Убиенная совесть
Культура
Недавно в Нью-Йорке завершился очередной кинофестиваль «В защиту прав человека», ежегодно организуемый манхэттенским Линкольн-центром при содействии международного комитета Human Rights Watch. В последний раз я была на нем в 2002 году, после чего посещать данное мероприятие сознательно перестала, пораженная его откровенной леволиберальной тенденциозностью. О фестивале нынешнего года прочла в газете, узнала, что на нем демонстрировались фильмы множества стран, при этом не было ни одной российской ленты. Помнится, на форуме шестилетней давности я удивлялась тому же, но от очередной дискуссии о стране, которую, что называется, ни умом ни аршином, есть смысл отказаться сразу. Тем более что российская тема на фестивале 2008 года все-таки прозвучала - болезненно и остро: швейцарский режиссер-документалист Эрик Бергкраут привез в США свою полнометражную ленту «Письмо к Анне», посвященную памяти журналистки «Новой Газеты» Анны Политковской. Ее гибель в зловеще символичный день - день рождения Владимира Путина 7 октября 2006 года - поставила еще один безысходный вопросительный знак на страницах самоновейшей российской истории. Приглашение на просмотр этой ленты я не принять не могла. И хотя в означенный день, как на грех, захворала, но благодаря сотруднику Линкольн-центра получила возможность увидеть фильм несколько позже. Это самое «позже» подтвердило прискорбную тенденцию: интерес к российским делам поувял и у публики, и у дистрибьюторов. На экраны США картина после единичных показов так и не попала. Но тогда, в июне, когда мы с Эриком Бергкраутом сидели и вели беседу в холле симпатичного манхэттенского отеля, надежда в голосе режиссера все-таки была...
- Скажите, Эрик, увидит ли фильм массовый зритель?
- Чудеса, конечно, бывают, но нечасто... Рассчитываю на понимание и вкус дистрибьюторов. «Письмо к Анне» уже демонстрировалось на германском телевидении, в Чехии работа удостоилась премии имени Вацлава Гавела, им же мне и врученной. Правда, престижный «Берлинале» от фильма в последний момент отказался, и он был показан вне программы. Европа нынче не ссорится с Кремлем: деньги и нефть оказываются существенней прав человека. Мое мечта, чтобы фильм увидели в России, будет, судя по всему, еще долго мечтой из области розовых...
- При том, что собственно повествование - очень лиричное, глубоко личное и совершенно не воспринимается как политическая прокламация... С нами говорят живые, пусть не всегда идеально красноречивые люди - Анна, ее подруга чеченка Зайнаб Гашаева, редактор «Новой Газеты» Дмитрий Муратов, дети Анны Илья и Вера, ее сестра Елена, бывший супруг Анны Александр, а также Борис Березовский, Александр Литвиненко... Людей сменяют откровенные манекены: чего стоит один генпрокурор Юрий Чайка, на которого нет Гоголя и Салтыкова-Щедрина.
- Спасибо зе лестные ссылки... Я очень люблю литературу, включая русскую, но не занимаюсь политикой. Меня интересуют вопросы мира и человека в мире. Первый мой фильм был вообще о монахах, живущих в уединенной обители: проблем взаимоотношений рядовых граждан с властью он касался менее всего... Интерес собственно к России пробудился во время встреч с Александром Солженицыным, когда тот еще находится в изгнании. Когда в СССР началась перестройка и к власти пришел Горбачев, я почувствовал буквально окрыленность: народу станет хорошо жить! Беда России в том, что власть в ней как-то особо демонстративно не уважает народ - чего не скажешь о Швейцарии с ее молодой демократией, где всенародно голосуют за любые малозначительные вещи... Я поехал в Москву, а потом и в деревню, где родился Горбачев. Самые простые сельские труженики радовались: пришел настоящий сильный лидер! И никто тогда не думал, каким унынием сменится вскоре эйфория.
- А как вошла в вашу жизнь Чечня?
- Встретил чеченских детишек, приглашенных одной из гуманитарных организаций на отдых и лечение в Швейцарию. Их опекала Зайнаб Гашаева, заведующая грозненским приютом для детей-сирот, она и стала прообразом героини документального фильма «Коко - голубь Чечни» - о группе женщин, снимающих зверства российско-чеченской войны. Я очень хотел, чтобы фильм не был тенденциозным, чтобы в нем прозвучал голос и русской стороны, причем на самом высоком уровне. Написал личное письмо Путину - и получил официальный ответ: у президента нет времени на встречу с вами... Но сказочно повезло сподобиться аудиенции с генпрокурором Юрием Чайкой. С Ахмадом Кадыровым, отцом нынешнего президента Чечни, удалось встретиться в Женеве. Человек Путина, он не стеснялся в выражениях, когда речь шла о России: «Ненавижу этих русских, будь они прокляты: на Чечне деньги делают!» Я сыграл под простачка, и на мой несколько провокационный вопрос, правда ли, что для того, чтобы попасть в рай, нужно убить сто пятьдесят русских, этот ставленник Кремля невозмутимо ответил: «Я не сказал «сто пятьдесят». Я сказал: чем больше, тем лучше!» Эти ли слова - не выразительное свидетельство, в каком тупике находятся отношения двух народов... Две чеченские войны - это одна огромная трагедия для воюющих сторон.
- В «Письме к Анне» отца уже нет, а сынок, новый президент Чечни Рамзан Кадыров, показан со злой иронией: это типичный восточный царек, тиран и самодур. Празднование дня его рождения снято вами откровенно сатирически. Как же вас допустили в святая святых - президентские покои?
- Думаю, что хозяин казался сам себе совершенством и не подозревал, что камера гостя-иностранца может что-то «подглядеть». Собственный имидж - это то, о чем меньше всего думала журналистка и правозащитница Анна Политковская.
- Каково было ваше первое впечатление от встречи с ней?
- Впервые мы увиделись в Москве. Политковская была очень занята, явно под прессингом незавершенных дел. Не хотела терять на необязательные разговоры ни секунды, но потом поняла, что я хочу знать правду, и перестала меня поторапливать. Это можно понять по характеру съемки: вот ее лицо крупным планом в кадре - как будто сидит напротив зрителя, вот начинает говорить - медленно, честно удивляясь тому, что еще ходит по земле. Вот не спеша идет по женевскому парку, постукивает каблучками... Она дала мне возможность делать работу серьезно. Я попросил: «Расскажи мне о себе - я пойму, кто ты!» Спустя некоторое время, когда Анны уже не стало, в кадрах появились новые люди, и сейчас я могу добавить: покажи мне своих детей, друзей, врагов - они расскажут о тебе не меньше, чем ты сама.
- Дети Анны Илья и Вера выглядят на экране, честно говоря несколько затравленно. Дочь, отвечая на ваши вопросы, нервически посмеивается, сын говорит скупо и явно многое недоговаривает. Как вы считаете, они боятся за свою жизнь?
- Извините за тавтологию: боюсь, что боятся.
- Продолжая вашу мысль: покажи мне своего бывшего мужа - я скажу, кто ты. Трудно ли вам было уговорить Александра Политковского дать интервью?
- Нет. При том, что это человек деморализованный, сломленный, давно ушедший в тень, он хотел говорить. Тридцать лет назад Александр Политковский, популярный телеведущий сверхпопулярной программы «Взгляд», блистал на экране. В это самое время его супруга Анна (оба они закончили факультет журналистики МГУ) сидела дома с маленькими детьми и буквально билась об стены... Потом она вернулась к любимой работе и мощно вырвалась вперед, а он словно поблек. Выходит, Анна была сильнее: он возвысился на гребне перестройки, на волне всеобщего подъема, когда новорожденная демократия еще была жива. А она пошла в наступление, когда вернулась тирания.
-Но трудно не согласиться с мыслью Александра о том, что невозможно постоянно жить на вулкане... С этим мнением солидарен и редактор «Новой Газеты» Дмитрий Муратов. Этот человек не боится показаться забавным, говоря, что иногда хотел бы оказаться заложником или беженцем - только бы Анна стала к нему добрей и внимательней, как к угнетенным... Скажите, не было ли у вас опасения, что кто-то из зрителей увидит в Анне образ человека несколько жесткого?
- Настоящая борьба за права человека - вообще дело жесткое. Что до образа Анны, то совершенным он быть не мог и не должен был. Я не снимал «совесть России», не стремился создавать образ-символ, потому что символы выше людей, при этом они - вещь неживая.
- Немецкая «Инопресса» не преминула выговорить вам: «Обвинительный тон картины вкупе с показом искалеченных солдат чеченской войны делает фильм несколько грубым...» И тут же - поучение: «Не было никакой необходимости давать в фильме прямое указание на то, что приказ убить Политковскую исходил с самого верха...» При том, что это перед камерой произносит Александр Литвиненко незадолго до своей смерти...
- Не надо было снимать Литвиненко, не надо намеков на Кремль, не надо Березовского... Можете удивляться, но знаменитая правозащитная организация «Эмнести Интернэшнл», когда-то так горячо защищавшая права человека, предъявила мне странные претензии. Это ее представители напрямую упрекнули меня за показ Березовского на экране, они же и заметили: «Мы не верим в то, что приказ об убийстве отдал Путин!» Что на это ответить? Не верить или говорить, что не верите, - дело ваше. Я не политик, но и не циник. У меня есть позиция, и позиция эта - мораль. Слушая многочисленные упреки в «неправильности» подхода к российским событиям, приведшим к убийству Анны, упреки в попытке судить о том, о чем не надо бы, я невольно вспоминал своего отца-еврея, бежавшего в войну из оккупированной Австрии. Вначале он попал во Францию, а оттуда - чудом, по фальшивой визе - в Швейцарию. Отец не раз вспоминал, что в самые тяжелые минуты многие друзья-неевреи отворачивались от него. Да, он, конечно, понимал, что не от каждого и не во всякое время можно требовать героизма... Истина не бог весть какая новая, но и не устаревающая: молчание тоже убивает. Вот, если хотите, мой политический манифест.
Интеллигентный швейцарец с мягким голосом - не политизированный, наивный, не верящий в рыночную экономику, ездил раз за разом во враждебную Москву, где иностранец с камерой уже давно не желанный гость, и завершил свой фильм о наивной и честной журналистке Анне Политковской, которая в страсти правдоискательства полностью забыла о себе.
Она оказывала помощь солдатским матерям, она носила воду заложникам Норд-Оста, она писала о деятельности чеченских отрядов, воюющих на стороне федералов, она расследовала коррупцию в Министерстве обороны... Она летела в Беслан, чтобы помочь вызволить захваченных террористами детей и была отравлена простым чайком на борту самолета. Тогда ангел-хранитель удержал ее на этой земле, но не надолго.
...И я пишу эти строки в наивной надежде на то, что кому-то в русскоязычной Америке история невинно убиенной российской журналистки Анны Степановны Политковской и фильм о ней (который можно будет найти разве что в интернете) окажутся небезразличными.
- Скажите, Эрик, увидит ли фильм массовый зритель?
- Чудеса, конечно, бывают, но нечасто... Рассчитываю на понимание и вкус дистрибьюторов. «Письмо к Анне» уже демонстрировалось на германском телевидении, в Чехии работа удостоилась премии имени Вацлава Гавела, им же мне и врученной. Правда, престижный «Берлинале» от фильма в последний момент отказался, и он был показан вне программы. Европа нынче не ссорится с Кремлем: деньги и нефть оказываются существенней прав человека. Мое мечта, чтобы фильм увидели в России, будет, судя по всему, еще долго мечтой из области розовых...
- При том, что собственно повествование - очень лиричное, глубоко личное и совершенно не воспринимается как политическая прокламация... С нами говорят живые, пусть не всегда идеально красноречивые люди - Анна, ее подруга чеченка Зайнаб Гашаева, редактор «Новой Газеты» Дмитрий Муратов, дети Анны Илья и Вера, ее сестра Елена, бывший супруг Анны Александр, а также Борис Березовский, Александр Литвиненко... Людей сменяют откровенные манекены: чего стоит один генпрокурор Юрий Чайка, на которого нет Гоголя и Салтыкова-Щедрина.
- Спасибо зе лестные ссылки... Я очень люблю литературу, включая русскую, но не занимаюсь политикой. Меня интересуют вопросы мира и человека в мире. Первый мой фильм был вообще о монахах, живущих в уединенной обители: проблем взаимоотношений рядовых граждан с властью он касался менее всего... Интерес собственно к России пробудился во время встреч с Александром Солженицыным, когда тот еще находится в изгнании. Когда в СССР началась перестройка и к власти пришел Горбачев, я почувствовал буквально окрыленность: народу станет хорошо жить! Беда России в том, что власть в ней как-то особо демонстративно не уважает народ - чего не скажешь о Швейцарии с ее молодой демократией, где всенародно голосуют за любые малозначительные вещи... Я поехал в Москву, а потом и в деревню, где родился Горбачев. Самые простые сельские труженики радовались: пришел настоящий сильный лидер! И никто тогда не думал, каким унынием сменится вскоре эйфория.
- А как вошла в вашу жизнь Чечня?
- Встретил чеченских детишек, приглашенных одной из гуманитарных организаций на отдых и лечение в Швейцарию. Их опекала Зайнаб Гашаева, заведующая грозненским приютом для детей-сирот, она и стала прообразом героини документального фильма «Коко - голубь Чечни» - о группе женщин, снимающих зверства российско-чеченской войны. Я очень хотел, чтобы фильм не был тенденциозным, чтобы в нем прозвучал голос и русской стороны, причем на самом высоком уровне. Написал личное письмо Путину - и получил официальный ответ: у президента нет времени на встречу с вами... Но сказочно повезло сподобиться аудиенции с генпрокурором Юрием Чайкой. С Ахмадом Кадыровым, отцом нынешнего президента Чечни, удалось встретиться в Женеве. Человек Путина, он не стеснялся в выражениях, когда речь шла о России: «Ненавижу этих русских, будь они прокляты: на Чечне деньги делают!» Я сыграл под простачка, и на мой несколько провокационный вопрос, правда ли, что для того, чтобы попасть в рай, нужно убить сто пятьдесят русских, этот ставленник Кремля невозмутимо ответил: «Я не сказал «сто пятьдесят». Я сказал: чем больше, тем лучше!» Эти ли слова - не выразительное свидетельство, в каком тупике находятся отношения двух народов... Две чеченские войны - это одна огромная трагедия для воюющих сторон.
- В «Письме к Анне» отца уже нет, а сынок, новый президент Чечни Рамзан Кадыров, показан со злой иронией: это типичный восточный царек, тиран и самодур. Празднование дня его рождения снято вами откровенно сатирически. Как же вас допустили в святая святых - президентские покои?
- Думаю, что хозяин казался сам себе совершенством и не подозревал, что камера гостя-иностранца может что-то «подглядеть». Собственный имидж - это то, о чем меньше всего думала журналистка и правозащитница Анна Политковская.
- Каково было ваше первое впечатление от встречи с ней?
- Впервые мы увиделись в Москве. Политковская была очень занята, явно под прессингом незавершенных дел. Не хотела терять на необязательные разговоры ни секунды, но потом поняла, что я хочу знать правду, и перестала меня поторапливать. Это можно понять по характеру съемки: вот ее лицо крупным планом в кадре - как будто сидит напротив зрителя, вот начинает говорить - медленно, честно удивляясь тому, что еще ходит по земле. Вот не спеша идет по женевскому парку, постукивает каблучками... Она дала мне возможность делать работу серьезно. Я попросил: «Расскажи мне о себе - я пойму, кто ты!» Спустя некоторое время, когда Анны уже не стало, в кадрах появились новые люди, и сейчас я могу добавить: покажи мне своих детей, друзей, врагов - они расскажут о тебе не меньше, чем ты сама.
- Дети Анны Илья и Вера выглядят на экране, честно говоря несколько затравленно. Дочь, отвечая на ваши вопросы, нервически посмеивается, сын говорит скупо и явно многое недоговаривает. Как вы считаете, они боятся за свою жизнь?
- Извините за тавтологию: боюсь, что боятся.
- Продолжая вашу мысль: покажи мне своего бывшего мужа - я скажу, кто ты. Трудно ли вам было уговорить Александра Политковского дать интервью?
- Нет. При том, что это человек деморализованный, сломленный, давно ушедший в тень, он хотел говорить. Тридцать лет назад Александр Политковский, популярный телеведущий сверхпопулярной программы «Взгляд», блистал на экране. В это самое время его супруга Анна (оба они закончили факультет журналистики МГУ) сидела дома с маленькими детьми и буквально билась об стены... Потом она вернулась к любимой работе и мощно вырвалась вперед, а он словно поблек. Выходит, Анна была сильнее: он возвысился на гребне перестройки, на волне всеобщего подъема, когда новорожденная демократия еще была жива. А она пошла в наступление, когда вернулась тирания.
-Но трудно не согласиться с мыслью Александра о том, что невозможно постоянно жить на вулкане... С этим мнением солидарен и редактор «Новой Газеты» Дмитрий Муратов. Этот человек не боится показаться забавным, говоря, что иногда хотел бы оказаться заложником или беженцем - только бы Анна стала к нему добрей и внимательней, как к угнетенным... Скажите, не было ли у вас опасения, что кто-то из зрителей увидит в Анне образ человека несколько жесткого?
- Настоящая борьба за права человека - вообще дело жесткое. Что до образа Анны, то совершенным он быть не мог и не должен был. Я не снимал «совесть России», не стремился создавать образ-символ, потому что символы выше людей, при этом они - вещь неживая.
- Немецкая «Инопресса» не преминула выговорить вам: «Обвинительный тон картины вкупе с показом искалеченных солдат чеченской войны делает фильм несколько грубым...» И тут же - поучение: «Не было никакой необходимости давать в фильме прямое указание на то, что приказ убить Политковскую исходил с самого верха...» При том, что это перед камерой произносит Александр Литвиненко незадолго до своей смерти...
- Не надо было снимать Литвиненко, не надо намеков на Кремль, не надо Березовского... Можете удивляться, но знаменитая правозащитная организация «Эмнести Интернэшнл», когда-то так горячо защищавшая права человека, предъявила мне странные претензии. Это ее представители напрямую упрекнули меня за показ Березовского на экране, они же и заметили: «Мы не верим в то, что приказ об убийстве отдал Путин!» Что на это ответить? Не верить или говорить, что не верите, - дело ваше. Я не политик, но и не циник. У меня есть позиция, и позиция эта - мораль. Слушая многочисленные упреки в «неправильности» подхода к российским событиям, приведшим к убийству Анны, упреки в попытке судить о том, о чем не надо бы, я невольно вспоминал своего отца-еврея, бежавшего в войну из оккупированной Австрии. Вначале он попал во Францию, а оттуда - чудом, по фальшивой визе - в Швейцарию. Отец не раз вспоминал, что в самые тяжелые минуты многие друзья-неевреи отворачивались от него. Да, он, конечно, понимал, что не от каждого и не во всякое время можно требовать героизма... Истина не бог весть какая новая, но и не устаревающая: молчание тоже убивает. Вот, если хотите, мой политический манифест.
Интеллигентный швейцарец с мягким голосом - не политизированный, наивный, не верящий в рыночную экономику, ездил раз за разом во враждебную Москву, где иностранец с камерой уже давно не желанный гость, и завершил свой фильм о наивной и честной журналистке Анне Политковской, которая в страсти правдоискательства полностью забыла о себе.
Она оказывала помощь солдатским матерям, она носила воду заложникам Норд-Оста, она писала о деятельности чеченских отрядов, воюющих на стороне федералов, она расследовала коррупцию в Министерстве обороны... Она летела в Беслан, чтобы помочь вызволить захваченных террористами детей и была отравлена простым чайком на борту самолета. Тогда ангел-хранитель удержал ее на этой земле, но не надолго.
...И я пишу эти строки в наивной надежде на то, что кому-то в русскоязычной Америке история невинно убиенной российской журналистки Анны Степановны Политковской и фильм о ней (который можно будет найти разве что в интернете) окажутся небезразличными.
