того, как Степан умер, и стала что-то там клевать, какую-то еду. А еда эта давно стояла, август был жаркий. Курица наелась чего-то плохого, а она, Нафаня, не понимала, насколько это серьезно! Мол, курице уже плохо стало, она уже лежала, а Нафаня хотела как лучше, и продолжала ее кормить и поить. И курица, лежа, клевала и еду, и воду, да только все равно сдохла. А потом и Степану плохо стало. Кстати, на полочке над плитой у Нафани лежал презерватив в упаковке! 

- Ну, это ее личное дело, - отмахнулась Вера. – С другой стороны, таким кадрам и после шестидесяти предохраняться надо,
не дай Бог родят. 

- Ну, какие версии? – спросила Надя.

- Подожди, тут подумать надо... 

Продолжение в следующем номере.