Нет на душе греха. Печальная история пятидесяти марок

Литературная гостиная

Леонид ВЕТШТЕЙН
Это одно из тяжких моих воспоминаний.
Будучи магнитогорским школьником, собирал я почтовые марки. Собирал самозабвенно, страстно. Каждую марочку знал наизусть. Завидев у кого-либо знак почтовой оплаты, коего у меня не было, не находил себе места, маялся, страдал, жаждал достать таковой, чего бы это мне ни стоило.
Однажды (о, каким счастливым был для меня этот день!) один знакомый, бросивший почему-то коллекционирование, нежданно подарил мне 50 (пятьдесят) таких марок, которые и тогда (то был конец сороковых годов прошлого века) достать было немыслимо, во всяком случае, очень трудно и лишь за очень приличные деньги, а откуда они у меня, школьника послевоенных лет... То были марки-раритеты для меня бесценные. Я ими наслаждался, лелеял их, рассматривал бесконечное количество раз, получая неизъяснимое удовольствие.
И вдруг...
Вдруг в моём альбоме их не стало. Всех до одной. Всех пятидесяти. Причём именно их. Только их. Все остальные марки были на своих местах. А этих, самых ценных, самых мною обожаемых, самых желанных - их не стало.
Это был страшный удар. Это была трагедия, несчастье, катастрофа.
И непонятно, как это могло случиться, кто это мог сделать. Я ведь марки свои практически никому не показывал, а если и показывал, то всегда при этом присутствовал и зорко бдил, не спускал глаз. При этом я мог бы немедленно заметить исчезновение любой даже одной-единственной марки. А тут вдруг не стало сразу пятидесяти, да притом самых-самых что ни на есть ценнейших, неповторимых... Несчастью моему не было предела. Я не мог думать об учёбе, перестал делать уроки, нахватал двоек, схлопотал неприятности от учителей и родителей.
...Я не верил своим глазам. Я тысячу раз пролистывал свой альбом: а вдруг случится чудо, а вдруг это недоразумение...
Чуда не случилось. Недоразумения не было. Марки были из альбома украдены.
Самое жуткое в этой истории то, что украсть эти марки мог ТОЛЬКО ОДИН человек. ТОЛЬКО ОДИН. И быть этим человеком должен был лучший ученик нашего класса, мой товарищ Боря Володарский. Ибо ему и ТОЛЬКО ЕМУ я показывал у себя дома накануне свою коллекцию, дабы похвалиться словно свалившимся на меня с неба сверхнеожиданным приобретением - дивным подарком бывшего коллекционера.
Вот показал я сегодня эти марки Боре, а на следующий день их в своём альбоме не обнаружил.
Факт есть факт. И никуда от этого факта не денешься. Не открутишься от него и не отвертишься.
Вчера я показал Боре марки, а сегодня в альбоме не стало ТЕХ САМЫХ - самых ценных пятидесяти. Кошмар. Ужас. Беда.
НО...
Но - Боря взять эти марки НЕ МОГ!!!
НЕ МОГ! НЕ МОГ! НЕ МОГ!
Не мог - и всё тут. Потому что Боря был мальчиком безупречной репутации, из очень приличной интеллигентной семьи. Я не раз бывал у него дома, знал его папу и маму. Это были люди благородные. Они излучали душевную красоту, и Боря был таким же, как они. Он не случайно был лучше всех нас в классе и по учёбе, и по поведению, и - вообще.
Боря НЕ МОГ ВЗЯТЬ МОИ МАРКИ.
...Но ведь я больше НИКОМУ их не показывал. Никому. Только Боре. Вчера. А сегодня их нет. Самых ценных....
...Только Боре... И никому больше...
Кто б знал, сколько раз подмывало меня спросить Борю в упор, взял ли он у меня мои самые ценные марки. Сколько раз я подходил к нему и уже открывал было рот, чтоб задать терзавший меня вопрос. Но всякий раз видел я перед собой не только его самого честнейшего и примерного, но и дивных излучавших сердечное благородство его родителей...
И - рот мой сам собой закрывался.
...А показывал я марки ТОЛЬКО БОРЕ. И не стало 50 (пятидесяти) САМЫХ ЦЕННЫХ.
И, рассудив детским умишком, что больше мне тех ценных марок не достать никогда, бросил я собирать коллекцию. Как и что случилось тогда, как пропали мои марки, узнал я совершенно случайно лет через 35 лет после ТОГО. Узнал уже в Узбекистане, куда приехал в гости ко мне младший брат Ефим (семь лет меж нами разница).
Как-то раз зашел у нас с ним по случаю разговор о марках, и вдруг он мне говорит:
- А знаешь, я однажды в детстве носил показывать твой альбом с марками профессору Арсению Теодоровичу Державину. И он какие-то марки оставил себе, а меня попросил, чтоб я тебе об этом не говорил.
Фиме было тогда 6 лет... Мне, получается, 13...
Как могло случиться, что у него возник разговор с жившим под нами этажом ниже знаменитым в Магнитогорске профессором математики о моих марках - это только одному Богу известно. Профессор был известным в городе коллекционером и толк в марках знал...
...А рассказал я эту историю для того только, чтобы поделиться с вами... радостью.
Не лукавлю, представьте себе. Именно радостью от того, что не сказал я тогда ничего худого своему школьному товарищу светлой памяти Боре Володарскому (ставшему, между прочим, профессором в Свердловском политехе). И не только не сказал - даже вопрос ему, что вертелся на языке, не задал, не бросил тень на безупречную его репутацию. Нет у меня греха на душе.

Еженедельник "Секрет"