Чужие мертвые дети

В мире Что это – типичная русская жестокость, независящее от происхождения затмение разума или эхо иммигрантских драм? В Израиле уже не первую неделю гадают, что подтолкнуло женщин-репатрианток к самому страшному для матери преступлению – детоубийству. За последний месяц, с разницей всего в несколько суток, страна с ужасом узнала о гибели троих детей, почти ровесников – Роз Пизем, Алона Иегуды и Миши Крючкова. Все трое, не дожив до пяти лет, приняли смерть от рук своих близких: в убийстве девочки подозревают ее отчима и деда, матери мальчиков - Ольга Борисова и Регина Крючкова - сами признались в том, что утопили своих сыновей. Мать Роз, Мари-Шарлотт Пизем, находится под стражей по подозрению в недонесении на своего мужа и сокрытии совершенного им преступления.
Первой жертвой стала маленькая Роз – хрупкая русоволосая девочка с печальными голубыми глазами.
Короткая жизнь этого ребенка была безрадостной. Она появилась на свет в семье очень молодых людей – 17-летних парижан Бенджамена и Мари-Шарлотт Пизем. Бенджамен  всегда знал о том, что он наполовину еврей и в Израиле живет его давно расставшийся с матерью отец Рони Рон, а также родная бабушка Вивьен. Но документально родство с ними он подтвердил незадолго до репатриации, на которую возлагал большие надежды.
Пизем поселились в доме новоявленных израильских родственников, в Нетании, вскоре родилась Роз. А еще через некоторое время молодой супруг начал замечать, что происходящее между его женой и отцом мало похоже на отношения невестки и свекра. Проще говоря, 20-летняя Мари-Шарлотт и 40-летний Рони Рон стали любовниками. Не простив измены, Бенджамен развелся с женой и уехал назад, во Францию, а Мари-Шарлотт вышла замуж за Рони и осталась в Израиле. Дед стал для Роз еще и отчимом. 
О ребенке заботились мало и плохо, большую часть времени Роз проводила у своей престарелой прабабушки Вивьен в Тель-Авиве. Девочка росла замкнутой, пугливой, почти не разговаривала и часто плакала. Уже после ее исчезновения Вивьен скажет: “Я делала для Роз все, что было мне по силам, но я стара, а больше эта бедная девочка никому не была нужна...” Наверное, она действительно мешала Мари-Шарлотт и Рони, у которых уже родились общие дети. 
Может быть, поэтому Бенджамен больше года назад так легко добился передачи ему Роз и увез ее в Париж. Но вскоре молодой папаша понял, что не справляется с воспитанием дочери, и согласился вернуть ее в семью отца и бывшей жены. Скитания маленькой Роз продолжились.
...В тот роковой вечер Рони Рон забрал Роз у Вивьен. Соседи говорят, что перед уходом у Рона возник скандал с матерью и в перепалке упоминалось имя Роз. Якобы Вивьен не соглашалась более держать правнучку у себя, жаловалась на здоровье, отсутствие средств... Сына это очень разозлило, он накричал на мать и умчался вместе с девочкой, прихватив красный баул с ее вещами.
Далее, если верить показаниям подозреваемого, случилось следующее. Роз подавилась угощением, которое ей купил дед, тот хлопнул ее по спинке, пытаясь помочь, но только усугубил дело, и девочка задохнулась. Испугавшись, Рони засунул тело ребенка в ту самую красную сумку и бросил в реку Яркон, протекающую через Тель-Авив. Было это в мае...
Вернувшись домой, он сказал жене, что ему удалось устроить Роз в закрытый интернат для детей с проблемами развития, чего они давно добивались. Мари-Шарлотт поначалу поверила мужу, но он ни в какую не соглашался сообщить название и адрес заведения, и женщина почуяла неладное. Однако вопросов больше не задавала: исчезновение нелюбимой дочери ее вполне устраивало. Только прабабка Вивьен, слишком хорошо знающая характер сына и почувствовавшая, что надоевшей всем девочки больше нет в живых, плакала по ночам...
...Вивьен не стали лишать свободы из-за возраста и состояния здоровья, Рон арестован и сидит в камере предварительного заключения, Мари-Шарлотт задержана как подозреваемая в соучастии в преступлении, а Роз ищут вот уже почти месяц. Ищут водолазы на дне донельзя загаженной речки, ищут полицейские, метр за метром проходя берега Яркона, ищут новобранцы пехотной бригады “Голани”, буквально перепахивая пляж Тель-Барух.  Все тщетно: тела нет, хотя дело уже есть. И по нему Рони Рон дал немало показаний и даже проходил проверку на полиграфе.
“Детектор лжи”, может быть, и поможет следователям докопаться в этой страшной истории до истины. Но две другие трагедии, происшедшие одна за другой спустя несколько дней с начала освещения в прессе “дела Роз Пизем”, прямо-таки кричат о другой правде. Эта правда в отличие от страшновато пикантной французской очень русская. И одновременно очень израильская.
У бывшей москвички, 42-летней Ольги Борисовой (в девичестве Грин) всегда было право воспользоваться израильским “Законом о возвращении”, но она не торопилась с этим решением. Однажды она познакомилась с израильтянином - строительным подрядчиком Иланом Иегудой, находившимся в российской столице по делам фирмы.  Было это почти двадцать лет тому назад, все это время Илан уговаривал Ольгу перебраться в Израиль. Она репатриировалась лишь в 2000-м, и тогда же, 8 лет назад, они с Иланом поженились. Через четыре года у них родился сын Алон.
Проблемы с поведением обнаружились у мальчика, как только он пошел в детский сад. Воспитатели жаловались, что Алон не ладит с другими детьми в группе, с ним случаются неожиданные припадки, когда он ломает игрушки, дерется и даже бьет сам себя по голове. Ребенка порекомендовали показать детскому психологу, но тот дал заключение, что не видит необходимости в переводе Алона в специализированное учреждение для детей с отклонениями в развитии. Однако мать продолжала настаивать на том, что ее сын нездоров. Основание для беспокойства было: еще в Москве Ольга состояла на психиатрическом учете. В Израиле, до и после рождения сына, она также впадала в глубокую депрессию, по поводу которой проходила специальное лечение в медицинском центре “Вольфсон” города Холона. Ольга уверила себя, что ее ребенок неполноценен, и страдала оттого, что, как ей казалось, она сделала несчастным мужа.
Даже на фотографиях, которые попали в прессу после трагедии, можно заметить, что Ольга смотрит на своего ребенка с трудно скрываемым сожалением.
В последний день жизни Алона мама повела его в детский игровой городок торгового  центра “Азриэли” в Тель-Авиве, потом  они вместе прошлись по магазинам,  и мальчик получил дорогую игрушку, которую давно просил. Затем обедали, гуляли по улицам, ужинали и только поздно вечером оказались на пляже Бат-Яма. Женщина и ребенок зашли в воду, на берег Ольга вернулась одна.
Вот как, со слов свидетелей и согласно показаниям, данным следователям самой Ольгой, израильские СМИ описали случившееся:
“На пляже “Таир” было пустынно: лишь в нескольких метрах от Ольги и Алона расположилась группа подростков. Мать и сын сидели на песке и смотрели на море. Алон положил голову на колени Ольге и заснул. Она достала листок бумаги и ручку и написала письмо, которое позднее полиция нашла в ее сумке: “Я люблю нашего сына, но не хочу умирать вместе с ним”. Закончив писать, она взяла Алона на руки и зашла в море. Ольга остановилась, когда вода оказалась у ее подбородка. Сын проснулся: “Мама, вода холодная. Я хочу на берег”. Она бросила сына так далеко в море, как только могла. Он скрылся в волнах. Ольга вышла на берег и начала кричать: “Я убила своего сына!” Когда полицейские и подростки вытащили Алона на берег, он еще был жив. Прибывшие на место врачи “скорой помощи” пытались спасти ему жизнь, но безуспешно. Илан Иегуда, забивший тревогу из-за позднего отсутствия жены и сына, уже сидел в полицейском участке в Ришон ле-Ционе, когда из Бат-Яма сообщили о разыгравшейся там трагедии. “В этот момент я потерял семью. Но, несмотря на то, что Ольга сделала, я ее люблю”, - говорит он”.
Позже об Ольге напишут, что в последнее время она стала злоупотреблять алкоголем. Дескать, причиной тому стали семейные неурядицы и трудности с работой. Она пыталась устроиться - то в парикмахерскую, то в магазин, то в ресторан. Но нигде не задерживалась надолго: то фирма разорится, то хозяин поведет себя, скажем так, не по-джентльменски, то с коллегами характерами не сойдется. Переезжая в Израиль, она рассчитывала на то, что доходы мужа позволят ей не работать, но в последнее время заработки в строительной отрасли резко упали, и ее Илан уже не выглядел тем “богатым иностранцем”, каким казался в Москве. Семейные ссоры случались нередко, однажды дело дошло до рукоприкладства. В 2006 году Ольга подала на мужа жалобу в полицию. Мировой суд Ришон ле-Циона признал Илана Иегуду виновным, он был приговорен к короткому сроку условного заключения.
И еще один поразительный факт из жизни этой семьи откопают дотошные журналисты. Русскоязычная израильская пресса доберется до эпизода, когда, как посчитают авторы публикаций, Ольга уже пыталась избавиться от Алона, будучи в гостях у  родителей – Бориса и Марии Гринов. Поводом для такого скоропалительного заключения станет заметка, появившаяся 10 июня 2008 года в одной московской газете:
“Тяжелые травмы получил в Москве 4-летний мальчик. Родители оставили ребенка на балконе без присмотра, и он упал вниз. По данным правоохранительных органов, 4-летний Алан (так звучит имя мальчика в сообщении – А.Э.) вместе с мамой жил в доме №11 корпус 2 на Бирюлевской улице. Женщина ушла готовить на кухню, а ребенка оставила в комнате, где был открыт балкон. Мальчик, по всей видимости, попытался забраться на перила и сорвался вниз, упав с пятого этажа. Ребенка доставили в больницу с тяжелыми травмами. Врачи зафиксировали у него переломы костей таза и бедра, тупую травму живота, закрытую черепно-мозговую травму и сотрясение мозга”.
Свои подозрения в злом умысле матери израильские газетчики построят на том факте, что по возвращении из Москвы Ольга объяснила тяжелые травмы сына не странным падением с пятого этажа, а автомобильной аварией, в которую они якобы попали в России. Возникнет версия о том, что и в небоскреб «Азриэли» в Тель-Авиве она привела Алона не за тем, чтобы тот порезвился  в игровом городке, а с целью «случайно» подтолкнуть его к краю крыши. А когда не вышло, повезла обреченного малыша на пляж.
Пока журналисты и читатели судили-рядили о причинах и обстоятельствах гибели детей в семьях Рон и Пизем,  Борисовой и Иегуды, трагически оборвалась жизнь еще одного ни в чем не повинного маленького человека. Репатриантка из бывшего СССР Регина Крючкова утопила своего 4-летнего сына Мишу в тазу: окунула мальчика головой в воду и держала, пока ребенок не захлебнулся. Затем вышла из ванной и сообщила потрясенным бабушке и дедушке, что у них больше нет внука. Затем подняла трубку, набрала номер “100” и спокойно произнесла: “Приезжайте. Я убила своего сына”.
Прибывшие по вызову полицейские и медики застали такую картину: мечущийся по дому пожилой хозяин, его жена, лежащая без сознания, и молодая женщина, пребывающая в странном оцепенении. А на диване – укрытое простыней маленькое безжизненное тело.
Со дня убийства Алона Иегуды прошло всего три дня. И это уже стало похоже на кошмар, овладевший Израилем...
В последовавших за смертью Михаэля Крючкова публикациях было все то же, что и в материалах о делах Рон и Борисовой: леденящие душу описания, полицейские «утечки», объяснения социальных работников, соседские сплетни. Проглядывали и намеки на безумную жестокость, свойственную, разумеется, не коренным израильтянам, а чужакам, «понаехавшим тут» из всяких Россий,  Франций и Эфиопий. Слабенько, но звучал и националистический мотив: надо, мол, еще проверить, что за еврейки эти русскоязычные детоубийцы, а Мари-Шарлотт Пизем и проверять нечего: гойка, то бишь француженка.
Не было в этом потоке лишь одного: сравнений.
Маленькая Роз Пизем пала жертвой нечеловеческого равнодушия, царившего в этой жутковатой семейке, где отец спокойно отбирает у сына жену, а мать смиряется с тем, что муж убивает ее дочь. (Кстати говоря, подозреваемый в убийстве – самый что ни на есть коренной израильтянин.) Роз мешала всем, и ее попросту выбросили из жизни.
Несчастного Алона Иегуду погубил болезненный комплекс вины, сведший с ума его мать. Точный диагноз, наверное, уже известен психиатрам, проводящим по решению суда обследование Ольги Борисовой в закрытом отделении лечебницы «Бейт Ха-Барбанель». От него будет зависеть приговор суда. Но одно понятно: не поспевавший за сверстниками Алон стал ей неугоден. И она избавила себя и мужа от «неудачного» ребенка.
А в семье Регины Крючковой ничего такого не было – ни запущенных душевных болезней, ни перебросок детей из Израиля в Европу и обратно, ни «снохачества», ни прочих, мягко говоря, странностей. Зато была непроглядная иммигрантская нужда и унизительная работа за гроши, от которой впору отупеть умом и ожесточиться сердцем.
Крючковы жили в Шхунат Шапиро – квартале бедноты на юге Тель-Авива. Наркомания, алкоголизм, грязь и хамство – вот приметы таких мест. Немногочисленные работающие перебиваются здесь случайными доходами от работы «по-черному», то есть без оформления. Большинство же прозябает на пособиях по безработице или удовлетворяется подачками социальной службы.
Регина, молодая миловидная женщина, работала на уборке чужого жилья не разгибая спины – по нескольку квартир в день, за 35 шекелей ($10) в час. Ее отец, 60-летний Борис Крючков, тоже соглашался на любую работу ради того, чтобы оплатить крохотную 1,5-комнатную квартиру, в которой проживали четверо взрослых и один ребенок: сам хозяин, его прикованная к постели жена, незамужняя дочка, взрослый сын и внук. Регина возвращалась с уборок и вставала на вечернюю, а то и ночную вахту – у кровати больной матери. Миша, как сейчас рассказывают соседи, допоздна играл на улице: дома было просто не до него.
Регине долго не удавалось устроить сына в государственный детский сад (частные матерям-одиночкам не по карману), где ребятишек держат хотя бы до четырех часов дня.  После долгих хождений по инстанциям ей удалось устроить Мишу в садик, патронируемый министерством соцобеспечения. Уход за детьми в таких учреждениях, как говорится, оставляет желать лучшего, ну а о воспитательной работе с детьми, живущими в трудных домашних условиях, и говорить смешно. Пусть родители-бедняки будут благодарны за низкую цену содержания.
Сейчас Регина также находится на обследовании в отделении судебной психиатрии. Врачам удалось выяснить, что некоторое время до убийства сына она без назначения врача принимала сильнодействующие психотропные препараты, прописанные ее матери. Домашние запоздало припоминают, что в последние месяцы  Регина вела себя странно, но они относили это на счет ее хронической усталости и женской неустроенности. Не обратили они внимания и на то, как много она говорила в эти дни о гибели Роз Пизем и Алона Иегуда, о которых узнала из газет и телепередач...
Именно на последнем обстоятельстве и заострили внимание израильские психологи и психиатры. Они живо объяснили обществу еще одну (кроме уже названных – звероподобной иммигрантской ментальности и мутноватой национальной идентификации матерей-убийц) причину трагедий этого лета. В газетах и на сайтах появилось коллективное письмо  160 членов Израильского союза детских и подростковых психиатров с призывом к средствам массовой информации прекратить публикацию подробностей об убийствах детей, чтобы не создавать модель поведения. Еще одним поводом для такого обращения стал резкий рост количества обращений родителей к врачам с жалобами на беспричинные приступы страха у детей, которые, видимо, экстраполируют трагедии в семьях Роз, Алона и Миши на себя. 
Итак, еще до судебных вердиктов, которые будут объявлены Рони Рону, Ольге Борисовой и Регине Крючковой, специалисты вынесли свой приговор прессе: «Ваша погоня за сенсациями стоит жизни беззащитным маленьким детям, уймитесь!»
Предположим, что в таком выводе есть некий здравый смысл, но дело все-таки не в ярких заголовках, крупных планах и завораживающих иллюстрациях. Обществу, в котором ни представителям власти, ни ответственным специалистам, ни просто окружающим нет никакого дела до «чужих» – будь то сами иммигранты или их родившиеся в Израиле дети, придется судить первых и хоронить вторых. Оно, кричащее сегодня об эпидемии «русского» («французского», «эфиопского» и проч.) безумия, само давно уже давно потеряло голову от своего агрессивного эгоизма и неодолимого желания поживиться за счет «понаехавших тут».
Пусть это не прозвучит как морализаторство, но надо бы тебе быть чуть добрее и совестливее, Израиль. Коли уж ты объявляешь себя очагом, у которого должен собраться твой народ - его здоровые или не очень, удачливые или не слишком, богатые или совсем нет, маленькие или большие дети.