Запах ушедшего времени

“В семье не без урода”. Такая пословица существует на любом языке. Урод есть и в нашей семье. Это мой дядя Вильгельм, который благородному, вечному ремеслу часовщика предпочел летучее искусство парфюмера.

Хорошие часы всегда переживут своего хозяина. Часы, которые носит князь Фридрих Вальдецкий, почти что являются ровесниками княжества. Но запах? Он улетучивается моментально.

Запах от дешевых духов покинет вас через полчаса. Духи хорошие продержатся в течение суток. Ароматы, которые делает мой дядя, будут сопровождать вас несколько дней. Но чего это стоит по сравнению с вечностью часов?

Мой дядя оставил Голландию и сейчас живет на юге Франции, в Грассе, городе парфюмеров. Дядя Вильгелм делает духи на заказ.

Никого ведь не удивляет, что состоятельный человек заказывает себе костюм у портного, а не идет в магазин готового платья. И уж тем более никто не будет покупать себе весь наряд - от ботинок до шляпы - оптом, не глядя. И наряды на свадьбу и на похороны одеваем разные.

Почему же духи - эта неуловимая комбинация ароматов - должна быть одинакова для разных людей? Для каждого человека дядя подбирает свой особый, неповторимый, только ему присущий аромат, который будет идти этому человеку так же, как костюм, сшитый у хорошего портного.

От дяди мне передалось по наследству (если предположить, будто что-то может передаться от дяди) только очень тонкое обоняние, которое причиняет мне больше вреда, чем пользы - не будучи парфюмером, я все время страдаю от окружающих меня неприятных запахов.

А историю эту я начну, пожалуй, традиционно - с того момента, как я получил от дяди Вильгельма письмо, приглашающее меня приехать в Грасс.

- Поедем? - спросил я вечером у своей супруги, очаровательной Евы. - Я бы наделал тебе духов на год вперед. Ребенку тоже будет более полезен климат Франции, чем сырой германский.

И мы отправились в Грасс - поездом до Ниццы, где я накупил Еве кучу свежих цветов - а оттуда каретой.

Германия мало располагает к проявлению романтических чувств.

Вы скажете - ну вот, опять сейчас будет ругать немцев. Нет, немцы народ неплохой, но слишком много в них рационализма, рассудочности, и чего-то такого сухого, что трудно выразить словами, но что очень хорошо чувствуется...

Неуловимое, как запах.

Однако перенесемся в Грасс, куда мы прибыли в карете полным составом - с юным Фердинандом и нянькой к нему в придачу.

Когда мы подъехали к дому дяди, я сразу почувствовал какое-то беспокойство. Дверь в его дом была приоткрыта, и в прихожей стояли двое полицейских. Они подозрительно, как это и положено полиции, осмотрели мое семейство. Я молчал, отчасти из дипломатических соображений, отчасти для того, чтобы не выказывать мой прескверный французский.

Через минуту в прихожей появился и мой дядя. Он выглядел чрезвычайно расстроенным.

- Здравствуй, Мартин, - обратился он ко мне по-голландски. - Я очень рад, что ты приехал. Извини, что я тебя не встретил, но у меня случилась крупная неприятность - меня обокрали. - Это мой племянник Мартин, - разъяснил дядя, уже по-французски, стражам порядка и вышедшему вслед за ним в прихожую еще одному человеку, в котором я безошибочно угадал полицейского сыщика.

- Это моя жена Ева, - перейти на французский пришлось и мне, что не могло не вызвать гримас на лицах слушателей, - сын Фердинанд. А это его нянька Кристина.

- Я сам провожу вас в ваши комнаты, и мы всей компанией поднялись на второй этаж, оставив полицейских обсуждать свои дела.

- Так что украли похитители? - снова перешел я на родной голландский язык. - Деньги, драгоценности?

- Хуже, - ответил дядя. - У меня украли все ароматы.

Духи, на первый взгляд, делаются очень просто. Надо в винном спирту осторожно развести соответствующую эссенцию - от пяти (тогда это будет туалетная вода) до двадцати процентов (тогда у вас получатся настоящие старые духи, аромат которых будет держаться до нескольких дней). Однако чтобы получить эту эссенцию (например, литр жасминовой), нужно собрать около двух миллионов цветков. Потом перегонкой выделить из них эфирные масла. Потом их сгустить.

Существуют, кстати, еще два способы получения эссенции - распускание в тепле и распускание в холоде. Когда будет время, я вам про них расскажу.

Ценность готовой эссенции определяется на вес золота.

У моего дяди в подвале хранились большие сосуды с различными эссенциями, которые он собирал в течение многих лет. Краны этих сосудов выходили в лабораторию, а эссенции заливались в сосуды сверху через узкие крышки. Поэтому вход в подвал со стороны окружавшего дом сада практически не запирался - сосуды, вмурованные в стену, украсть было невозможно.

Но в нашем мире нет ничего невозможного. Вчера ночью, когда дядя Вильгельм уехал со слугами в поля наблюдать за сбором апельсинового цвета, кто-то забрался в подвал, заточенными на конце трубками пробил стенки металлические стенки сосудов и скачал драгоценные жидкости.

Ущерб был огромен. Я видел, что дядя никак не может прийти в себя.

- Слушай, - сказал я дяде Вильгельму (он младший брат моей матери, чтобы вам было понятно, поэтому я обращаюсь к нему на “ты”), - в благословенном Вальдецком княжестве я играю роль полицмейстера, так что позволь мне осмотреть то, что когда-то было твоей лабораторией, а теперь превратилось в место преступления.

Дядя не оценил моей шутки, и мы спустились в подвал.

Запах. Запах - вот, что встретило меня в подвале. Здесь изливались струи ароматнейших эссенций, и образовавшийся запах получился даже не от смешения таких материальных субстанций, как жидкости, а от смешения ароматов.

Несколько секунд я стоял неподвижно, оглушенный этой хлынувшей на меня лавиной запахов...

Однако вскоре я начал приходить в себя. Конечно, если украдено столько драгоценнейших эссенций, то спрятать их будет не так просто. Арабская поговорка, гласящая: “Человек, имеющий мускус в кармане, не должен кричать об этом на весь базар” как нельзя лучше подходит к данному случаю.

А куда девать ароматы? Я вспомнил пример, пописанный в рассказе Честертона. Если труп лучше всего спрятать на поле боя, а бриллианты - среди груды стекляшек, то лучшего места для краденых ароматов, чем Грасс - столица мировой парфюмерии - вы не найдете.

Я тщательно осмотрел дорожку, ведущую через сад к сараю - как назло, никаких следов. Калитка из сада вела на совершенно глухую улочку, состоящую исключительно из задних стен парфюмерных мастерских.

- Никогда бы не подумал, - сказал дядя Вильгельм, наблюдая за моим расследованием, - что мой племянник, потомок многих поколений часовщиков, переквалифицируется в полицейского.

- Ну, это ненамного лучше, чем смешивать цветочную воду на потеху богачам, - ответил я. А после этого прошел обратно в подвал (дядя проследовал за мной), втянул в себя воздух.

- У нас есть только один шанс найти преступника, - сказал я. - Он должен пахнуть точно так же, как воздух в этом подвале. Может быть, он уже отмылся, надушился самыми пахучими духами, какие только можно достать в Грассе - но все равно какая-нибудь его вещь будет пахнуть этой же смесью ароматов.

Максимум через два дня этот запах выветрится.

- То есть для того, чтобы найти похитителя, за два дня нужно обнюхать весь Грасс, - подсуммировал дядя.

Оставив жену с ребенком и няней в предназначенных нам комнатах дядиной виллы, я вышел прогуляться по Грассу.

Кстати, если вас интересует - розыскные собаки, мои доблестные доберман-пинчеры, купленные для полиции Вальдецкого княжества, здесь ничем помочь не могли. Сразу же за дверью подвала господствующая в нем смесь запахов распадалась на составляющие, и теперь ее можно было обнаружить только на вещах похитителя.

Не говоря уже о том, что французская полиция, в отличие от немецкой, до использования чуткого собачьего нюха не додумалась, а если выписать моих родных собачек из Вальдеца - к их прибытию от смеси ароматов, которая, возможно, и выдаст нам вора, останется лишь воспоминание.

Ничто не пробуждает так воспоминания, как запах...

Но что-то я отвлекся. Я шел по Грассу, проходил между шикарными виллами владельцев парфюмерных фабрик, снабжающих ароматом всю Европу, оказывался в переулочках, на которые выходили только подслеповатые окна мастерских... Великолепные запахи эссенций здесь были перемешаны с резким, иногда прогорклым запахом бараньего сала.

Наугад я заглянул в одну мастерскую, широкие деревянные двери которой были приоткрыты.

- Что вам угодно? - спросил меня работающий там невысокий толстенький француз в кожаном фартуке, очевидно, хозяин.

- Я племянник Вильгельма, из Германии. Хотел бы посмотреть, как добывается из цветов запах, - на своем довольно скверном французском произнес я.

- Пожалуйста, - хозяин мастерской сделал широкий жест.

Сейчас, как я понял, здесь происходило то, что называется “распускание в холоде”. Десятки тысяч цветов лежали на широких столах, будучи обернуты в тонкую ткань, пропитанную маслом. Это был жасмин - запах жасмина самый стойкий, но и его труднее всего отнять, эту ароматную душу цветка. Жасмин пролежит так в холоде три-четыре дня, после чего цветы превратятся в свою бледную тень, отдав запах маслу. Их сменят свежие цветы, и так произойдет несколько раз, пока масло не пропитается достаточно запахом жасмина. После чего ткань положат под пресс, чтобы выжать это масло все, до капельки. Затем сольют в бутыли и плотно запечатают, чтобы не потерять запах: каждая его капля - это многочасовой труд десятков людей.

Я смотрел на манипуляции хозяина мастерской, как завороженный. Столько усилий - и для чего? Чтобы, будучи выпущенным на волю, как джин из бутылки, аромат испарился с тела какой-нибудь красавицы в течение пары часов, отправив в забвение труд лучших парфюмеров Франции.

Я чиню попавшие мне в руки старинные часы... за день, в худшем случае. После чего, уж поверьте мне, они будут идти еще сто лет. Я могу сам сделать неплохие карманные часы - меня они переживут, и детей моих, еще и внукам достанутся.

Но, как флакон является вместилищем духов, часы - это только вместилище для времени. А само время так же неуловимо, как и запах.

- Я слышал, что вашего дядю обокрали? - спросил меня хозяин мастерской, медленно выговаривая слова, чтобы я понял.

- Да, - ответил я.

“Уи”, - единственное слово, которое я хорошо выговариваю по-французски.

- Какое несчастье, - сокрушенно качая головой, пособолезновал он.

- А кто мог это сделать? - задал я вопрос в лоб. - Кто-нибудь из местных?..

Мне не хотелось говорить: “из местных парфюмеров”, так как это могло бы обидеть хозяина.

- Невозможно, - ответил он, - невозможно.

И вернулся к своей работе.

Попрощавшись, я вышел на улицу, а то у меня от резкого запаха жасмина уже начала кружиться голова. Кое-какие идеи у меня уже появились, и, чтобы их сконцентрировать, я заглянул в другую мастерскую, двери которой также были открыты.

Впрочем, как я уже начал понимать, не из гостеприимства, а просто потому, что при закрытых дверях в помещении невозможно было бы находиться - аромат производимых эссенций в такой концентрации мог сразить наповал.

Здесь почему-то занимались мацерацией роз - видимо поздних роз, потому что сезон для них уже отошел.

Понаблюдайте пока за процессом мацерации, а я спокойно подумаю.

На огне стоял большой котел, в котором кипел жир - говяжий, судя по запаху. В него подмастерья ссыпали лепестки роз, которые были разложены по всей мастерской небольшими легкими кучками. Я знал - через час, приблизительно, наступит момент, когда жир впитает в себя столько аромата розового масла, сколько сможет. Тогда котел снимут с огня, охладят, и бывший говяжий жир превратится в розовую помаду. Конечно, для продажи в нее добавят красители, придадут товарный вид... Но истинная розовая помада - вот она. Тот жир, который сейчас кипит в этом адском котле.

Один из подмастерьев - очевидно, старший - посмотрел на меня с немым вопросом в глазах: дескать, что я здесь делаю.

- Я племянник Вильгельма...

Подмастерье так же молча, одним своим видом, выразил сочувствие мне и моему дяде - очевидно, весть об ограблении уже облетела весь город. Он секунду поколебался, наконец, взял стоящую на столе маленькую баночку и специальной лопаткой наложил в нее уже полуготовой розовой помады - говяжьего жира, пропитанного розовым запахом.

- Вот, возьмите на память для жены, - сказал он (а может, что-то подобное - у меня опять начала кружиться голова).

Зато идея пропитала мозг не хуже, чем запах пропитывает жир или масло: парфюмеры - люди благородные. Да и трудно не быть благородным, когда все время живешь среди цветов и ароматических масел (замечу, кстати, что благородство среди работников бойни или ассенизаторов встречается гораздо реже).

А это значит, что, вряд ли мысль обокрасть моего дядю пришла в голову парфюмера. И эссенции вряд ли можно вывезти из Грасса - отсюда вывозят уже готовую продукцию. И хозяевам мастерских они вряд ли понадобятся - здесь все делают сами, да и в каждой мастерской полно подмастерьев, завези краденые запахи, как укроешься от их бдительного ока, где гарантия, что кто-то не проболтается?

И еще - продукция каждой мастерской имеет свой, неповторимы “привкус” (так скажу я, потому что слова “призапах” нет - а жаль). Один мастер мацерирует апельсиновый цвет, например, в говяжьем жиру, другой, в свином, третий - в бараньем. А запах горящих под костром дров? А тот неуловимый (для простого носа, но отнюдь не для парфюмера) аромат, уже пропитавший мастерскую за десятилетия, и который, как клеймо, пометит производимую мастером эссенцию?

Но с другой стороны, кто, как не парфюмер, может представить себе ценность сгущенных ароматов?..

Возможно, это не профессиональный парфюмер? Любитель, намеревающийся сделаться профессионалом?

Во всяком случае, мне вряд ли стоит искать здесь, среди мастерских. И я отправился в жилую часть Грасса, в уме все время сохраняя воспоминание о запахе, который остался в дядином подвале после кражи. О запахе, который создался в результате смеси не духов, не масел - а самих запахов.

Я шел по Грассу, полузакрыв глаза, целиком доверившись своему обонянию. Довольно скоро блуждание утомило меня, и я зашел во встретившуюся мне часовую мастерскую (я это понял по висевшему над входом циферблату).

Это была обычная мастерская - довольно небогатая по внешнему виду, очевидно, работы у хозяина не так уж много. Сам хозяин, низенький лысоватый француз средних лет, довольно скучный на вид, сидел, развалившись на кресле - и ничего не делал.

Это довольно странно для часовщика - даже когда нет работы, мы всегда копаемся в каких-то старых механизмах, просто из любви к самому процессу измерения хода времени.

Перед местным часовщиком же лежали какие-то карманные часы, однако он не торопился залезть в них инструментом. Возможно, только что закончил работу?

Я представился придворным часовщиком князя Вальдецкого, (что, впрочем, было не так уж далеко от истины), решившим зайти к коллеге, раз уж я все равно оказался в Грассе.

Француз (его звали Поль) приветствовал меня вяло.

- У меня здесь не слишком много заказов, - сказал он. - Во время варки эссенций большинство пользуется песочными часами, или руководствуется собственным нюхом и интуицией. Простое время их не слишком интересует.

- Почему же песочными часами? - удивился я.

- Когда руки в масле, в жиру, брать ими карманные часы не слишком удобно. А часы настенные долго не выдерживают во влажной и жаркой атмосфере. Вот и мои часы почему-то встали, - он кивком указал на лежащие на столе часы, даже не сделав попытки взять их в руки.

Впрочем, сама ассоциация варки эссенций и остановки часов, показалась мне - не то, чтобы интересной, а подозрительной.

- Может быть, я посмотрю ваши часы - помогу коллеге? - предложил я.

- Пожалуйста, - равнодушно согласился часовщик.

Я взял часы (это были обычные серебряные карманные часы, из недорогих), открыл заднюю крышку, прикрывавшую механизм...

Мне в нос так и шибанул тот же запах, который царил в подвале после ограбления. Я приблизил часы к глазам - для вида, а на самом деле - к носу. Конечно, этот тот же самый запах, ошибки быть не могло. С самими часами почти ничего не случилось - так, пустяк, погнулась одна из осей - вероятно, от удара.

- Вот здесь... - я не знал, как по-французски “ось”, поэтому мне пришлось изображать все на пальцах. Изобразивши, спросил: - Так это ваши часы?

- Да, мои, - еще раз подтвердил Поль.

У меня уже не оставалось никакого сомнения, что произошло с часами. Очевидно, в подвале их выронили, потом подняли - часы стоят. Кто-то (а это мог быть только часовщик) открыл крышку, надеясь понять, насколько серьезно поврежден механизм. А когда крышка закрылась - почти герметический корпус часов сохранил в себе частичку окружавшей его атмосферы.

- Помочь вам починить часы? - предложил я.

- Спасибо, я сам.

Похоже, Поль был не слишком дружелюбен. Попрощавшись с местным часовщиком, я вернулся к дяде на виллу (полицейские уже покинули ее, и мы могли чувствовать себя посвободнее).

- Ну, Мартин, что-нибудь дали твои поиски? - поинтересовался дядя перед тем, как мы сели обедать.

- Я поговорил с местным часовщиком, Полем...

Я заметил, как дядя насторожился.

- Это не самый приятный тип, - сказал он. - Когда-то он был парфюмером, но оказался бездарен и разорился, а изготовлять эссенции счел ниже своего достоинства. Кроме того, про него ходят разные слухи...

Насчет слухов дядя мог не продолжать. Некоторые часовщики (позор нашего цеха) иногда скупают украденные карманниками часы. Но если Поль имеет дело с такими типами, ему ничего не стоило найти помощников для ограбления.

- Так вот, - удивил я дядю Вильгельма, - его часы источают тот же аромат, что и твой подвал для хранения запахов. Вечером я хочу подойти к его дому - естественно, незаметно - и посмотреть, чем пахнет он сам.

- Я пойду с тобой! - обеспокоился дядя.

Я не стал возражать - все-таки Грасса я практически не знаю.

Мы плотно отобедали (готовят во Франции значительно лучше, чем в Германии - впрочем, о немецкой кухне я уже говорил в рассказе “Ледяная нога” и повторяться не собираюсь), а затем отдыхали до вечера. Ева и Кристина возились с ребенком и не мешали нам набираться сил для ночных приключений - а в том, что они будут, я уже не сомневался: это во мне говорило чутье не часовщика, а полицейского.

Вечером, когда стемнело, мы подошли к дому Поля (хорошо, что дядя Вильгельм пошел со мной - оказалось, что часовщик жил совсем не близко от мастерской). В его окнах горел свет, однако через некоторое время он потух, и Поль вышел на улицу. Мы с дядей спрятались за широким деревом, когда он проходил мимо нас, а затем пошли за ним. Большинство окон были темны, здесь ложатся рано: Грасс - город мастеровой.

Слежка привела нас аж на самую окраину города, к какому-то небольшому сарайчику, за которым уже начинались сады. Часовщик зашел внутрь, мы же вынуждены были остаться снаружи.

- Что это за помещение? - шепотом спросил я у дяди.

- Вроде бы, здесь когда-то была его мастерская, но я не уверен, он уже лет 10 как не занимается смешиванием духов.

- Зайдем внутрь? - предложил я.

- А даже если мои эссенции у него, как я докажу это? Он ведь перелил их в другие сосуды.

Возражение действительно было резонным. Но решение возникло у меня буквально через минуту:

- Ассортимент! Дела, как я видел, у него идут не слишком хорошо - эссенции же стоят бешеных денег. Значит, у него скорее всего будет только то, что он украл у тебя - может быть, еще немного он покупал, и то вряд ли.

Воодушевленный эти аргументом, дядя решительно направился к сарайчику. Я поспешил за ним, мы подошли к двери - благоразумно стучать не стали, а просто-напросто высадили ее, сорвали с петель.

Часовщик-парфюмер стоял за дощатым столом, что-то осторожно смешивая. При звуке падающей двери он резко повернулся, не забыв, однако, поставить мензурки на стол - чтобы не одна драгоценная капля не пропала.

Увидев дядю Вильгельма, он просто переменился в лице - меня, по-моему, он просто не заметил.

- А, это ты, самозванец! - закричал он (все разговоры я передаю лишь в приблизительном переводе). - Я сделаю такие духи, которые никогда не делали жалкие алхимики этого городишки! Такие духи, до которых ты не додумаешься и через сто лет!

В сарае, между прочим, находилось полно бутылей. Мне уже давно все стало ясно, но дядя полез в профессиональный спор:

- Духи требуется изготовлять на каждого человека индивидуально, в соответствии...

Однако Поль не дал дяде развить свою мысль, выхватив из кармана куртки револьвер. Я, не мешкая, рукой нащупал за спиной какую-то бутылку и бросил ее в лжечасовщика, не глядя - надо же было его хоть как-то отвлечь.

Бутылка попала прямо ему в лоб и разбилась. А хотите знать, отчего он упал в обморок? Не от удара бутылки - ее стекло было совсем тонким, а от обволокшего его со всех сторон запаха.

Когда дядя почуял этот запах, ему тоже едва не стало плохо, так что мне пришлось его поддержать. В бутылке находилась Абсолютная Эссенция жасмина - секрет грасских мастеров, самое пахучее вещество в мире.

Я связал Поля, и мы доставили его в полицию, где быстро нашли его сообщников. Убытки дяди были ничтожны - Поль успел извести на свои эксперименты не так уж много сырья - если не считать бутылки с Абсолютной Эссенцией. На такой объем, как объяснил мне дядя Вильгельм, должен пойти весь грасский урожай жасмина за два года.

Я не видел в этом ничего страшного. Что такое два года для часовщика, имеющего дело со временем, которое никогда не кончается?

А духи для Евы я сделал на следующий год. Взял еще зеленых яблок, нарезал их, положил в дистиллировальный аппарат. Полученную жидкость дистиллировал еще раз. Добавил немного коричной эссенции и персикового масла, и развел все это винным спиртом в пропорции 4:1. Получился запах рая.

А разве не так должна пахнуть Ева?

“Секрет”